Чёрный Легион: Омнибус - Аарон Дембски-Боуден

Было бы ошибкой полагать, что здесь сила Императора сражается с армиями Четырех Богов. Это не борьба порядка с хаосом, не что-то столь примитивное, как «добро» против «зла». Все это психическая сила, сталкивающаяся в недолговечной муке.

Большая часть Лучезарных Миров необитаема, она сгинула в смертоносной схватке противоборствующих психических энергий. Армии огненных ангелов и созданных из пламени проекций ведут войну против всего, что окажется у них на пути. Мы называем эту область Огненным Валом. Разрыв Авернуса был столь ценен из-за своего маршрута, а не конечной точки. Он пересекал системы, навеки выбеленные и лишенные жизни Огненным Валом, и выводил к более спокойным Лучезарным Мирам за его пределами. Эти звездные системы купались в психическом свете, но не горели в нем.

Проходят целые века, а в этом регионе не появляется ни одного корабля, поскольку для нас это всего лишь очередной пример проявления духовных энергий в видах, которые едва ли в силах контролировать смертные. Механикум не раз пытался использовать духи Нерожденных, связанные с тайными телами-машинами, чтобы составить постоянно меняющуюся, эволюционирующую карту Лучезарных Миров. Эти старания дали представимый плачевный результат.

Создание, именующее себя Царственным, являлось еще одним аспектом силы Астрономикона. Не имеющая сознания волна психической мощи, проявившаяся не в виде света, пламени или мстящего ангела — просто святой, совершающий личное паломничество. Вурдалак, поднятый из беспокойных грез Императора. Признаюсь, меня нервировала его учтивость. Я ожидал ярости и огня, а не этого странного отголоска человечности.

— Зачем вы пришли? — вопросило создание. — Зачем плывете навстречу ветру хора Императора? Для вас здесь ничего нет. Ваши души кормятся завоеванием и жаждой крови. В этих волнах нечего завоевывать. Там нет ничего, что может истечь кровью.

По всему стратегиуму мутанты и люди из экипажа продолжали отшатываться, съеживаться и кричать после слов аватары. Цах`к стоял вместе с группой своих бойцов мостика, они целились из своих старинных лазерных ружей в призрака на моем троне. Я видел, что у него из ушей течет кровь. Он отфыркивал на пол кровавую слизь из звериного рыла, однако винтовка ни разу не опустилась.

Когда я посмотрел посредством чувств Цах`ка, стала ясна причина его ран. Он видел нематериальную ауру света, которая колыхалась, словно отражение солнца в поверхности океана. Вместо голоса Солнечного Жреца он слышал вопли жертвенных псайкеров, скармливаемых духовной машине Императора.

Я разберусь с этим существом, — отправил я импульс смотрителю. Оставайтесь на месте.

— Ты причиняешь вред моему экипажу, — обратился я к Солнечному Жрецу. — Эти смертные не в силах понять твоих слов, а твоя сила ранит их.

— Я явился как Глас, не как Военачальник. Я не имею цели причинять вред.

У него не было оружия, и я не ощущал в его разуме никакой ненависти. Он не питал к нам ничего, кроме бесстрастного интереса. Для него мы были диковинками, всего лишь проблесками бесплотной жизненной силы. Золотая маска повернулась, неторопливо описав дугу, и оглядела каждого из нас перед тем, как ответить.

— Что привело вас к свету Императора здесь, на берегах Ада?

— Пророчество, — произнес Леор.

— Верность, — поправил я его.

Царственный огладил пальцами подлокотники моего трона, обратив к нам свое страдальческое металлическое лицо. Голос существа стал мягким и почтительным.

— Мой долг просить вас повернуть назад, и потому я прошу об этом еще раз.

Мы переглянулись. Мы, воины нескольких соперничающих Легионов, не понимали слов духа.

— Почему? — спросил Телемахон. Безмятежная маска его лица была полной противоположностью лику сокрушающей боли Солнечного Жреца. — Чем мы опасны тебе?

— Вы не опасны мне, ибо я лишь проигрыш в Песне. Вы опасны Певцу.

— А если мы не повернем назад? — поинтересовался Леор.

— Тогда в следующем стихе Песни будут не мудрость и милосердие, но огонь и ярость. Они придут — не сейчас и не вскоре, однако в свое время и в великих силах. Судьбе, которую вы стремитесь устроить, нельзя позволить осуществиться.

На меня нахлынули волны заинтересованности Ашур-Кая. Его восхищение делало их практически лихорадочными.

Хайон, он знает будущее. Это создание — сосуд подлинного провидения. Его необходимо связать!

