Многосказочный паша - Фредерик Марриет

— А что сталось с девицей, о которой вы сейчас говорили?

— Она попала в монастырь, до которого отсюда будет не более двух миль, где и умерла.

Что должен был я чувствовать, слушая все это! Бедная девушка! Я был причиной ее ранней смерти. Я погрузился в горестные размышления. И участь Церизы, как узнал я в Тулузе, была подобна участи Марии, Милая, бесценная Цериза!

— Гуккабак, — прервал его паша, — говорю тебе снова, что не хочу ничего более слышать о твоей Церизе, Она умерла — и довольно.

После всего слышанного не знал я, что мне делать. Я мог бы ясно доказать права свои на наследство, но боялся, чтобы не пришлось отвечать за смерть Марии. Но у меня не было в кармане ни одного су, и я решился не выпускать из рук наследства. Прежде брил я одного престарелого господина, который имел в городе некоторый вес и очень любил меня. Хотя прошло уже целых пять лет, как я убежал от отца, но все-таки надеялся найти этого господина еще в живых. Я решил посетить его. На вопрос мой, дома ли он, девушка, отворившая дверь, отвечала, что дома, и провела в тот же самый кабинет, в котором некогда убирал я его парик.

— Что вам угодно? — спросил меня старик, пристально глядя на меня в свои очки.

— Я желал бы, — отвечал я, — услышать ваше мнение насчет одного спорного дела по наследству.

— А после кого осталось это наследство?

— После господина Морепо, который недавно умер. — Как! Еще наследник? Милостивый государь, не угодно ли вам обратиться к другому, я уже обещал свое ходатайство одной стороне. Ах, как желал бы я, чтобы явился Франсуа! Бедняжка, если бы он знал, что его наследство достается посторонним.

Обрадовавшись тому, что меня ещё не забыли, я не почел за нужное скрываться долее.

— Я Франсуа, милостивый государь. Неужели вы не узнаете меня?

Старик встал, подошел ко мне и стал пристально всматриваться в мое лицо.

— Точно, — сказал он после долгого рассматривания, — точно, это он. Но, милостивый государь, где это вы пропадали столько времени?

— На вопрос ваш не могу отвечать удовлетворительно, но многое я видел, многое перенес.

— Но вы должны сказать это, если желаете получить наследство, то есть должны сказать это мне. Не бойтесь, Франсуа, долг наш слушать тайны других и хранить их; думаю, что знаю многое поважнее того, что вы откроете мне.

— Но, милостивый государь, если от этого зависит моя жизнь?

— Что ж? Ваша жизнь останется в безопасности. Если бы я высказал то, что знаю, то мог бы этим свести на виселицу половину Марселя. Садитесь и расскажите мне вашу историю.

Я чувствовал, что могу довериться старому знакомцу, а потому и начал рассказ о своих похождениях.

— Ну, Франсуа, — сказал он мне, когда я кончил, — представить перед судом права ваши на наследство не так-то легко. Советую вам переговорить с лицом, хлопотать за которое взялся я; постарайтесь получить от него половину или более. Я представлю ему вас ветреным молодым человеком, который хочет получить деньги для того только, чтобы поскорее промотать их. Если он согласится, то вы, без всякой опасности, получите порядочную сумму, а я угожу в одно время двум клиентам

Я принял это благоразумное предложение, и старый друг дал мне вперед несколько луидоров, чтобы я мог прилично экипироваться. Он советовал мне как можно меньше показываться на улицах и предложил остаться на время у него в доме. Я вышел от него, чтобы запастись приличной одеждой, а чтобы не быть узнанным, купил себе военное офицерское платье и другие нужные вещи и вернулся домой.

— Клянусь честью, это! костюм очень идет вам. Не удивляюсь, что мадемуазель де Фонсека влюбилась в вас. Право, опасно сводить вас и с моей хозяйкой: она так же молода и хороша собой Дайте мне честное слово не начинать никаких любовных интриг с бедной девушкой. Я люблю ее, как дочь свою, и не хотел бы, чтобы вы сделали еще и ее несчастной.

— Ни слова об этом, прошу вас, — отвечал я печально, — сердце мое погребено вместе с той, имя которой вы уже знаете.

— Хорошо, так ступайте же наверх и рекомендуйтесь ей сами. Меня ждут в приемной.

Я повиновался ему, и когда вошел в комнаты верхнего этажа, увидел там молодую девушку, которая сидела ко мне спиной и была занята шитьем. Услышав за собой шаги, она обернулась, и — кто представит мое изумление, мою радость — передо мной была Цериза!

— Святой пророк! — воскликнул паша. — Эта женщина воскресла из мертвых?

— Она и не умирала, Ваше Благополучие, и займет нас еще более, чем занимала прежде, если вы дослушаете до конца мою историю.

— Но надеюсь, что больше не будет вовсе любовных сцен.

— Кроме одной, которая будет следовать теперь, потому что после нее мы обвенчались.

Цериза взглянула на меня, вскрикнула и без чувств упала на пол. Я сжал се в своих объятьях, звал по имени, осыпал поцелуями.

Шум испугал старика, который незаметно вошел за мной и видел все.

— Клянусь честью, вы не слишком-то точно исполняете веши обещания! — воскликнул он.

— Друг мой, это Цериза, моя милая Цериза!

— Цериза де Фонсека?

— Да, да! Та самая девушка, которую столько времени я оплакивал.

— Ей-ей, Франсуа, вы очень счастливы на приключения, — сказал старик, вышел из комнаты и вернулся с большим стаканом воды. Цериза скоро пришла в себя и дрожала в моих руках. Наш общий друг, который рассудил, что он тут лишний, вышел и оставил нас одних.

Не хочу останавливаться на сцене, которая не имеет никакой занимательности для тех, кто покупает любовь готовой. Лучше приступлю к истории Церизы, которую рассказала она мне по моей просьбе.

— Позволь заметить мне, Феликс, или как иначе зовут тебя, обманщик? — сказала Цериза голосом, в котором были и упрек и шутка.

— Мое имя Франсуа.

— Хорошо. Итак, Франсуа, — но это имя уже не полюблю я так, как люблю прежнее, Феликс; только первое глубоко запало мне в сердце. Но обратимся к моей истории. Итак, позволь мне начать замечанием, которое знакомство с тобой и следовавшие за тем обстоятельства глубоко укоренили к моей памяти. К несчастью, те, которые, по их словам, стоят на высших ступенях света, имеют менее других свободы в предмете, более прочих составляющем счастье жизни: я говорю о выборе супруга, с которым женщина должна рука об руку совершать свое земное странствование; чем выше наше звание, тем менее властны мы в выборе, и в этом отношении последний поселянин во сто крат счастливее нас. Девушки, жертвы семейственных выгод, из монастыря идут прямо к алтарю. В то время, когда ты подоспел к нам на помощь, или, по крайней мере, мы так думали, потому что и до сих пор не могу я еще разобраться…

— И ваше мнение обо мне было справедливо, потому что я отдал свою последнюю одежду для вашего прикрытия.