Вниз по матушке по Харони - Михаил Федорович Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Марусеньки все нет и нет. Калика пошел на разведку за фанза направо за угол, узнать у Марусеньки, что, мол, и как, и пошто припозднилась, девица красная: аль обидел тебя кто?.. И вернулся сильно обескураженный:
– Нету там нашей красавицы…
Ну, наши на всякий случай осмотрели все углы всех фанз на улице. Ни-ко-го! И все вопросительно посмотрели на Ольга Николаевиса.
– Однако похисение Малуськи. Лусскими. Ласа-таун. Лусски тлиада. «Селная коска-мыска-собаска». На плодазу в Центлальный Китай.
– Надо же в полицию!!! – заволновался Калика. – Где тут у вас, мил человек китаец, полиция?
– Бесполезно, – сказал Нупидор, – вспомните, что говорил Андрюха Метельский.
– Что он говорил, мил человек?
– А то он говорил, что в русские кварталы китайские полицейские соваться побоятся…
И все вспомнили и обратно печально замолчали. И тут Ольг Николаевис хлопнул себя по лбу (у китайцев «эврика» находится во лбу) и заявил:
– Есть у меня в лусском квалтала знакомый полисейская, они все могут!
– Кто такие? – спросил Михаил Федорович.
– Глеб Зеблов и Володя Салаков.
И повез всех в Ласа-таун. Ну, не сам повез, а на таксомоторе «Лада», в который была впряжена тройка борзых китайских рикш.
И не спрашивайте меня, как они поместились в «Ладу» всей компашкой. А я вам все равно отвечу: эта «Лада» местными умельцами оттюнингована под лимузин, а мотор остался от «Лады», поэтому к нему и добавили трех китайских рикш.
И вот они мчатся по улицам Вань-Маня, а окружающий китайский люд, косясь и постораниваясь, дает им дорогу. Но вот фанзы закончились, и пошли пятиэтажные хрущевки, любовно сохраненные со старых советских времен. И на первой – вывеска «Бар «На троих». Остановились. Вошли в бар. У стойки сидят два мужика.
– Это лусская сыссики! Сыссики!
Сыщики обернулись на зов.
– Кто будете, господа-товарищи? Предъявите ваши документики, – спросил сыщик постарше.
И Ольг Николаевис ответил:
– Здолово, господа-товалиси сыссики, вот тут тулисты из Лоссийская Феделасии.
– Как так – из «Лоссийская Феделасия»? – удивился кто громко, кто молча (молча – из наших).
– А здесь что? – уточнил Михаил Федорович.
– Здесь, у них Эсэсэла, – ответил Ольг Николаевис.
– Уточняю, – рубанул Жеблов, – Союз Советских Социалистических Республик! Значитца, товарищи-граждане, документики попрошу! Давай, дед, – обратился он к Калике, – руки на капот! Чтобы я видел!
– А чем тебе этот старик не нравится, Глеб? – спросил сыщик помоложе.
– Это приказ, Шараков! Уж больно он на постаревшего Кокса смахивает…
Перепуганный Калика положил руку на капот.
– Обыщи его, Володя! – приказал старший.
– Слушайте, товарищ, – обратился к старшему Нупидор, – так же нельзя с пожилым человеком!
– А вас, гражданин, я бы попросил молчать. Тоже мне пидор нашелся…
И корветовцы изумились изумительной проницательности сыщика.
– Нет у него документов, Глеб, – сообщил молодой после обыска Калики.
– Тогда это не Кокс, – кивнул головой Жеблов, – у Кокса всегда была ксива. И не одна. Ну, здравствуй, гражданин. Как звать-величать будем? Род занятий? Прописка?
– Вы бы представились, товарищи сыщики, – нагло потребовал Нупидор.
– Это пожалуйста, – ответил старший. – Глеб Жеблов.
– А я Володя Шараков, – представился в свою очередь молодой.
– Так кто такой будете, товарищ? – продолжил Жеблов.
