Насущный хлеб сражений. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США - Кэшин Джоан Э.

Илл. 7. Дом Джона Майнора Боттса. Библиотека Конгресса США

Другие офицеры-мятежники давали понять, что согласны с Хиллом, и открыто игнорировали действия южных судов, если те пытались привлечь их к ответственности. Как известно, судебная система Конфедерации была очень несовершенной. Правительство так и не назначило Верховный суд, который служил бы последней инстанцией в юридических разбирательствах, хотя этот орган был упомянут в Конституции, так что местным судам и судам штатов приходилось рассматривать споры между армией и мирным населением самим. В ноябре 1863 года полковник Уайетт Эйкен игнорировал постановление верховного судьи штата, согласно которому он не имел права занимать дом и таверну в Мейконе, Джорджия, для устройства лазаретов. Владелец этих зданий (мистер Маклин или Маклейн) подал на полковника в суд, и судья О. А. Локрейн принял его сторону, заключив, что закон не дает основания для использования зданий, принадлежащих частным лицам. Локрейн, иммигрант из Ирландии, поддерживал Конфедерацию, однако полагал, что полномочия армии тоже не безграничны. Эйкен наотрез отказался выполнять его решение. В ответ он напечатал в местной газете, что раненым конфедератам требовался кров и что после отбытия солдат планировалось выплатить владельцу компенсацию. Занять дом было «необходимостью», и он имел право сам решать, как и когда использовать частную собственность. Самоуправство Эйкена было всего лишь проявлением общепринятой практики. В повседневной жизни поведение армии мятежников практически ничем не ограничивалось[321].

Разрушенный дом

Такое поведение было поистине шокирующим для большинства мирных жителей – в особенности для женщин, которым было крайне тяжело перенести вторжение в пространство дома. Когда весной 1863 года солдаты Конфедерации ворвались без приглашения в один луизианский дом, в котором могли скрываться уклонисты, они обложили руганью всех его жителей, включая женщин, возражавших против их присутствия. Некоторые жительницы региона неохотно признавали, что чем дольше длилась война, тем меньше значили гендерные условности. Присцилла Бонд, жена плантатора из Луизианы, описала зло, которое причиняли солдаты армии Севера – выгоняли мирных жителей на улицу, занимались мародерством, грабили под дулом пистолета, – но при этом она отдавала себе отчет в том, что жители пограничных штатов испытывали точно такой же страх по отношению к солдатам армии Юга[322].

Некоторые сторонники Конфедерации постепенно приходили к выводу, что две противостоящие друг другу армии практически не отличались друг от друга. Мало-помалу общество привыкло ассоциировать солдат-мятежников с грабежом и мародерством. Эдмунд Раффин, эксцентричный плантатор, который до 1860 года выступал за сецессию, глубоко разочаровался в армии Юга. Он родился в Виргинии и владел там обширными землями. В сражении за форт Самтер Раффин в буквальном смысле выпустил свою первую пулю. Однако после 1861 года по его виргинским владениям постоянно маршировала то одна, то другая армия. Весной 1863 года, когда несколько его домов оказались повреждены, он решил, что конфедераты оказались такими же грабителями, как и янки. К такому же выводу пришел Дэвид Дедерик, когда обе армии прошли по его плантации в Теннесси и ограбили его дом. То, насколько опасными могли быть солдаты Юга, можно понять из истории У. А. Уизерса. Награжденный почетным званием «полковник» шестидесятилетний коммерсант, он не владел рабами и жил в одиночестве в богатом особняке в пригороде Джексона, Миссисипи. В июле 1863 года, когда вокруг его дома шло сражение, Уизерс погиб – скорее всего, его убила шальная пуля, – а во время своей эвакуации конфедераты сожгли его дом[323].

