Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Получила! Получила! — выпалила я.
Она даже головы не подняла:
— Что ты получила?
— Ленту. Можем начать уроки.
— А-а-а-а… — она потянулась и зевнула. — Хорошо. Завтра начнем.
— А почему не сегодня? — я не могла сдержать нетерпения.
— Я занята.
— Чем? Письмо пишешь?
— Доложу тебе, — фыркнула она, — что это очень важное письмо. Может быть, самое важное письмо в моей жизни.
— Ну да? Почему бы тебе его не напечатать? А я бы смотрела и училась.
— Нет, это личное письмо. Убирайся!
— Куда? Это моя комната.
Была моя. Когда-то.
— Ну, и моя тоже. Убирайся отсюда и возись в своих грязных лужах со своим ненаглядным дедушкой. Это ваше любимое занятие, да?
Отвратительный тон. Но в чем-то она права. Я сделала вид, что мне все нипочем, и с гордым достоинством ответила:
— Мы изучаем все. Природа едина, от пруда до далеких звезд.
Агги только фыркнула. Я изо всех сил старалась еще что-нибудь добавить.
— Ты, между прочим, ему тоже родня. Он твой… он твой… — я судорожно пыталась нарисовать в уме генеалогическое древо. — Он твой двоюродный дедушка.
Агги оторопела. Ясно, что ей это в голову не приходило. Наконец она додумалась:
— Только свойственник, а не кровный родственник.
— Все равно считается. Так что изволь говорить о нем с уважением.
Фырк-фырк.
На следующий день она вытащила свой драгоценный ундервуд из шкафа и поставила на стол. Вынула ленту и заправила мою, протащив ее через многочисленные штырьки.
— Смотри внимательно. Я повторять не буду.
Затем она заправила чистый лист бумаги и уверенно застучала по клавишам:
Южно-эфиопский грач увел мышь за хобот на съезд ящериц.
Я смотрела через ее плечо.
— А зачем это понадобилось грачу? И откуда у мыши хобот? Такого не бывает.
— Дурочка, это просто упражнение. В этом предложении есть по разу все буквы алфавита.
Я была в таком восторге, что даже не обратила внимание на оскорбление. И не стала указывать на то, что кое-какие буквы повторяются. Мы поменялись местами, и я села на стул. Она показала мне, как держать руки в «начальной позиции», а потом я начала печатать.
Ну, не вполне. Научиться печатать — дело долгое и занудное, совсем не такое чудесное, как я воображала. Я даже испугалась, что Агги раздумает со мной заниматься, но бояться было нечего. Она слово сдержала. Я занималась невероятно скучными упражнениями — все равно что гаммы на пианино, а она каждый день проверяла, как идут дела, и даже оценки мне ставила, как настоящая училка.
Мы начали с ыва. Такого слова нет. Рычаги с буквами то и дело перепутывались, и я проводила кучу времени, их распутывая — больше времени, чем, собственно говоря, печатала. Единственным — маленьким — удовольствием было звонкое «дзинь» в конце каждой строки — звоночек, который предупреждал, что край бумаги близок. Тогда надо было со всей силой тянуть рычаг и переводить каретку, чтобы опять оказаться в начале новой строки.
— Держи пальцы так, словно играешь на пианино, — миллион раз напоминала мне Агги. — Сгибай их, а не распрямляй.
Я горько жаловалась на эти упражнения, но только про себя. Я же сама все это придумала и заплатила немало, так что нечего жаловаться. Сама виновата.
Агги ворчала, что мои упражнения действуют ей на нервы. Ее можно понять. Я переставила стул и маленький столик в кладовку. Там я по полчаса в день била по клавишам. ЫВА. ЫВА. ЫВА. Наконец я перешла к АВЫФ. Какой прогресс! Постепенно мы стали печатать настоящие слова — куда лучше, но все же совсем не так увлекательно, как может показаться. Я печатала кот, и пол, и дом снова и снова, и мне уже хотелось орать. Это еще хуже, чем «Букварь Мак-Гаффи». Потом я перешла к мяч, пять, дядя. Мой левый мизинец был куда слабее остальных пальцев, а буква «я» так и лезла везде, попадалась чуть ли не в каждом предложении. Никакая фраза без нее не обходилась, так мне, по крайней мере, казалось. «Я» получались слабенькие по сравнению с другими буквами, и фразы выглядели рябыми и неровными. Но я старалась. И преуспела.
Как-то раз я настолько погрузилась в свои упражнения, что не заметила сгрудившихся в дверях кладовки братьев. Они глядели на меня во все глаза. Я подняла голову.
— Чего вам?