– Как тебе сказать, мил человек сыщик, люди кликают Каликой, род занятий – калика. Прописан по адресу не дом и не улица, мой адрес – Россия.
– Матушка-Россия, конечно, дедушка? – уточнил Шараков.
Калика призадумался на предмет родственных связей с Россией. Ему раньше не приходилось отвечать на такие вопросы. И тут на помощь к нему пришел Нупидор:
– Так точно, гражданин начальник. Красава. Она родимая.
– За что срок мотал? – поинтересовался Жеблов у Нупидора.
– Семидесятая УК РСФСР. Антисоветская деятельность. Три года.
– Ну, скажи спасибо. Я бы мог и расстрелять. Вор должен сидеть в тюрьме, а антисоветчик – лежать в могиле! А ты кто будешь? – обратился он к Михаилу Федоровичу. – Что-то твоя рожа мне знакома…
– Ну как же, мы же с тобой в одной школе учились. В 186-й.
Жеблов всмотрелся в лицо Михаила Федоровича, а потом улыбнулся скупо, как только и умеют улыбаться советские сыщики:
– Помню, ты на год моложе был. Пацан! – И как-то затосковал под гирей времени, а потом встряхнулся: – Так какие дела, чувак?
– Так вот, Глеб, девушку у нас похитили, на тебя одна надежда…
– Так, – оперся Жеблов на кулак, опершийся на колено, – Шараков, кто у нас по торговле живым товаром здесь главный?
– Ну как кто, Глеб. Известная личность. Все под ним ходят. – И Шараков начал загибать пальцы: – Урки, босота, марафетчики, катраны, шмаровозы, черные риелторы, рэкетиры, скупщики ржавья и акций. Ну, и глава администрации, и депутаты русского квартала. Так что Горбатого лучше не трогать.
– Ты меня не понял, Шараков. Вот стоит мой школьный товарищ Мишка. И нет уз святее товарищества. Я сказал! Где сейчас Горбатый?
Шараков стал смотреть в мостовую, чтобы там узнать, где сейчас Горбатый:
– Так что, Глеб, об этом должен знать Копченый.
– А где сейчас Копченый?
– Как где? В бильярдной в Парке культуры и отдыха имени Набокова.
Все погрузились в оттюнингованную «Ладу», и рикши солидарно с двигателем понесли всех в Парк культуры и отдыха имени Набокова. В бильярдную.
В бильярдной было дымно, пахло пивом и воблой. Люди пили пиво, закусывали воблой, неистово курили – ну, и играли в бильярд. Здесь собрался почти весь уголовный цвет русского квартала города Вань-Мань.
А за дальним столиком стоял Копченый, и тоже пил пиво, и тоже курил. И наши подошли к этому столику. Копченый продолжил пить пиво и курить, потом поднял вверх руку с откляченным указательным пальцем и позвал:
– Манька! Облигация!
К столику подбежала полногрудая официантка.
– Манька! Принеси гражданам начальникам. Сама знаешь что.
Манька кивнула – и через секунду перед гостями пивной стояли кружки с пивом и тарелка с уже очищенной воблой. Жеблов было поднял кружку, как Манька-Облигация кокетливо маникюром левого мизинца коснулась руки Жеблова и так же кокетливо сказала:
– Не гони лошадей, начальничек.
А потом вынула из грудей две четвертинки «Московской особой» и мигом расплескала водчонку в кружки с пивом.
– Ерш по-вань-маньски! – И опустила грудь на уровень живота.
– Так что тебе, начальник? – спросил Копченый после того, как прибывшие гости просвежились ершом по-вань-маньски.
– А скажи-ка мне, Копченый, где сейчас малина Горбатого?
– Хочешь, чтобы я ссучился, начальник? – в свою очередь спросил Копченый, обсасывая хребтик воблы.
– Не отвечай вопросом вопрос, Копченый! Ты же русский человек! Хочу… И точка!
– А за базар перед Горбатым будешь отвечать?
– Отвечу, Копченый, отвечу. Ты меня знаешь, я базар фильтрую. – И
