Славься! Коронация "попаданца" - Михаил Ланцов

— Очень любопытно. Никогда бы не подумал, что за простым делом такие страсти творились.

— Да какие страсти? Нормальная дипломатическая работа. Или, как вы думаете, можно иначе убедить слабую по части мышления девицу выполнить то, что ей нужно сделать? А то, понимаешь ли, любовь какую-то развела. Одна беда, она как меня видит, так бледнеет. Но ничего. Я ей портрет свой на Рождество пошлю, «с наилучшими пожеланиями от искреннего почитателя ее с Людвигом союза», чтобы как взглянет на фотографию, так и мужа любить сильнее начинала. Она ведь, несмотря на всю скудость ума, намек поняла очень ясно. Тем более что мы этому Эдгарду откусывали фаланги в ее непосредственной близости, а потому брызги крови и на нее попадали, что приводило герцогиню в исступление и ужас. Каждый раз приходилось ватку с нашатырным спиртом к носу подносить.

— Вот слушаю вас и понимаю, не хочу я быть дипломатом. Ведь я по наивности своей думал, что настоящая его работа заключается в ведении переговоров, а не по подвалам людей пытать.

— Это тоже своего рода ведение переговоров. Я их провел немало и вполне успешно.

— Безусловно. Кстати, а зачем России создание этой Алемании? Ведь она, как я понимаю, после инцидента с Софией будет занимать антироссийскую позицию.

— Все просто. Если бы я хотел действительно объединения Германии, то старался не допустить укрупнения других игроков, дабы Пруссия не имела даже коалиционного противовеса. Но, как вы понимаете, никакой Великой Германской империи я не желаю, ибо она обернется против России. Поэтому я создаю внутри Германии полюсы власти, неравноценные Берлину, но достаточно влиятельные, чтобы не допустить объединение Северогерманского союза любыми быстрыми способами. А сложные и долгие комбинации мы уж сумеем отследить и своевременно вмешаться.

— А Бисмарк этого не понимает?

— Кто его знает? Поживем — увидим, — улыбнулся Александр и, видя, что Георгий более у него ничего не спрашивает, вернулся к своему наблюдению за залом. Удобная позиция в сильно затемненной точке над сценой позволяла, оставаясь незамеченным, изучать психологическую картину зала и отмечать реакции на высказывания. Зачем все это было нужно Императору? Затем, что ему еще предстояло не одно выступление, которое надобно было подготовить и подать в правильном психологическом ключе.

ГЛАВА 2

Второй день Земского собора.

Вечер. Москва. Одна из гостиниц.

Наблюдатели от Швеции обсуждают собор.

— Господа, вы уже видели новую карту административного деления Российской империи? — несколько раздраженно спросил слегка заплывший жиром мужчина средних лет по-шведски у собеседников.

— Что вас так возбудило?

— Финляндия! Ее больше нет! Вы не заметили разве?

— Почему нет? Куда же она делась? — все так же невозмутимо спросил бас, сидящий возле окна и наблюдающий пробегающие внизу экипажи, что из-за газовых фонарей интересно играли тенями.

— Густав! Вы разве не видели карту?

— Видел, но никаких дикостей там не обнаружил. Я что-то упустил?

— Он предлагает упразднить автономию Великого княжества Финляндского, да не только автономию, а и вообще все княжество, разделив его на три части.

— Если вы внимательно смотрели на карту, Александр предлагает упразднить автономию не только Финляндии, — ответил все тот же невозмутимый бас.

— Именно! И вас это не удивляет? Ведь он пригласил нас на этот Земский собор, зная о том, что в Стокгольме ломаются копья в спорах относительно его брака с Луизой!

— Да что вы так переживаете? — Густав улыбнулся. — Александр честно нам дает понять, что ничего бесплатно не будет. Да и потом, не вижу никакой проблемы в озвученных вами деталях. Император пытается навести порядок в обширной Империи, а иными способами этого сделать невозможно. Единые правила игры — это важная вещь.

— Но Швеция…

— Швеция? Я коммерсант, а не политик. Меня интересует прибыль, и стабильная, хочу заметить, прибыль. А крепкая центральная власть и отсутствие сепаратизма — это фундамент нормального ведения дел. Вы ведь видели и другие документы? Ведь так? И обратили внимание на то, что он предлагает унифицировать налоги, сделать проще и прозрачней финансовые операции и взаимоотношения между коммерсантами и чиновниками.