— Да ничего. Просто интересуемся, откуда такой шум.
— Мешает — закройте дверь.
Поначалу было так:
Клик…
Клик…
Клик…
Очень скоро уже так:
Клик… Клик… Клик…
Прошло еще немного времени и стало получаться так:
Клик-клик-клик. Дзынь! Бум!
Через пару недель я пришла к дедушке в библиотеку и сказала:
— Вам не нужно послать куда-нибудь письмо? А то я практикуюсь — печатаю на машинке.
— Ну, вот еще один гигантский шаг в новое столетие. Держи черновик, я как раз собирался его переписывать. Посмотрим, что ты сможешь сделать.
Я помчалась в свою «контору», заправила чистый лист бумаги в каретку. Замерла над клавишами — надо навсегда запомнить этот момент. Это уже не тренировка, это настоящая работа.
Уважаемый профессор Хиггинс,
В соответствии с Вашей просьбой посылаю вам несколько семян Vicia tateii. Покорно благодарю за присылку семян Vicia higgenseii, которые я получил на прошлой неделе. Семена прибыли в хорошем состоянии. Я надеюсь прорастить эти семена и впоследствии иметь возможность обменяться с Вами мнениями касательно сравнительной анатомии и физиологии обоих видов.
Искренне Ваш, Уолтер ТейтК счастью, я перечитала напечатанное, чтобы убедиться в отсутствии ошибок — и обнаружила четыре! Ужас, какая невнимательность! Первая настоящая работа, и такое безобразие. Я тщательно перепечатала письмо, два раза перечла и побежала в библиотеку.
Дедушка читал письмо, а я глядела ему через плечо. Он поставил свою подпись, промокнул чернила и объявил радостно:
— Чудесно! А еще совсем недавно мы общались друг с другом, выдавливая острой палочкой клинышки на мокрой глиняной табличке. Поистине наступает машинный век. Отлично сделано. Вот, — он сунул руку в жилетный карман, — небольшое вознаграждение за труды.
Я отпрянула.
— Нет, дедушка, не надо.
Я просто в ужас пришла — взять десять центов от того, который и так мне уже столько дал! Подарил мне новую жизнь. Открыл глаза на огромное царство книг, идей и знаний. На чудеса Природы, на науку. У любого другого я бы взяла десятицентовик, но только не у дедушки.
— Ни за что! Хотите, отнесу письмо на почту?
— Премного обязан, — дедушка вытащил из ящика стола конверт и марку. — А когда дни станут длиннее, мы с тобой высадим эти семена и посмотрим, что получится.
Я помчалась на почту. А потом в контору к доктору Прицкеру. Мне не терпелось похвастаться своими новыми умениями. Он был на какой-то ферме, так что я провела упоительный час, сидя на жестком стуле и читая о разнице в лечении лошадей от спазматических колик и от колик, вызванных газами.
Глава 23
Моя первая операция
В заключение замечу, что, на мой взгляд, для молодого натуралиста не может быть ничего лучше путешествия в дальние страны. <…> Путешествие, однако, доставило мне слишком глубокое наслаждение, чтобы я не посоветовал каждому натуралисту — хотя он не должен рассчитывать, что и ему посчастливится иметь таких же хороших спутников, каких имел я, — использовать все возможности и отправиться в путешествие по суше, если это возможно, а не то пуститься и в дальнее плавание.
Доктор Прицкер поначалу отнесся к идее печатать этикетки скептически, но, когда я ему продемонстрирована несколько образцов, сразу же переменил свое мнение.
— Выглядит профессионально, Кэлпурния. Нанимаю тебя на работу. Пенни за этикетку.
Может показаться, что это не так уж много, но доктор Прицкер был единственным ветеринаром на всю округу, и на него был огромный спрос. Он прописывал с десяток примочек, растворов и порошков каждый день. И на все нужны были этикетки. Я тут же подсчитала, что получится никак не меньше пятидесяти центов в неделю!
— Договорились! — я протянула доктору руку. Мы обменялись рукопожатием, что почему-то ужасно его насмешило.
Я печатала все лучше и лучше, делала все меньше и меньше ошибок и зарабатывала все больше и больше денег. Но проблема была в том, что машинка стояла дома, а ей бы стоять у доктора Прицкера. Я выработала систему: после школы мчалась к доктору, оттуда домой, печатала все этикетки и неслась обратно к доктору. Немного утомительно. Но что делать? Свою пишущую машинку мне не купить — они невероятно дорогие. Но может быть… может быть, можно взять напрокат?
Я подождала, пока Агги получит следующее письмо от Лампика и будет в хорошем настроении. Она сидела на кровати и штопала носок.