Мир тесен - Дэвид Лодж

— Замечательно, тогда я отвечу им положительно, — сказал Сомс. — Все остальное в порядке?

— Да›-ответил Филипп. — Хотя я не представляю, чего можно ожидать от Турции. Как, по-вашему, в этой стране есть э-э-э… цивилизация?

— Туркам кажется, что есть. Но в последнее время у них много проблем. Теракты, политические убийства и так далее, причем со стороны как правых, так и левых.

— Да, я читал об этом в газетах, — сказал Филипп.

— Так что вы довольно смелый человек, — сказал Сомс с веселым смешком. — В стране финансовый кризис, импорта нет никакого, ни кофе, ни сахара не найти. Равно как и сортирной бумаги, поэтому советую вам прихватить ее с собой. Перебои с бензином вас особенно не коснутся, а вот отключение электричества — вполне.

— Не очень радужная перспектива, — заметил Филипп.

— Зато турки — народ гостеприимный. Короче, если вас ненароком не пристрелят и вы готовы пить чай без сахара, то поездкой останетесь довольны, — сказал Сомс, снова радостно хихикнул и положил трубку.

Филипп Лоу поборол соблазн вернуться к окну и продолжить тайное наблюдение за любовными играми студентов. Вместо этого он стал просматривать книжные полки, надеясь почерпнуть там вдохновение для лекции о литературе и ее связях с историей, социологией, психологией и философией. И, как всегда, уткнулся взглядом в батарею собственных книг «Хэзлитт и просто читатель» в ярко-голубых обложках — махнув рукой на книжную торговлю, он оптом закупил партию в издательстве «Леки, Уиндраш и Бернштейн», чтобы бесплатно раздавать гостям. Затаенная обида на издателей снова кольнула его в душу, и, сняв телефонную трубку, он набрал номер и попросил Феликса Скиннера.

— К сожалению, мистера Скиннера сейчас нет, — сказал женский голос. — У него совещание.

— Вы, наверное, хотите сказать: обед, — язвительно заметил Филипп, взглянув на часы, — было без пятнадцати три.

— Верно.

— Могу я поговорить с его секретаршей? — Она тоже обедает. А что вы хотели? Филипп вздохнул.

— Передайте мистеру Скиннеру, что он так и не отослал профессору Цаппу экземпляр моей книги, о чем я его настоятельно просил.

— Хорошо, профессор Цапп.

— Меня зовут Лоу, Филипп Лоу.

— Хорошо, мистер Лоу, как только мистер Скиннер вернется, я сообщу ему об этом.

Однако когда Филипп Лоу звонил Феликсу Скиннеру, тот уже вернулся с обеденного перерыва. Если точнее, он зашел на книжный склад издательства «Леки, Уиндраш и Бернштейн», а если еще точнее — вошел в свою секретаршу Глорию. Сбросив юбку и трусики, она перегнулась через стопку картонных коробок, а он, спустив полосатые брюки и по-обезьяньи скрючившись, энергично отделывал ее сзади. Начиная с утра их отношения развивались довольно стремительно, особенно после нескольких порций джина с тоником, а потом большого графина итальянского вина за обедом. В такси по дороге из ресторана Феликс распустил руки и не встретил сопротивления со стороны Глории — напротив, она была женщина пылкая, а ее муж, инженер лондонской электросети, работал в ночную смену. Поэтому в издательском лифте Феликс нажал кнопку «вниз», а не «вверх». Книжный склад, как догадалась Глория, и раньше использовался им для подобных целей, однако она оставила свое наблюдение без комментариев. Место для романтических свиданий было не самое подходящее — бетонный пол был грязный и холодный, — поэтому выбранная поза устроила обоих: Глории не были видны страшные клыки Феликса и не было слышно, как от него разит чесноком, в то время как он мог любоваться ее пухлыми белыми ягодицами, торчащими из-под пояса с резинками для чулок,

— Чулки! — простонал он. — Откуда ты знала, что я тащусь от чулок с подвязками?

— Я этого не зна-а-а-а-ла! — задыхаясь, ответила Глория. — О! А! О! — Она почувствовала, что стопка коробок под ней зашаталась и стала разваливаться, по мере того как Феликс ускорял движения. — Осторожнее! — крикнула она.

— Что? — спросил Феликс, закрыв глаза и готовясь к последнему рывку.

— Я падаю!

— А я кончаю!

— Ох!

— Ах!

Они синхронно кончили и повалились на пол, на груду смятого картона и рассыпавшихся книг. В воздух взметнулось облако пыли. Феликс перевернулся на спину и испустил удовлетворенный вздох.

— Это было дьявольски здорово, Глория. Как говорят, земля качнулась у них под ногами.

