Через время, через океан - Анна и Сергей Литвиновы

И, конечно, меня такая злость разобрала! Ах, ты, думаю, дрянь! Звезда погасшая! Четыре года с тобой вожусь, нервы свои в Москве ненавистной ради тебя порчу, а ты со мной так!

И родился у меня план. Брошь забрать себе. Безо всякого завещания, просто из сейфа благо код мне давно уже удалось подсмотреть. Крестовская, знала, туда не лазит – куда ей сокровища-то такие надевать, стара уже. А саму балерину тоже извести... Аккуратненько. Я ведь ее уже давно как облупленную знаю. Еще два года назад выяснила, что она обычный хмель не переносит – сразу от него слабеет. А от ромашки у нее сердце начинает колотиться. А если цветки ноготков подавать – забывается, чушь всякую несет... Вот и буду ей подсовывать эти все неподходящие травки помаленьку. Месяца не протянет – умрет. И все чистенько, ни одно вскрытие не придерется.

И рука у меня не дрогнула. Брошь вытащила, спрятала в банковской ячейке. И начала потихоньку-полегоньку Крестовскую на тот свет отправлять... Совершенно для себя безопасно. Я ж теперь не убойными дозами действовала, как тогда с директором, когда ему настой арники стаканами давала, а помаленьку. И травы-то – всего лишь ромашка и хмель, они в состав любого успокоительного сбора входят. Из тех, что продаются в аптеках без рецепта. И главное, никто, кроме меня, не знает, что балерина ромашку, хмель да цветки ноготков не переносит. Только время надо, чтоб травы мои подействовали.

Я не сомневалась: доведу свое дело тихо-мирно до конца. Но тут мне не повезло. Припало старухе на своем дне рождения показать брошь этой Наде, невесть откуда взявшейся девице. Полезла она в сейф и обнаружила пропажу. И тут же Люську к себе требует, долго беседует с ней в кабинете... А когда они вышли оттуда – сразу на меня зыркает, подозрительно так... Но ничего не сказала Крестовская в тот вечер. Хотя я, конечно, поняла: угадала она, кто вор... И запаниковала я тогда дико. С одной стороны, доказательств-то никаких нет, никто не видел, как я в сейф лазила. И в квартире у Крестовской народу полно бывало, кто угодно ее ограбить мог, хоть та же Надя, хоть Влад... Но по тому, с каким видом Лидка с Люськой шептались, я поняла: обе они на меня думают.

И пришлось тогда идти ва-банк. Благо я метод знала, давний еще, проверенный. Аконит называется. Мало кто о нем слышал, а ведь он еще со времен Древней Греции известен. Такая легенда есть, будто появился аконит на свет благодаря двенадцатому подвигу Геракла. Когда вошел тот в ад, усмирил злобного пса Цербера и привел его с собой. И везде, где капала ядовитая слюна адова охранителя, вырастал удивительный цветок аконит.

Про растеньице это мне еще бабка моя рассказала. Что у нас в России все считают его ядом смертоносным, но на самом деле у цветка полезных свойств не счесть. В Тибете его даже королем медицины называют. Если употреблять его без разбора – то и правда можно погибнуть. А коли с умом – он от многих болезней вернейшее средство. И от артрита помогает, и от ревматизма, и от сердечных хворей. А уж раны, особенно гнойные, залечивает совсем волшебно. Сначала боль адская, но, коли ее перетерпишь, не смоешь его, любой фурункул прорывается, любая болячка в тот же миг подживать начинает.

Сама бабка, правда, аконитом не лечила. Говорила, и достать его трудно, только где-то в дальних краях он растет, и опасно – пациент умереть может, если дозировку неправильно вычислишь. Но я, когда травами серьезно занялась, аконит в своей коллекции заимела. Аж на речку Амур за ним ездила... И это средство мое помогало. И Левушке. И Крестовской – тоже. От артрита компрессы с ним делала, и для повышения жизненных сил настойку давала специальную: первый день по капельке, на следующий две, и так – до сорока. А потом, тоже в течение сорока дней, уменьшала дозировку – опять до одной капли... Не будь аконита – может, и не исцелила бы я балерину.

Но для себя я всегда помнила одну вещь... Правилом Арндта – Шульца называется. Что в низких дозах ядовитое вещество стимулирует жизненную функцию. По мере увеличения дозировки наступает ее угнетение. А дальнейшее наращивание приводит к смерти.

А у аконита моего любимого еще одно свойство есть, очень ценное. Я надеялась, конечно, что мне оно не пригодится но на всякий случай всегда имела его в виду. Если человек умирает от аконита – этого ни одно вскрытие не вычислит. Не остается он в крови. Только косвенные признаки присутствуют – прилив крови к сердцу, само сердце увеличено, зрачки у трупа сужены. Но только если это человек старый, все однозначно на сердечный приступ и спишут. Есть, конечно, риск, что проведут какое-нибудь очень точное исследование вроде спектрального анализа трупных тканей, но только что мне делать оставалось? Люська на пару с Крестовской ведь явно не сомневались, кто брошь взял... Мне оставалось только рисковать.

