Счастье среднего возраста - Светлана Алюшина

Вот эти три дня, ну два, Иван и постарается им обеспечить.

Казаки-разбойники, мать их!

Джипчик у мальчонок оказался не простым, а с навороченной системой безопасности и обнаружения — свое добро братки охраняют, как честные граждане — серьезно! Иван намеренно оставил это добро под подъездом. Информации у них на него никакой, по его расчетам, найти его они должны утром, если расстараются, если с ленцой, то к вечеру. Найти-то они найдут, но кто он, что он — извините!

А он их подсечет и поведет так плавненько, оставляя следочки — пионерская «Зарница» по полной программе на территории Москвы и Подмосковья с явно выраженными элементами спортивного ориентирования.

Два дня — при лучшем раскладе, три-четыре — при плохом. Буру будет очень сложно его прикрывать!

«А ведь Сашку втемную не поводишь — она все вычислит! Ее так просто, без объяснений по просторам родины не потаскаешь! Она поймет, сразу! — с уважением и даже некоей долей гордости за свою женщину подумал он. — Стоять! Какую такую свою? Никаких своих не было и не надо! Ты что, брат Гуров? Еще вопрос, кто кого водить будет! Ты ее просчитал? Вычислил? То-то и оно!»

Дела передуманы, по пунктам разложены, задачи поставлены, и вернулось то, от чего он сбежал — от себя, от Сашки, из постели.

Сознание, отвлеченное работой, ненадолго и далеко не совсем, выдало воспоминание в каждой клетке, в крови, того, что у них было и как! Вызвав мгновенную реакцию в области не прикрытого ничем паха почтительным вставанием под звуки гимна. Все его понимание ситуации и гнев начальства с неминуемым предупреждением только добавило желания.

«В постели с врагом», фильм такой был американский, о другом, правда, но название в тему. Вот только кто кому враг — он ей или она ему?

Что же такое с ним сотворила Александра Владимировна Романова?

Как она умудрилась незаметно влезть к нему под кожу, в мозги? А?

Он постоянно следил за ситуацией, за градусом накала и при всех своих желаниях и эротических фантазиях в ее адрес прекрасно отдавал себе отчет — нельзя! Может, позже, когда все прояснится — позволял он себе слабину или переводил в дурашливо незатейливый тон, поигрывая, предлагая «воздать герою». Но никакого сурьезу!

Да, пронеси, Господь! Не пронес!

Почему он расслабился? Почему позволил себе отпустить все на свете, даже больше, чем мог предположить?

Когда он ее обнял, в этом не было ничего сексуального, мужской заинтересованности, простое человеческое сочувствие маленькой и очень одинокой девочке. Почему, как случилось, что в мгновение — спичка, брошенная в лужу бензина, — это вспыхнуло, переросло в сметающее все желание без возврата и микроскопичной возможности вырваться?

Он не жалел! Пусть даже потом так по шеям получит, что мало не покажется, — не жалел!

Да найдите хоть одного нормального мужика в трезвом уме и твердой памяти, который может пожалеть о таком! Вот честное слово — все мечтают именно так! Чтобы потерять контроль, голову, чтобы чувствовать, что женщина отдается тебе вся, целиком, до потери сознания, и улетать вместе с ней, чувствовать это обоюдное растворение… Да господи боже мой!

Жалеть? Сейчас!

Другое дело, когда все взял, желательно, чтобы она еще не захотела взять и все остальное — тебя всего полностью, с потрохами, как человеческую единицу противоположного полу, теперь безраздельно принадлежащую ей.

Брать — да! Такое! Да, всегда, и сам все отдам, что имею в этот момент — в сексе, в неистовом откровенном единении, — все отдам, всего себя, и помру на тебе с радостью! За такое и помереть не жалко!

Но что после… Извини, это не мой поезд. К кому-нибудь другому — помоложе, менее циничному, менее свободному. А я старый холостяк.

М-да, от мыслей таких гордо поднятый было «флаг» пораженчески приспустился.

«Надо поспать. Пойти лечь рядом с ней и просто поспать, и контролируй свои руки, мозги и член, Ванечка!»

Просто поспать!

Санька спала в той же позе, в которой он ее оставил, — на спине, раскинув руки в стороны, заботливо прикрытая махровой простынею. Он улегся рядом, остановив себя, когда потянулся к ней неосознанно руками, обнять. Сашка перевернулась на бок, обняла его одной рукой за талию, вздохнула легонько во сне.

Он осторожно высвободился из-под ее руки, отодвинулся на самый край кровати, чувствуя, как закипает в нем раздражение.

— Гуров, — сонно пробормотала Сашка, — если ты еще чуть-чуть сдвинешься, то свалишься с кровати, а ты и так не совсем целый.

Он рассмеялся!

Да пошло оно все, хотя бы до утра!

И передвинулся к ней, и принял в свои объятья, сильно, крепко, с радостью освобождения, и поцеловал все синяки и разбитые губы.

— Спи! — приказал он ей шепотом.

Чувствуя, как на него снисходит такое умиротворение и спокойствие, какого не чувствовал миллион лет, может, никогда.

Что происходит?!

Как, каким невероятным образом эта Романова смогла снова ускользнуть?

Она уже была у него в руках!

И все! Все — дальше только своя империя, спокойное благополучие в роскоши — другая жизнь!

Как?! Почему?! Что это за мужик с ней, в конце концов?

Твою мать! Это невозможно, невозможно, но она снова исчезла!

Он не может без нее уйти! Он залез в такие дела, завязался с такими людьми, если он не исполнит свои обязательства!.. Смерть будет мечтой. Освобождением!

Он думал, старался изгнать панику, то и дело затапливающую мозг, конечно, он мог бы исчезнуть, но ненадолго, и жить, оглядываясь каждую секунду.

Зачем он ввязался в эти дела?

Деньги. Еще деньги, власть, неограниченные возможности, расширение сфер своего влияния.

Он сам подставился! Он не сможет дать обратный ход и выйти из дела! Это тот случай, когда никакие бабки не помогут. Он должен был уйти два дня назад — все было готово, продумано до мелочей и оплачено!

Но эта Романова! Сука!

Спокойно! Он все сделает, у него получалось много лет, получится и на этот раз!

Спокойно! Все необходимые действия по ее поиску предприняты. Надо только ждать!

Что же за мужик ее вытаскивает?

«Утро было добрым!» — как любила говорить одна из его любовниц, имея в виду ровно противоположное данному утверждению.

Иван проснулся с таким ощущением правильности и полноты жизни, которое и не помнил, когда его посещало. Он осознал, что обнимает, крепко прижимая к себе, спящую Сашку, закинув на нее ногу, в полной боевой готовности.

И запаниковал. Снова.

И стал осторожно, чтобы не разбудить, отстраняться от нее изо всех весьма резонных «нельзя».