Этика коммунализма, составлявшая до 1861 года неотъемлемую часть культуры белого Юга, какое-то время продолжала существовать – во всяком случае, в отношении жилища. Когда, не успев достроить новый дом в Южной Каролине, отец Эдди Паттерсона присоединился к армии Конфедерации, строительство закончил его сосед. Многие мирные жители искренне жалели тех, кто остался без крова, и старались помочь своим ближним. Так, в окрестностях Рэймонда, Миссисипи, некий врач бесплатно предоставил свой комфортабельный дом друзьям, вынужденным бежать от приближающейся армии США. В мае 1863 года в Луизиане мать четырех детей пыталась спрятаться от янки и обратилась за помощью к своей соседке Ребекке Уэдли (матери Сары Уэдли). Хотя у миссис Уэдли тоже была семья, она все равно не смогла отказать той[324].

Однако у коммунализма имелись свои пределы – как в отношении провизии и древесины, так и в отношении дома. В начале военных действий местные пожарные пытались тушить подожженные солдатами постройки, однако горящих зданий было слишком много. Перед лицом разгорающейся войны великодушие быстро иссякло, то же самое случилось с доброй волей. К своему ужасу, беженцы далеко не всегда получали помощь от знакомых, друзей и даже родственников. Некоторым мирным жителям пришлось столкнуться с вездесущей жаждой наживы. Так, одна семья сначала разрешила своим друзьям жить в их доме бесплатно, а потом, чтобы иметь возможность сдавать освободившиеся комнаты за деньги, неожиданно сообщила, что они должны съехать. Как сказала миссис К. М. Стейси, одна из ненадолго получивших приют жильцов, «в наши дни едва ли можно кому-то верить». По мере того как распадались добрососедские отношения, белые южане начали разбирать не тронутые армией заброшенные дома, с тем чтобы раздобыть себе строительных материалов[325].

В ходе войны оказались уничтожены многие городки Юга, причем найти однозначно виноватых в этом невозможно. Война унесла множество крошечных поселений в Восточной Виргинии, так что весной 1863 года перед путешественником представало подобие лунного пейзажа, где на протяжении многих миль не было видно ни домов, ни людей – только размокшие дороги. В других местностях региона в руинах лежали целые города. Так, весной 1862 года Москва, штат Теннесси, была небольшим процветающим городом, но к следующей весне там практически не сохранилось целых домов. К лету 1863 года, за два года военных действий, от Сентревилла, Виргиния, осталось всего несколько зданий, за которыми возвышались брошенные армией Юга форты. В одной из газет Конфедерации уничтоженные дома назвали «делом рук Поупа», однако на самом деле в разрушениях были виновны обе армии. 1864 год принес с собой еще больше подобных метаморфоз, доведя тем самым гражданское общество до переломного момента[326].

Глава 6

Переломный год

С началом 1864 года борьба за ресурсы между солдатами и мирными жителями достигла своего апогея. Военный конфликт тоже усилился. В наступившем году северянам предстояло начать несколько кампаний на различных театрах военных действий: Улисс С. Грант должен был попытаться взять Ричмонд и уничтожить армию Роберта Э. Ли, Филипп Шеридан отправился в Виргинскую долину, а Уильям Т. Шерман выдвинулся в сторону Атланты. Помимо этого, в регионе полыхали сотни локальных конфликтов, и все это способствовало уничтожению огромного количества ресурсов. Никаких новых официальных постановлений больше не появлялось, но кое-что из первых лет войны нашло свое продолжение. Нейтральные мирные жители по-прежнему старались держаться подальше от конфликта и, по возможности, не помогать ни одной армии. Военные и гражданские сторонники противоборствующих сторон по-прежнему спорили о причинах войны: об этом, например, зашла речь в семье Рэйвенелов, плантаторов из Южной Каролины, когда в их доме остановился капитан армии США Эндрю Кертис. Но подобные горячие споры, которые так часто случались в начале войны, к 1864 году как будто притихли. Слишком много было пролито крови, слишком много уничтожено ресурсов[327].