Иван-дурак: Очерк русской народной веры - Андрей Донатович Синявский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Характерны эти гиперболически-шипящие звуки, призывающие черта. Заговор заканчивается словами заключенного договора: «И вместо рукописи кровной отдаю тебе я слюну». Очевидно, при этих словах надобно плюнуть. Но, конечно, подобные заговоры довольно редки. Никому не хочется связываться впрямую с чертом.
Языческо-магический характер заговора проявляется не в сделках с нечистой силой, а чувствуется во всем содержании и формальном строе этих текстов. Человек призывает на помощь все естественные и сверхъестественные силы природы. Если, допустим, у него болят зубы, он просит новые зубы у зайца и у волка. Подчас, произнося заговор, человек как будто достигает космических сил и размеров. Как говорит о себе девушка, кланяясь на все четыре стороны: «Крепким словом заговорилась, чистыми звездами обтыкалась, темным облаком покрылась»[108].
Словесный текст в заговоре, ради отождествления слова с предметом и его магического закрепления, обладает особой ударностью, волевым напором, гипнотической силой. Слова не просто произносятся, но как бы вдалбливаются, внушаются кому-то.
Особое значение в структуре заговора имеют заключительные формулы или, как их называют, — закрепки. Они призваны окончательно закрепить сказанное и придать ему непреложную власть. Это как бы замок, которым навеки запирается текст и который никто другой не должен отпереть. Отсюда многие закрепки так и звучат: «Ключ и замок словам моим»; «Ключ в небе, замок в море»; «Един архангел ключ, во веки веков аминь»; «А будь мое слово сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепчае камня Алатыря, могуче богатыря». В заговоре очень часто как символ крепости упоминается этот таинственный камень — Алатырь. В языческой старине это камень, способный исцелять, сообщать человеку мощь и крепость: перенося на него собственные свойства — камня. К этому камню когда-то прикасались, ему поклонялись. А в заговоре на него мысленно становятся или садятся, заручаясь его прочностью.
В заговоре важна точность произнесенного слова, в котором нельзя изменить ни единой буквы. Ведь сама форма здесь несет магическую силу. Поэтому заговоры нередко записывали, чтобы ничего не забыть. И сама эта запись становилась магической, и ее носили при себе как талисман. Среди тюремно-следственных дел и «пытошных» записей XVII в. мы находим следующий документ. В нем сообщается, что у одного арестанта в рубашке было зашито письмо, в котором сказано, что кто этот свиток будет носить при себе и кто с этим свитком пойдет на суд виноватым (т. е. действительно совершившим какое-то преступление), того все равно на суде оправдают. И сказано еще: «кто с тем письмом умрет, и тот человек избавлен будет муки вечныя»[109].
Это чисто языческое отношение к заговору, вера в его непреложную силу переносилась нередко и на собственно христианские молитвы и предметы. Мне довелось у одной пожилой крестьянки-староверки видеть тетрадь, где вперемешку были записаны заговоры, молитвы и апокрифы. К изложению некоторых апокрифов были сделаны добавления и даны ссылки на волшебные свойства этих документов. Один апокриф назывался «Сон Пресвятой Богородицы», о котором якобы сам Господь сказал, обращаясь к Богоматери: «…Воистину сон Твой праведен… а еще который человек сон Твой (т. е. этот список. — А. С.) в дому или в пути в чистоте держать будет, к тому дому или к человеку ни огонь, ни сатана, ни вор и разбойник, ни злой человек и нечистый дух диавол не прикоснется; в пути корысть и радость, и от скорби и от болезни избавлен будет, и еще на водах, на морях и на реках тихое пристанище, от водяного потопления сохранен будет, а еще в суде перед судьею оправдан будет, и еще у кого жена беременная будет, начнет родить детище и Твой сон, Богородице, прочитает или с верою послушает, то легкое рождение восприимет». А к другому апокрифу, также от имени самого Христа, прибавлено в финале: кто эту запись будет иметь при себе — «хотя бы на том человеке грехов было, как на небе звезд, или в море песку, или на дереве листов, то ему все грехи отпущены будут и Царствие Небесное получит»[110].
Разумеется, это не имеет ничего общего с христианской верой, а представляет собой реликт магического отношения к слову как к заклинанию. Но простой народ не всегда разбирался в подобных тонкостях.
Если слово заговора в силах произвести желаемый эффект, то и живописное изображение к этому способно. О магических возможностях рисунка в русском народе ходили предания и легенды. Например, рассказ о том, как Стенька Разин многократно уходил из тюрьмы — в записи прошлого века.
«Бывало его засадят в острог. Хорошо. Приводят Стеньку в острог. „Здорово, братцы“, — крикнет он колодникам. „Здравствуй, батюшка наш, Степан Тимофеевич!“ А его уже все знали!.. „Что здесь засиделись? На волю пора выбираться…“ — „Да как выберешься?.. — говорят колодники, — сами собой не выберемся, разве твоими мудростями!“ — „А моими мудростями, так пожалуй и моими!..“ Полежит так, маленько отдохнет, встанет… „Дай, — скажет, — уголь!..“ Возьмет этот уголь, напишет тем углем на стене лодку, насажает в ту лодку колодников, плеснет водой: река разольется от острога до самой Волги; Стенька с молодцами грянут песни — да на Волгу!.. Ну и поминай как звали!»[111]
Рисунок здесь выполняет функцию заговора. Через подобие вещи появляется сама эта вещь. В сущности, вся магия это искусство находить необходимые подобия и затем превращать их в реальность. Таким путем лечились, в частности, многие болезни. Скажем, ячмень. Чтобы от него избавиться, следует уколоть ячмень ячменным зерном, а потом это зерно отдать курице. Пользуясь родством
