Доченька - Мари-Бернадетт Дюпюи

Прессиньяк в день похорон заполнила разношерстная толпа: проводить хозяина «Бори» в последний путь приехали не только крестьяне из окрестных деревень, но и владельцы ферм, и именитые граждане из Шабанэ, Массиньяка и даже из Лиможа.

Многие вслух жалели Мари, одетую во все черное. Пьер с непроницаемым лицом поддерживал супругу под руку. Многие кивали в сторону четы, шепча соседу или соседке: «Вот они, новые хозяева усадьбы „Бори“!»

Нанетт дала волю слезам, оплакивая «своего муссюра», то и дело во всеуслышание заявляя, что потеряла «близкого и родного человека». Леони присматривала за Лизон и Полем, которых очень огорчало происходящее. Дети никак не желали понять, что дедушка ушел навсегда, и постоянно спрашивали, когда он вернется.

Кюре произнес надгробную речь. Мари ни на минуту не переставала плакать. Даже будучи окруженной близкими, молодая женщина чувствовала себя одинокой, без конца искала глазами отца. Она не могла смириться с мыслью, что больше никогда его не увидит. Годы, проведенные рядом с ним, несомненно, были самыми светлыми, самыми лучшими в ее жизни…

Когда гроб опустили в могилу, с губ Мари сорвался душераздирающий крик. Пьер сильнее сжал ее руку. Внезапная смерть тестя огорчила его, но помимо этого он сразу ощутил груз ответственности на своих плечах. Пьера это не пугало, поскольку Жан Кюзенак успел подготовить его к управлению большим хозяйством.

Поток соболезнующих казался нескончаемым. Мари была истерзана горем. Она испытала облегчение, выйдя на дорогу, ведущую к «Бори», как если бы, переступив порог Большого дома, надеялась увидеть там отца.

Нанетт последовала за ней. Славная женщина не захотела оставлять наедине с печалью «свою крошку», чья бледность внушала ей сильное беспокойство. Лизон и Поль до самого дома держали бабушку за руки. Дети ее очень любили и радовались в предвкушении: сейчас они придут домой, бабушка сядет у огня и расскажет им удивительную сказку…

У Мари до сих пор не укладывалось в голове, что отец так рано покинул ее. Рыдая, как маленький ребенок, она то и дело входила в спальню Жана Кюзенака, оттуда шла в гостиную, повторяя едва слышно:

— Папа! Милый папочка! Почему ты ушел?

Да, его больше не было… Остались только безмолвные свидетели его пребывания в доме — одежда, ботинки, последние прижизненные фотографии, сделанные этим летом. Мари долго их рассматривала. Потом спустилась в кухню, где Леони развлекала маленькую Матильду.

Мари приобняла Леони и попросила негромко:

— Знаю, ты хотела второго января вернуться в Лимож. Но если бы ты смогла остаться ненадолго, хотя бы на неделю, я была бы так счастлива! Только с тобой одной я могу поговорить о папе, потому что ты хорошо его знала. Для Нанетт он остался муссюром, хоть мы с Пьером и поженились.

Леони задумалась. Несмотря на траурное настроение в доме, которому поддались все его обитатели, под крышей «Бори» ее часто посещало чувство сладкого опьянения, источник которого был ей отлично известен. Остаться? Что ж, выдержки ей хватит. Да и кто узнает, что каждый жест Пьера, каждый взгляд его темных глаз, каждая улыбка его сочных губ пробуждают в ней сильное, почти животное желание?

Единственным человеком в доме, кто догадывался о том, что творится в душе Леони, была Нанетт. К этой ситуации было вполне применима одна из ее любимейших поговорок: «Меня вокруг пальца не обвести!» Бывая в «Бори» утром и вечером, она пришла к определенным выводам и задумалась. Решение, делающее честь ее изобретательности, нашлось довольно быстро.

Вечером, посадив Лизон к себе на колени, она сказала, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Мари, раз уж ты попросила Леони побыть с тобой подольше, хотя она, бедняжка, ждет не дождется свидания с женихом, пригласи сюда и его! Заодно мы все на него посмотрим.

Леони стала отказываться. Она ни за что не осмелится попросить Адриана взять отпуск, чтобы приехать в Прессиньяк. Однако Мари поддержала идею Нанетт:

— Нан права, милая Леони! Это и твой дом тоже! Уверена, твоего жениха обрадует наше приглашение. Вы будете гулять вместе, как раз выпал первый снег… У вас останутся прекрасные воспоминания об этих днях. Думаю, папа сказал бы тебе то же самое!