Глория чихнула.

— Не земля, а картонные коробки. — Она потерла колено, — У меня на чулке спустилась петля! — пожаловалась она. — Как теперь людям показаться?

Ожидая ответа, она взглянула на Феликса, но он отвлекся на выпавшие из коробок книги. Стоя на четвереньках в спущенных штанах, он изумленно вглядывался в обложки — они были одинаковые, ярко-голубого цвета. Феликс раскрыл одну из книг и вытащил оттуда маленький листок бумаги.

— Боже мой, — сказал он. — Теперь понятно, почему бедняга Лоу не увидел ни одной рецензии на своего Хэзлитта.

За день до отъезда в Ванкувер Редьярд Паркинсон получил от Феликса Скиннера письмо и экземпляр книги «Хэзлитт и Просто читатель». «Уважаемый Редьярд, — говорилось в письме, — мы опубликовали эту книгу в прошлом году, но пресса оставила ее без внимания — на мой взгляд, незаслуженно. Поэтому на этой неделе мы заново решили разослать экземпляры для рецензий. Я был бы признателен Вам, если бы Вы нашли возможность поместить где-либо свой отзыв на эту книгу. Я знаю, что Вы очень заняты, но у меня есть предчувствие, что она может показаться Вам любопытной. Всегда к Вашим услугам. Феликс».

Прочитав письмо, Редьярд Паркинсон скривил рот и без особого интереса взглянул на книгу. Он никогда не слышал о Филиппе Лоу, и первая книга профессора провинциального Университета многого не обещала. Листая ее, он наткнулся на цитату из очерка Хэзлитта под названием «О критике»: «Сегодняшний критик считает своим долгом извлечь из всякой неосмысленной фразы тысячи значений… Его настоящая цель — отнюдь не воздать должное автору, которого он третирует без всяких церемоний, но расхвалить самого себя и продемонстрировать, насколько хорошо он овладел всем арсеналом литературной критики». Хм-м-м, подумал Паркинсон, ведь отсюда можно кое-что позаимствовать для атаки на Мориса Цаппа. И он опустил книгу в портфель, где уже лежал его паспорт, а также авиабилет в красно-бело-синей обложке. Перелет из Англии в Ванкувер был утомителен. Приглашающая сторона оплачивала билет первого класса, но Редьярд Паринсон, поскаредничав, поменял класс на экономический.

И понял, что совершил ошибку. Все началось в Хитроу с препирательств с дерзкой девицей при регистрации, которая не позволила ему взять в кабину чемодан. Затем, взойдя на борт самолета, Редьярд Паркинсон обнаружил, что соседнее кресло занимает мать с младенцем, который всю дорогу верещал, вертелся у нее на коленях и к тому же заплевал его детским питанием. Он уже горько корил себя за тщеславие, которое потащило его за пятнадцать тысяч километров ради совершенно бесполезной степени и сомнительного удовольствия, обрядившись в странные одежды, выслушать посвященный ему полный ошибок панегирик, а затем обменяться пустыми фразами с канадской шушерой на отвратительном банкете, на котором все подряд будут хлестать ржаное виски.

Между тем за обедом после торжественной церемонии подали отличное белое французское вино к рыбе и красное к бифштексу из вырезки. Разговор, как и следовало ожидать, был банален, однако на приеме перед обедом Редьярд Паркинсон обменялся парой слов с другим получателем почетной степени, швейцарским антропологом и чиновником из ЮНЕСКО Жаком Текстелем, который поднял в его честь бокал сухого мартини.

— Мои поздравления, — приветливо сказал он. — Я знаю, что меня пригласили, потому что университет надеется выжать деньжат из ЮНЕСКО, а вас оценили за ваши труды.

Другой бы на месте Редьярда Паркинсона ответствовал: «Да что вы, я не сомневаюсь, что вы заслуживаете самой высокой награды», однако он, будучи Редьярдом Паркинсоном, лишь самодовольно ухмыльнулся и распушил бакенбарды.

— Вы не представляете, сколько почетных званий я получил, с тех пор как стал референтом генерального директора, — сказал Текстель.

— И вы находите эту работу интересной?

— Как антрополог — да. Штаб-квартира в Париже — это своего рода клан. Со своими ритуалами, табу, порядком соблюдения старшинства… Удивительно. Но от административной работы голова идет кругом. — Текстель одной рукой ловко поставил на поднос проходящего официанта пустой бокал, а другой — взял с него полный. — Вот, например, эта должность профессора-литературоведа…

— Что это за должность?

— Вы ничего не знаете? Странно. А Зигфрид фон Турпиц уже прослышал о ней — позвонил мне в полвосьмого утра. Я как раз с трудом заснул после возвращения из Токио…