Наваждение – книга 2 - Пола Волски

– лет двадцати восьми или двадцати девяти, – в простеньком платье, высокая, массивная, с широкими плечами и бедрами и крупным носом. Большие руки, груди и подбородок, красноватое лицо, проницательный взгляд, рыжие волосы – все в ее облике говорило о том, что она не может быть уголовницей. Несомненно, именно она заботилась об Элистэ все это время. Вот и теперь женщина приподняла ее голову и поднесла ко рту ложку похлебки.

На вкус – картошка с луком, жиденькая, но какая вкусная! Элистэ жадно глотнула и поперхнулась.

– Не спеши, – предупредила женщина, обнаруживая ярко выраженный шерринский выговор.

Элистэ кивнула в знак согласия. Она готова была согласиться с чем угодно, лишь бы ложка опять оказалась у рта. И когда та появилась, Элистэ с наслаждением втянула в себя благодатную жижу.

Она не вела счета ложкам, но наконец почувствовала, как живительное тепло разлилось по всему телу, проникая в самые промерзшие его уголки. Теперь ей стало тепло, и у нее была еда. Благословляя тюрьму, Элистэ вновь уснула.

Проснувшись, она почувствовала себя почти человеком. Хотелось есть, но можно было терпеть. Она чудовищно заросла грязью, все тело зудело от липкого пота, укусов насекомых, расчесов, сыпи и струпьев, засохшей слизи. Ей хотелось вымыться – желание столь же несбыточное, как полететь. Во всем Вонаре недостанет мыла, чтобы отмыть всю эту грязь. Она неохотно открыла глаза и увидела, что все так же лежит на соломе под тем же изъеденным молью одеялом. Рыжеволосая женщина сидела рядом и что-то вязала. Блохи совсем озверели. Элистэ дернулась, зачесалась и принялась что есть мочи себя охлопывать.

– Эй! – позвала соседка.

– Что? – будучи теперь в полном сознании, Элистэ не забыла про фабекский выговор. А вдруг она что-то наболтала в бреду? По лицу рыжей было не догадаться.

– Полегче, – ответила та. – Все в порядке?

– Еще бы! Но…

– Полегче. Незачем дергаться.

И верно, незачем. Элистэ подчинилась и глубоко вздохнула.

– Лучше покажи, что очухалась. Если ты и вправду собралась загибаться, тебя перестанут кормить. Зачем изводить еду на завтрашний труп?

– Разумно.

Элистэ села – в доказательство того, что не намерена умирать. У нее закружилась голова, но она продолжала сидеть.

– Хорошо. Умница. Только не слишком старайся, а то мигом спровадят работать, – сказала женщина и, заметив вопросительный взгляд Элистэ, добавила: – На кухню, драить чаны. Или макать свечи, топить жир, варить мыло. Или в прачечную – стирать тряпки. А может, в нужник – скрести пол. Или вниз, чесать коноплю. А тебе это, замечу, совсем не нужно.

– Но в камере все сидят и ничего не делают.

– Не все, простая ты душа! Только те, кто откупился от надзирателей. Тебе на это рассчитывать не приходится.

– Откуда ты знаешь?

– У тебя нет ни бикена. Я проверила. И не нужно на меня так пялиться. Я тебя грабить не собиралась и другим бы не дала, окажись у тебя деньги.

Элистэ нахмурилась. Вероятно, следовало поверить соседке. По всей видимости, она должна была испытывать благодарность к незнакомке за то, что та для нее сделала. Элистэ и была благодарна, но отчетливо понимала, что взамен от нее чего-то потребуют. Не денег. Но рыжая явно на что-то рассчитывала, и если не на деньги, то на что именно?

– Спасибо, – выдавила она.

Женщина пристально наблюдала за ней. Элистэ отвела взгляд.

– Если тут тюрьма, почему дверь не на запоре? – тревожно спросила она.

– Даты и впрямь совсем желторотая. Днем все внутренние двери открыты, гуляй где угодно, иди хоть на мужскую половину, если хочешь подзаработать, только не забудь о вечернем двойном звонке. Когда прозвенит первый, значит, у тебя остается десять минут, чтобы вернуться в камеру. Если не поспеешь к закрытию и тебя засекут, ночь скоротаешь за дверью в тюремном дворе и останешься без завтрака. Впрочем, его и завтраком-то не назовешь – жидкая овсянка да, может, кусок плесневелого хлеба. И так изо дня в день. Мерзость, свинья – и та жрать не станет. Конечно, если дать кому нужно на лапу, то и кормить станут лучше, но тут без наличных не обойтись. Не думаешь подзаработать?

– Нет.

– Тогда, по-моему, тебе нужно… кстати, на сколько тебя? Какой срок припаяли?

Вопрос прозвучал как бы между прочим, но Элистэ уловила в тоне рыжеволосой повышенный интерес. Ей не хотелось отвечать, однако вопрос казался вполне безобидным, а увиливать от ответа – бессмысленно. Короткую процедуру у помощника Главного смотрителя она почти не помнила, но приговор почему-то застрял в памяти.

– Неделю, – произнесла она.

– Неделю… А что, неплохо. Совсем неплохо. Сущая чепуха. – Почему-то незнакомку это очень обрадовало. – Пьянство и нарушение общественного спокойствия, верно?

«Тебе-то в этом что за интерес?»

– Ну, а ты? – спросила Элистэ, пытаясь перехватить инициативу.

– Я? В этот раз загремела на девяносто суток. Десять уже отсидела. Участковый подстроил. Потребовал на лапу с каждого узла контрабанды из Стрелла, что я сбывала чернарям, да больно жирно, ну, я его и послала куда подальше. Он затаился, а когда я на двадцать минут опоздала на очередную их Братру, тут он меня и заложил за прогул, ублюдок поганый.

Из сказанного Элистэ поняла, что революционный комиссар участка, где жила эта женщина, – теперь округа Шеррина подразделялись еще и на участки

– потребовал свою долю с ее сделок на черном рынке. Она отказалась, а он в отместку заявил о ее опоздании на одно из недавно учрежденных праздничных сборищ, именуемых Братскими Трапезами Равных. От жителей участка требовалось в обязательном порядке являться на такие сборища. Согласно Акту об Осуждении, отсутствие патриотического рвения рассматривалось как проявление контрреволюционных настроений. Женщина еще легко отделалась. По нынешним временам за такое преступление она могла угодить в Кокотту.

– Он думает, что проучил меня. Как бы не так! Для меня это вроде каникул. А уж мои дружки на воле о нем позаботятся. Нагадят ему в колодец и набросают дохлых кошек. Надеюсь, он это оценит.

Элистэ постаралась изобразить сочувствие, а женщина наградила ее еще одним пронзительным взглядом.

– Я Жунисса, – коротко представилась она. – А ты кто?

– Стелли. Стелли дочь-Цино.

– У вас там на севере имена – язык сломаешь. Ну, что ж, малышка Стелли, считай, что тебе повезло. Я тут все знаю и надумала тебе помочь.

– Я не смогу заплатить.

– Никто и не просит. Забудь об этом. Быть может, еще когда-нибудь окажешь мне услугу, а может, и не понадобится. Кроме того, мне все равно тут нечем заняться.

«Как же!» – подумала Элистэ, однако попробовала улыбнуться. Ей, возможно, и повезло с этой Жуниссой, но верить она ей не верила.