— Как вы так можете говорить?! Вы же швед!

— Да, я швед, но здравый смысл мне не застилает ни национальность, ни громкие выкрики популистов. Я швед, который блюдет свои интересы, а не надрывается ради каких-то иллюзий. Швеция сейчас — это какой-то ужас. Одна из беднейших стран Европы. Мы себе даже нормальных винтовок на мизерную армию закупить не можем, не то что изготавливать самостоятельно. Народ голодает, а потому не может покупать наши товары и ставит нас с вами в весьма неудобное положение.

— Так в России сейчас не лучше.

— Не везде, хотя ключевое слово «сейчас». Собираясь в Москву, я долго собирал материалы о русском Императоре, и я готов держать пари, что лет через десять-пятнадцать вы не узнаете Россию. Да даже сейчас. Выгляньте в окно. Давайте, не стесняйтесь. Что вы видите?

— Что вы хотите, чтобы я увидел?

— Вот это, — сказал Густав и, подойдя к столу, извлек из папки несколько дагерротипов. — Вот такая Москва была десять лет назад. А вот такая, — он махнул рукой в сторону улицы, — она сейчас. За десять лет Александр стал не только одним из самых богатых людей мира практически с нуля, но и смог хорошо распорядиться этими капиталами. Вы верите в то, что вы сможете лучше? Я — не верю. — Густав замолчал, пожевал губы и, когда пауза слишком затянулась, продолжил: — Не мне принимать решение о слиянии России и Швеции в единое государство. Но если меня спросят, то я, несмотря на национальность, проголосую «за». Мне это выгодно. — После чего он вернулся на свой стул у окна и вернулся к своей забаве — рассматриванию проезжающих экипажей.

— Чертовщина какая-то. — Карл снял пенсне и потер переносицу. — Неужели один я пекусь о благополучии Швеции?

— Скорее о ее независимости. Не забывайте, Карл, что мы здесь только для того, чтобы помочь Швеции определиться в том, какую форму зависимости она выберет. Мы в любом случае теряем независимость. Так что все эти возгласы совершенно ни к чему.

— Боюсь, господа, что риксдаг нас не поймет, — развел руками Карл.

— А это имеет значение? Все равно принимают решение совершенно другие люди.

ГЛАВА 3

Конец октября 1868 года. Лондон.

— Итак, господа, я собрал вас всех, чтобы обсудить полученный вчера отчет нашего наблюдателя в Москве.

— Земский собор уже закончился?

— Александр проводит собор весьма последовательно, решая вопрос за вопросом и закрепляя их резолюциями.

— Тогда не томите, сэр. Что он в этот раз учудил?

— Весь этот собор — одна сплошная неприятность для нас. Начнем с административной реформы, которую совет утвердил, а Император подписал. То есть она уже данность. Согласно его причуде, в России упраздняются всякие автономии как категория. Никаких царств польских или там княжеств финляндских. Даже король Гавайев и тот поддержал эту идею и согласился. Думаю, ему предложили что-то взамен за кулисами, но факт остается фактом — он выступил с довольно эмоциональной речью, в которой делился тяготами своего народа.

— Нам можно на этом хорошо сыграть.

— Безусловно. Но я не уверен в том, что у нас получится добиться чего-то серьезного.

— Неужели эта реформа не породит большого количества обиженных подданных, что пожелают взять реванш? Ведь подобным шагом Александр ущемляет в правах довольно значительное количество людей.

— Александр ущемляет? — улыбнулся седовласый мужчина с надорванным, хриплым голосом. — Этот мальчик все правильно сделал. Все дела оказались обставлены таким образом, что это не он предложил, а Земский собор, то есть сама Россия его об этом попросила. И я убежден в том, что именно в этом ключе будут писать газеты. Да и не только они. Как вы сыграете на чувстве недовольных подданных? Будете пытаться их убедить в том, что они послали не того делегата? А как же быть со всей остальной страной? Все непросто, очень непросто. Особенно в аспекте дворянства. Те, кто мог бы возразить Александру, не пережили прошлой зимы, а остальные… Они теперь просто в рот ему заглядывают. Сыграть, безусловно, нужно, но каких-либо надежд на это направление возлагать не стоит.

— А Польша?

— А что Польша? Александр разделил это государство между тремя генерал-губернаторствами, упразднив даже формальное единство. Тем более что делегаты все еще находятся под впечатлением от событий осени прошлого года. Император знатный спектакль сумел разыграть.