Обретение ада - Чингиз Абдуллаев

— Мы взяли именно этот вариант, — ответил Леонов, уже понимая, почему его так расспрашивают.

Он собрал документы в папку и сделал движение, словно собирался встать и уйти.

— Может, нам продумать еще один вариант, — вдруг задумчиво, словно для себя, сказал Крючков.

Леонов замер. Повернулся и посмотрел на генерала, которого знал уже не первый год.

— Мы продумаем разные варианты, — сказал он, глядя в глаза Крючкову.

— У меня есть точные данные. Американцы разрабатывают планы ликвидации СССР и КГБ[6].

— впервые в жизни нарушив собственные принципы и правила, сказал Крючков. И хотя он знал генерала Леонова много лет, он не сказал, откуда и от кого получил эти точные данные. Он и без того сказал слишком много.

Леонов все понял. Он работал в первом главном управлении и вместе с Крючковым получал сведения о вербовке Циклопа. Это был один из самых больших секретов советской разведки. Но даже здесь, в кабинете председателя КГБ, они не стали называть имени агента и его клички. Это было строжайшее табу, и оба генерала знали правила игры.

Леонов знал, что Крючков несколько раз направлял докладные записки в Политбюро, выступал на закрытом заседании Верховного Совета СССР. Но ему не верили. Запущенная антипропагандистская кампания, питаемая к тому же многолетней подспудной ненавистью к КГБ, не позволяла многим депутатам трезво прислушаться к мнению Крючкова. Для многих само имя Крючкова было синонимом мощного карательного аппарата, так долго и безжалостно подавлявшего все возможные попытки свободомыслия. И ему просто не верили, считая, что он, проведя столько лет в КГБ, болен обыкновенной болезнью «шпиономании».

— На всякий случай, — Крючков говорил словно для себя, — сделайте несколько вариантов введения чрезвычайного положения.

Леонов все понял. Поднявшись, он пошел к дверям. Входя, обернулся.

Крючков, сидевший за столом, казался каким-то особенно постаревшим и осунувшимся, словно впервые в жизни совершил акт предательства.

Берлин. 27 января. Восточная зона

Волков поднял с постели двух своих сотрудников, приказав им быть у него в пять часов утра. Он проверил личное оружие. Срочный запрос позволил определить, что Софи Хабер жила одна. Она развелась с мужем четыре года назад, а единственная дочь жила в Лейпциге у бабушки. Фрау Хабер было тридцать девять лет, она была программистом и работала на КГБ уже с тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.

Для себя полковник Волков твердо решил, что не остановится ни перед чем, но найдет документы погибшего Валентинова. Именно поэтому он приказал своим сотрудникам взять оружие и быть готовыми к любым неожиданностям. Оба офицера военной контрразведки, подчинявшиеся Волкову, конечно, не знали, зачем и куда они едут в такую рань. Но в организациях подобного рода вопросов начальству не задают. Там просто исполняют приказы. Любые приказы.

Они выехали ровно в пять десять. А уже через пятнадцать минут были на месте. Фрау Хабер жила в многоэтажном доме на окраине города, на четвертом этаже, в двадцать шестой квартире. Когда они подъехали к дому, Волков приказал одному из офицеров оставаться внизу, а сам со вторым поднялся наверх. Его сотрудники всегда ходили в штатском и умели говорить по-немецки. Поднявшись наверх по лестнице, Волков осторожно огляделся и позвонил. Никто не ответил.

Тогда он позвонил еще раз, настойчивее прежнего. Наконец а дверью послышались осторожные шаги.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Здесь живет фрау Хабер? — спросил вместо ответа Волков.

— Да, это я, — женщина открыла дверь. На пороге стояла среднего роста белокурая женщина в розовом халате. Волосы коротко подстрижены. Голубые глаза глядели тревожно, но без особого испуга.

— Мы из советской военной части, — достаточно тихо сказал Волков, чтобы его услышала только хозяйка, — вы разрешите войти?

— Да, конечно, — посторонилась женщина. Полковник шагнул в квартиру и попридержал идущего за ним сотрудника.

— Подожди меня здесь.

И, войдя в квартиру, запер дверь. Женщина прошла в гостиную, села на диван, приглашая незваного гостя сесть в кресло, стоявшее напротив. Волков осторожно прошел и опустился в кресло.

Женщина взяла сигареты с тумбочки, закурила, — Что случилось? — спросила она.

— Вы работали на КГБ? — спросил Волков. Женщина ничего не сказала.

Только удивленно взглянула на своего гостя:

— Кто вы такой?

— Я из военной контрразведки, — сказал Волков, — расследую причины смерти вашего бывшего резидента, убитого в Праге.