Нельзя связать осколок силы Императора.

Мы должны попытаться!

До того момента меня никогда не беспокоило уменьшение силы моего бывшего мастера. Он всегда жаждал любого обрывка провидческих озарений, какой только мог прижать к груди, однако я впервые засомневался в его собственных способностях видеть сквозь дымку возможных будущих. Он не смог предупредить меня о засаде в сердце шторма, но я не обратил на этот недостаток особого внимания. Прорицание — ненадежное искусство, и даже те, кто утверждает, будто видит будущее, не могут сойтись касательно маршрута событий, ведущих к нему. После его неожиданного отчаяния та неудача вдруг вызвала острое сомнение.

За последние годы его собственные видения становились все более беспорядочными и редкими. Он слабел по мере хода времени в Империи Ока? Могло ли быть так, что он искал опору для укрепления своих угасающих сил?

Мы приблизились. Похолодевшие от заявлений Солнечного Жреца руки нащупывали оружие в кобурах. Телемахон стоял слева от меня, Леор справа, а Гира кралась, припав к палубе и прижав уши к песьему черепу. Восседающий на троне призрак пребывал в рассеянности, его заворожило нечто невидимое и неслышимое для всех нас.

— На каждого из вас есть стих и припев в Песне, исполняемой устами Хора Императора. Предупреждения о возвышении, о пробуждении, об убийстве и огне меж звезд. Такими вы намерены стать? Орудиями разрушения? Проклятием Человечества?

— Человечество уже забыло, кто мы такие, — сказал Телемахон. — Мы изгнанники. Просто сказки, которыми пугают детей, чтобы те слушались.

— Я прошу вас повернуть назад, — повторил Солнечный Жрец. Его золотое лицо покрывали смазанные пятна отраженного сияния красных осветительных сфер мостика.

— Этого не будет, — ответил я. Братья, к оружию.

Телемахон не стал обнажать мечи, а вскинул свой болтер. Он прицелился, с хрустом ударив оружием о наплечник. Цепной топор Леора взвизгнул. В моей руке был привычный вес Саэрна.

Прекратите эту агрессию! — пришел импульс от Ашур-Кая. Это создание-провидец. Мы должны связать его. Должны поучиться у него.

Вместе с бременем очередного требования внимать неначертанному будущему, а не претендовать на свободу принимать собственные решения, на меня нахлынуло раздражение. Ашур-Кай. Саргон. А теперь этот выходец с того света.

Ашур-Кай, это мой корабль. Я не прислушиваюсь к капризам призраков.

Нет? Его горечь практически переходила в мольбу. Исключительно к капризам чужих и демонов.

В первую очередь я помню глаза Солнечного Жреца. Взгляд, который должен был быть безжизненно-металлическим, в изобилии содержал в себе эмоцию, выполненную в холодном золоте. Он боялся. Боялся нас. И впрямь — он явился в безвредном обличье лишь для того, чтобы его встретили убийцы. Это было не воплощение мощи Императора. Всего лишь отчаянный последний глоток воздуха умирающего. Чтобы говорить от имени Императора, психический суп породил жестокого и трусливого посланца.

— Ты бы уничтожил нас, если бы мог, — с вызовом сказал я ему, — но мы миновали Огненный Вал. Ты можешь только швырять на корпус горящих Нерожденных, а когда это не срабатывает — прибегать к просьбам. А теперь взываешь к нашей морали? Призрак, ты проповедуешь умеренность не той аудитории. С чего нам поворачивать назад? Что ждет нас тут? Что ты пытаешься помешать нам сделать?

Одеяние медленно колыхнулось, и дух поднялся с моего командного трона. Мы с Телемахоном крепче сжали оружие, приготовившись. Пистолет Леора дернулся, издав раскатистый грохот, на расстоянии чуть более полуметра от моего правого уха. Болт попал восставшему мертвецу в грудь, разметав по моему трону грязные куски ткани и внутренности.

Нет! — раздался с наблюдательного балкона у нас над головами безмолвный голос Ашур-Кая. — Кровожадный негодяй!

— А ну-ка сядь на место, — ощерился Леор на призрака. Несмотря на пробитую в груди дыру, Солнечный Жрец не упал. Его тонкие пальцы заметно задрожали. Под кожей на руках потемнели вены. Металл лица начал тускнеть и ржаветь, старея у нас на глазах.

— Вы — погибель империй, — сказал нам дух, стоя и распадаясь. — Вы станете концом Империума. Этого ли вы желали для себя, когда детьми впервые взглянули на ночное небо своих родных миров?