Великое плавание - Зинаида Шишова

Чтобы рассеяться, я съехал на берег.

В ожидании возвращения своих гонцов господин распорядился приступить к ремонту кораблей. Нужно было переплести наново сигнальную корзину на «Санта-Марии», установить новые бочонки на «Пинте» и «Нинье», залатать паруса и осмолить подводные части кораблей, очистив их предварительно от ракушек. Тут же на берегу матросы стали гнать деготь, и адмирал по сильному благовонному запаху признал его за мастику, обычно получаемую в Европе с острова Хиос.

Индейцы, по обыкновению, помогали нам в работе, и мы знаками объяснялись с ними.

Они рассказали, что на юго-восток отсюда находится страна Банеке, где золото собирают просто на берегу, а потом сплавляют в слитки. Указывая в глубь страны, индейцы произносили слово «куманган». Надо полагать, что так на своем наречии они называют Кублай-хана.

Через три дня вернулись наши посланные. С восторгом описывали они обширное селение, встреченное ими в нескольких шагах от берега, радушие индейцев, их опрятные жилища, обработанные поля и тщательность, с которой дикари выпалывают сорную траву на своих нивах.

Сеют они маис, сажая его руками в пепел, очистив для этого почву от кустарника при помощи огня. Муку они добывают, терпеливо растирая зерна между двумя ручными жерновами.

Главную пищу индейцев составляет, однако, не маис, а любопытное растение — маниок. Из высушенных и растертых корней его приготовляют мелкую муку, из которой на раскаленных камнях выпекаются плоские лепешки.

О пряностях, как можно было понять из жестов индейцев, они слыхали, но произрастали эти пряности, надо думать, где-то на юго-восток отсюда. Аотак не мог точно перевести речь туземцев, ибо она сильно отличается от наречия гуанаханцев.

Посланные рассказали также о табакос, с которым мы уже познакомились раньше, а кроме того, принесли с собой одно чудное растение — батат, клубни которого приятны на вкус и вполне могут заменять хлеб.

Из известных в Европе растений здесь повсюду встречаем ямс, перец, который туземцы называют «ахи», а также хлопчатник. Коробочки его по величине в два-три раза превышают коробочки азиатского, а получаемое из него волокно тоньше и нежнее.

Синьор Марио находит, что, занявшись здесь разведением хотя бы одного хлопчатника, можно обогатить Соединенное королевство, но мысли адмирала заняты только золотом, Плывя на запад-юго-запад в поисках страны Банеке, мы несколько раз приставали к берегу и водружали кресты на возвышенных местах в знак присоединения этих земель к владениям короны. Заодно мы высаживали на берег бывших с нами дикарей, предварительно одарив их безделушками, и забирали по двое-трое новых пленных. Наконец мы захватили и увезли шестерых мужчин, семь женщин и троих детей. Господин предполагает обучить их с помощью Аотака испанскому языку и обратить в христианскую веру.

Мне очень хотелось подойти и заговорить с Орниччо, но, к большому моему огорчению, мой друг избегал меня. Правда, он сторонился и других матросов, даже вынес свою постель на палубу и ложился поодаль от других.

Теперь я расскажу о поступке командира «Пинты» Алонсо Пинсона.

После того как господин резко оборвал Пинсона, когда тот попытался вступиться за Хуана Родриго Бермехо, я стал замечать, что капитан избегает встреч с адмиралом.

Правда, при присоединении острова Сан-Сальвадора к владениям Соединенного королевства все три капитана съезжали на берег совместно с адмиралом, но это было сделано по необходимости.

После этого капитан Пинсон обращался к адмиралу только тогда, когда этого требовало неотложное дело.

Я думаю, что храбрый капитан затаил обиду на адмирала, и он, возможно, был прав, потому что господин оскорбил его совершенно незаслуженно.

Если капитан Пинсон имеет нужду в ком-нибудь из команды «Санта-Марии», он никогда не является на флагманское судно сам, а посылает сюда Родриго Бермехо или кого-нибудь другого из матросов. Чаще всего он зовет к себе Хуана Яньеса Крота, который в последние дни поражает всех своей обходительностью. Синьор Марио даже высказал предположение, что на этих благодатных островах воздух обладает способностью исправлять характер человека.

На рассвете дня, о котором я хочу рассказать, я был поражен, увидев, как капитан Пинсон поднимается по трапу «Санта-Марии». Очевидно, у него было неотложное дело, если он явился в такую рань. Мне очень хотелось спросить его о причинах его прихода, но не такой человек Пинсон, чтобы вступать в объяснения с первым встречным. Он направился прямо к адмиральской каюте.

Находясь поблизости, я услышал громкий разговор и ушел подальше, чтобы адмирал, выйдя, не упрекнул меня в нескромности.

Через несколько минут дверь каюты распахнулась, и оттуда показались бледный Пинсон и адмирал с лицом, багровым от волнения.

— Я уже говорил вам, капитан Пинсон, и повторяю еще раз, — обратился к нему адмирал, — что вы являетесь капитаном грузового судна «Пинта» и вправе распоряжаться ее экипажем, не выходя, понятно, из подчинения своему адмиралу. Заботу же о людях «Санта-Марии» оставьте — для этого существую я! Я не знаю, зачем вы вспоминаете истории с картой или бочкой воды, о которых все уже забыли. Что же касается вашего покровительства бунтовщикам, то мы об этом еще поговорим в Испании!

Вечером этого дня Аотак обратился к адмиралу с просьбой отпустить его на «Пинту», так как в эту ночь матросы, говорил он, задумали с борта корабля ловить рыбу с факелами по индейскому способу. Господин дал ему на это разрешение.

Надо знать, что «Пинта» самое быстроходное судно в нашей небольшой флотилии.

21 ноября около двенадцати часов ночи «Пинта», всегда опережающая оба судна, скрылась из виду. Господин велел всю ночь поддерживать на мачте «Санта-Марии» сигнальные огни, чтобы Пинсон мог легко найти нас. Однако «Пинта» не вернулась.

Это наполнило все сердца тревогой, так как каждый невольно припомнил, что на «Пинте» находятся Кристоваль Кинтеро и Гомес Раскон, Хуан Родриго Бермехо, а также многие матросы, переведенные на «Пинту» после бунта. Обратили внимание и на то, что исчез также Хуан Яньес. Теперь стало понятным, почему так часто беседовал Пинсон с могерцем.

— Как волка ни корми, а он все в лес глядит, — сказал Хуан Роса. — Не знаю, почему вы замалчивали поведение трактирщика и не открыли его козни адмиралу.

Меня поразило отсутствие Аотака. Индеец так привязан ко мне и Орниччо, что никогда намеренно нас не покинул бы. Я думаю, что Пинсон увез его обманом. Возможно, что разговоры о золотоносной стране Банеке смутили капитана, и он решился нарушить присягу, а Аотак ему необходим как переводчик.