Женщина взглянула на него.

— У вас есть документы?

— Конечно, — недовольным голосом ответил Волков. Он все-таки надеялся, что до этого не дойдет.

— Покажите, — предложила женщина, — я не могу разговаривать на подобные темы с незнакомыми людьми.

«Дура», — подумал Волков, но удостоверение из кармана достал и передал его хозяйке.

Та внимательно посмотрела. Кивнула, возвращая.

— Что вам нужно, полковник?

— Документы, — улыбнулся Волков. — «Лучше бы она не смотрела документы, — снова подумал он, — теперь ее участь решена».

— Какие документы? спросила женщина.

— Которые вам оставил резидент Валентинов. Вы ведь должны были лететь к нему в Прагу, но затем вернули свой билет, узнав о его смерти.

Женщина по-прежнему молча курила. Затем решительно раздавила окурок в пепельнице.

— Для этого не стоило врываться ко мне так рано, — сказала она наконец, — конечно, у меня оставались некоторые бумаги вашего резидента. Но я должна была передать их только сотруднику, который скажет пароль. А вы знаете пароль, полковник?

Волков стиснул скулы.

— Где документы? — свистящим шепотом спросил он.

Она молчала, видимо, начиная о чем-то догадываться.

— Отдавай документы, сука, — по-русски сказал Волков.

Теперь она начала понимать. Женщина открыла рот, чтобы закричать, и именно в тот момент он метнулся к ней, зажал ей рот. ;

— Молчать, — сказал он грубо, — где документы? Женщина смотрела на него, широко раскрыв глаза. Внезапно извернувшись, она укусила полковника за ладонь и левой рукой сильно ударила ниже пояса. От неожиданности он на секунду замешкался и отпустил женщину. Она вскочила и бросилась к дверям. Он хотел броситься за ней, но, споткнувшись о столик, упал.

— Проклятье, — прорычал он.

Она успела добежать до дверей, даже открыть их, но, увидев на лестничной клетке офицера, пришедшего с полковником, чисто машинально сразу снова закрыла дверь. И в этот момент подскочивший сзади полковник схватил ее за плечи.

Схватка была недолгой. Он достал свой ремень и связал ей руки, после чего заткнул рот. И открыл дверь. Его офицер уже трижды звонил.

— Что случилось? — спросил он.

— Все в порядке, все нормально, — успокоил его полковник, — спустись вниз и жди меня там.

Сотрудник был образцовым офицером и не стал задавать лишних вопросов.

Он молча повернулся и пошел вниз по лестнице. Волков вернулся обратно.

— Где документы, стерва? — почти ласково спросил, наклоняясь над женщиной. Затем поднял ее и перенес на диван.

— Мне нужны документы, — четко сказал он, — не нужно так геройствовать, фрау Хабер. Здесь вам не Сталинград.

Она смотрела на него полными ужаса глазами. Полковник снял повязку, освобождая ей лицо. Достал пистолет. Предупредил:

— Только не нужно лишних слов. Если будешь кричать, я тебя пристрелю.

Где документы?

— Они не у меня, — наконец произнесла женщина, — они уже совсем в другом месте.

— Эти сказки ты будешь рассказывать кому-нибудь другому, — возразил полковник, — лучше скажи, где находятся документы.

— Вы начали кричать и не дали мне договорить, полковник, — тихо сказала женщина, — документов у меня нет. Их давно забрали ваши люди. Я поэтому вам сказала, что вы должны знать пароль. А если бы вы знали пароль, вам было бы известно, что документы у меня уже забрали.

— Решила со мной поиграть, — разозлился полковник, — ладно, когда надумаешь, скажи.

Он снова намотал на нижнюю часть лица платок. И рванул на ней халат.

Поняв, что он хочет делать, женщина начала извиваться под ним.

— Поздно уже, — улыбнулся Волков, срывая с нее нижнее белье, — уже поздно, моя дорогая, — он начал расстегивать брюки, — теперь уже поздно, — говорил он, тиская женщину.

Сопротивление было недолгим. Она ничего не могла сделать со связанными руками. Он насиловал ее грубо, жестоко, скорее причиняя неприятную боль и унижение от сознания своей беспомощности, чем действительно мучая ее.

Под конец она просто закрыла глаза, уже ни о чем не думая. Он начал удовлетворенно мычать, тиская ее грудь. И она почувствовала, как освобождается левая рука. Она вспомнила о небольшом пистолете, который лежал у нее в ящике стола, и снова начала извиваться, пытаясь высвободить руку. Он, самонадеянный, как и все мужчины, решил, что сумел возбудить ее по-настоящему, и удвоил свои усилия.