И тем же злосчастным вечером я домработнице аконитовой настойки в чай накапала. И все мне удалось: ее смерть списали на обширный инфаркт. И даже вскрытия, вот уж повезло, делать не стали.

Но оставалась еще балерина. До той пришлось подольше добираться. Она как чувствовала – никого не принимала... Но все же мне удалось на пару с Магдой к ней в комнату просочиться. У Магды-то был собственный интерес, она все пыталась у Крестовской на свой музей завещание выбить... Ну, а про мой интерес никто и не знал. Посидели мы вместе у постели нашей престарелой красотки, а потом я Магду на кухню за водой услала, а Крестовской, мне терять уж нечего, челюсть разжала и настойку в рот влила. У меня руки сильные, считай, всю жизнь в деревне прожила. Балерина даже пискнуть не успела.

И подействовал мой аконит точно так же, как и должен был. Крестовскую сразу в жар бросило, задышала часто, глаза кровью налились... А в этот момент Магда с кухни возвращается. Спрашивает испуганно: «Что это с ней?» Старушонка рот раскрывает, что-то сказать силится – только уже ничего не выходит. Аконит – он сначала возбуждает, а потом очень быстро парализует нервную систему и сердечные узлы. И речь пропадает. Раскрывает рыба рот – и не слышно, что поет...

Ну, я Магде и говорю: «Да ничего страшного, просто устала она. Наверняка уснет сейчас...» Крестовская и правда глаза закрывает и на подушки откидывается. Вроде как задремала. Магда – она ж не профессионал, не определит, что балерина, как врачи говорят, в терминальную стадию вошла... Может, еще и сумеет что-нибудь квакнуть перед смертью, но уже явно бессвязное. Мозг поврежден безнадежно.

...Но вскрытия в этот-то раз я ох как боялась. Хотя и написано во всей литературе, что смерть от аконита можно определить, только если есть указание на то, что погибший этот препарат выпил, – а все равно было страшно... Но только опять все мне с рук сошло. У меня как гора с плеч упала, когда я узнала, что тело покойной Егору Егоровичу выдали, и он его, выполняя волю Крестовской, быстренько огню предал. Все, концы в воду! А что Магда всю эту возню вокруг убийства развела – это мне даже на руку было. Подозревала-то она одного человека, и исключительно домоправителя! Ну, и пусть он в тюрьму отправляется, мне не жаль!

Не ожидала я, что Магда настолько настырной окажется. Вроде бы ясно все: убийца – Егор. Погубил балерину ради роскошной квартиры. Прокуратура начала проверку. А Магда все никак не успокоится, продолжает копать. Да еще и молодняк этот, Надьку и Влада, в свои игры втянула. А они-то поумнее ее будут. Могут и догадаться, что к чему...

Только не такие уж они оба оказались и умные. Надечка, библиотекарша наша, хотя и защищала Егорыча, а документ против него все равно подписала. Ну, а у Влада другая забота. Он ведь на брошь – мою! – тоже нацелился. Сначала у балерины ее пытался выцыганить, потом – разыскивал... Да и Магда вроде бы потихоньку успокаиваться стала... А в то утро злосчастное, когда я полы, как положено, в Доме искусств мыла – вожу тряпкой около Магдиного кабинета и вдруг слышу, как она по телефону с кем-то разговаривает. Возбужденно так, в своей манере: «Да вы что? Неужели правда?.. В ее крови обнаружили аконит?!»

Я, конечно, остановилась, замерла. Слушаю дальше. К косяку дверному ухом прижалась – Магда тон сбавила. И повторяет тихонько за своим собеседником: «Да-да, я понимаю... Улики косвенные... Но вы точно уверены, что это аконит, а не что-то другое?.. Не белладонна, например?»

Ну, тут у меня сразу душа в пятки. Потому что Магда – та ведь знала как раз, что я Крестовскую аконитом лечу... И вдруг кто-то ей говорит, что аконит, возможно, причиной смерти стал...

Терять мне было нечего. Я тут же в подсобку, там у меня, среди прочего инвентаря, нож имелся. И в кабинет к своей, так сказать, подруге... А она с кем-то опять по телефону беседует. Увидела меня – побледнела, быстренько разговор свернула. Смотрит так затравленно – нож в руке моей увидела. Но говорит презрительно, будто и не боится: «Я-то думала – ты ее лечишь. А ты ее травами своими, оказывается, убивала...»

Ну, я как заору: «Да что бы ты понимала! Не убивала я ее и не убила бы никогда! Крестовская сама виновата!» И требую: «С кем ты сейчас говорила?» А Магда бесстрашно так отвечает: «С медицинским экспертом я говорила. И он мне сказал, что трава твоя, аконит, Лидочку и погубила. Все теперь я знаю. Как ты могла?! Я тебя человеком считала. А ты, оказывается, тварь».