Нанетт и Леони смотрели на Мари. На слове «папа» голос молодой женщины дрогнул. Леони сказала тихо:

— Я могу отправить ему телеграмму. Это так любезно с вашей стороны! В детстве у меня не было настоящей семьи, а теперь есть. Я столько рассказывала о вас Адриану! Описывала «Волчий Лес», дом, парк, конюшню… И о доброте папы Жана…

Пьер отправил телеграмму на следующее утро. Новый хозяин «Бори» спокойно воспринял новость о приезде жениха Леони. Находясь среди женщин, он часто терял почву под ногами, а Поль был слишком мал, чтобы завести с ним «мужской» разговор за бутылкой «о-де-ви»…

Ответ от Адриана Меснье пришел очень быстро: он принимал приглашение. Мари очень обрадовалась за Леони. Сама же девушка почему-то боялась приезда возлюбленного, но не подавала виду.

Словом, жизнь текла своим чередом. Уже неделю Жан Кюзенак покоился в лимузенской земле. Обитатели «Бори», несмотря на траур, занимались своими повседневными делами. Пьера с утра до вечера не было дома — он посещал фермы.

Нанетт практически переселилась в Большой дом и не скрывала своей радости, потому что теперь целыми днями могла возиться с Лизон и Полем. Мари же стала уделять детям меньше времени. Молодая женщина вставала поздно, по ночам она часто плакала или просто лежала без сна, а если засыпала, то ей снились кошмары. Однажды Пьер с удивлением обнаружил между ними на супружеской кровати малышку Матильду.

— Она так рада, что я взяла ее к нам в постель! Да и когда малышка рядом, я меньше беспокоюсь о ней.

Пьер что-то недовольно буркнул, но, укладываясь спать, с восхищением посмотрел на симпатичную мордашку младшей дочери. Мари удивилась, заметив этот нежный взгляд, и обрадовалась. Ей очень хотелось прижаться к груди супруга, насладиться его мужской силой… Однако между ними словно выросла преграда — невидимая, непонятная…

Этой ночью Мари приснился удивительный сон. В грезах к ней явился отец, более молодой и красивый, чем накануне кончины. Окруженный туманной дымкой, он укоризненно покачал головой: «Доченька, неужели ты решила загубить свою жизнь только потому, что я ушел туда, где меня ждала твоя мать? Я вовсе не несчастлив, мы с моей милой Марианной теперь навеки вместе. Будь счастлива, дорогая доченька, я люблю тебя и всегда буду любить!»

Молодая женщина проснулась на рассвете и сразу вспомнила сон. Придя к убеждению, что отец не упокоится с миром, пока она будет слишком сильно о нем тосковать, Мари решила, что надо взять себя в руки. Обмываясь холодной водой, она говорила сама себе:

— Не переживай, папа, я буду сильной! Я скучаю по тебе, я всегда буду по тебе скучать, но мне нужно позаботиться о моей семье…

Пьер в этот вечер вернулся рано, до наступления темноты, потому что начался сильный снегопад. Мари с Леони пили чай в гостиной.

— Хочешь чаю, Пьер? — спросила Мари.

— Нет, спасибо! Уж лучше грог! У меня ноги отмерзли, вернее, одна нога.

Эта неловкая шутка не понравилась Леони. Почему Пьер все время напоминает себе и окружающим о своем увечье? Она предпочла сменить тему разговора:

— Я немного волнуюсь об Адриане. В Шабанэ он приедет на семичасовом поезде. Как думаешь, Пьер, можно послать кого-нибудь за ним на вокзал на машине в такой снегопад?

Мари сконфуженно произнесла:

— Я совершенно об этом не подумала! Что же теперь делать?

Пьер грел руки у огня.

— Что ж, запрягу Марино, — усмехнулся он. — Это бесстрашный конь, да и нагрузки ему сейчас маловато. Не переживай, Леони, съезжу я за твоим суженым на вокзал. Только меня не вините, если с городского мсье по пути шапочку сдует!

Мари в отчаянии всплеснула руками:

— Надеюсь, ты будешь с ним вежлив. Подумай о нашей милой Леони! Нехорошо насмехаться над человеком только потому, что он не знает сельской жизни!

Пьер насмешливо посмотрел на супругу. Ему казалось, что после смерти Жана Кюзенака Мари стала смотреть на него свысока, почти с презрением.

— Я думала, мы втроем поедем в Шабанэ на машине! Адриан удивится, не увидев меня на вокзале, — сказала Леони.

Мари не сводила глаз с чашки. Она постоянно совершала над собой усилие, чтобы не плакать, чтобы говорить и улыбаться, и теперь очень устала. Когда в комнате одновременно оказались Леони, Пьер и дети, она вдруг почувствовала, что задыхается. Однако ей удалось проговорить довольно-таки будничным тоном:

— Значит, поедешь вместе с Пьером, Леони! Ты обязательно должна быть на вокзале. Дорогая, иди скорее одеваться. Адриану будет приятно ехать с тобой рядом в такой прекрасный зимний вечер!