О чём молчат ведьмы (СИ) - Ульская Сигита
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стася закивала.
— Такой момент бывает в любой работе. Главное — довести задуманное до конца. И тогда тебе будет чем гордиться, — добавила Лидия. — И если тебе не нравится твоя жизнь или твоя работа, то надо всё взвесить, обдумать и перекроить. Однако понимать, что между прошлым и будущим будет момент, когда перед тобой останется только груда лоскутов…
…Возвращаясь к бабушке, Стася всю дорогу представляла швейную машинку Лидии, старомодное шёлковое платье и новую блузку.
Глава 27
А бабуля выволокла в сад ковёр из гостиной, расстелила его на траве и, подоткнув юбку, стояла на нём на коленях и чистила его щёткой. Пару цветных половичков она уже вымыла, развесила их по забору, и вода с них стекала шумной весёлой капелью.
— Бабушка, — подбежала Стася к Старой Ксении, — ну зачем же ты сама их моешь? Я бы всё сделала!
Ксения, поднявшись, ответила:
— Это доставляет мне удовольствие… Кому-то нравится жаловаться, кому-то — болеть или отдыхать. А мне — работать, чистить и создавать. И таких, как я, много. Ты, кстати, такая же.
Стася в спешке поела и присоединилась к бабушке. И вот они уже вдвоём весело тёрли щётками старый ковёр. И всё стало как раньше. Как будто болезнь была ночным кошмаром.
За этим занятием их и застал Станислав. Он тихо подошёл сзади и пощекотал голую Стасину пяточку травинкой. От неожиданности она вскрикнула, вскочила, но тут же, увидев Стаса, засмеялась и обняла его мокрыми руками.
Парень помог им домыть ковёр и повесить его на просушку. Сделать это было не так-то просто. Намокший ковёр был тяжёлым, выскальзывал из рук, и ребята изрядно повозились, таща его до забора. Их ужасно смешило то, что они чуть не падали, скользили по мокрой траве, но всё же водрузили ковёр на деревянный штакетник. Чтобы смыть с себя грязь, уставшие и мокрые, отправились искупаться.
Когда Стася и Станислав вышли на берег, море радостно протянуло им навстречу волну, но не дотянулось и, опав, отпрянуло в ожидании, пока влюблённые подойдут ближе. Солнце же торопилось закатиться за горизонт и снова разлилось тысячами оранжевых осколков по волнам Медовой бухты. Парень с девушкой быстро скинули одежду и, взявшись за руки, побежали в воду цвета кипящей лавы.
Она была тёплой и нежной, как Стася. Станислав прижал девушку к себе и почувствовал мурашки на её коже. Губы Стаси пахли спелой малиной. Стас целовал её и думал, что целует саму жизнь. Никогда до неё он не размышлял столько о природе. Ну, цветы и цветы, деревья, кусты… Но со Стасей мир для него словно ожил и заговорил. Стас почувствовал любовь от каждой ветки и каждого листка. Наверное, потому что сама Стася относилась ко всему, что их окружало, бережно, как к живому. Только с ней он ощутил себя частью огромного яркого мира.
— Как я жил без тебя? — спросил он у неё.
— Так же, как и я без тебя, — ответила она и крепко его обняла.
…Когда Стас уехал домой, а бабушка легла спать, Стася опять села за ноутбук. Ей надо было доделать новый сборник. У неё было несколько вопросов по его оформлению, и она решилась позвонить помощнику редактора Катарине. Та сразу ответила. Они обсудили работу, а потом ещё долго разговаривали на отстранённые темы. Катарина пооткровенничала, что сегодня рассталась с парнем, и рассказала, как ей грустно. Стася сидела на подоконнике, качала ногой и слушала далёкую девушку, которая вдруг стала близкой и осязаемой. Их взгляды во многом совпадали. Им нравились одни и те же вещи.
Как восхитительно невзначай соприкоснуться с незнакомым человеком и почувствовать в нём родную душу! Подруг ты угадываешь каким-то шестым чувством. И возникает неповторимое ощущение, будто знал человека всегда. Словно одним лёгким движением ты совпал с кем-то пазлами.
Потом, лёжа в постели, она ещё долго думала о Катарине и её приятном голосе.
…С этого дня бабушка снова занималась хозяйством, Стася помогала ей, писала сказки, училась у ведьм, а по вечерам гуляла со Стасом. Они объездили всё ближайшее побережье, целовались в каждом затаённом уголке, рассказали друг другу обо всём, и, казалось, между ними больше не было ни одного секрета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ночами Стася часто болтала с Катариной. Пару раз пыталась рассказать о Катарине Виге, но та восприняла это ревниво, и больше они не касались данной темы.
Старая Ксения расцвела. Болезнь отступила, и когда через пару недель их по собственной инициативе навестил доктор Петер, решивший проведать Ксению, а ещё больше хотевший увидеть Стасю, то он был очень удивлён внешним видом своей пациентки.
Ксения встретила его, неся таз с овощами из огорода. Она усадила доктора Петера на веранде, нарезала ему целую миску салата из мясистых помидоров и молодых огурчиков, которые на срезе покрывались капельками сока, потом всё это щедро присыпала укропом и добавила ложку густой сметаны. Придвинула ему тарелку, принесла печёной картошки и каравай хлеба с лопнувшей краюшкой.
— Вот эти лекарства мне помогают, — сказала она ему, указывая на еду. — За завтраком я принимаю пару капель криков чаек, за ужином — плеск моря. Так и лечусь.
Вскоре на веранду босиком вышла Стася, одетая в лёгкое летнее платье. Она только проснулась, откидывала распущенные волосы с лица и тёрла ладошками сонные глазки. Девушка сладко потянулась и лишь сейчас увидела гостя. Чуть опешила, извинилась и подсела к ним за стол.
Доктор Петер, зардевшись, сказал ей:
— Я рад, что вашей бабушке легче.
— Да, — схватив помидор и аппетитно его надкусив, ответила Стася, — видимо, у нас в Медовой бухте такое место. Лечебное.
Петер хотел бы поболтать с ней, но Стася была немного рассеяна и расстроена. Сегодня к ним должна была приехать мать. Причём на несколько дней. И совершенно непонятно было, чего ожидать от этого приезда, так что разговора не получилось. Петер померил Ксении давление, поговорил о её самочувствии, пару раз взглянул на Стасю, которая его словно не замечала, и, вздохнув, уехал.
К обеду прибыла Агния. Она тяжело взобралась на крыльцо, недовольно покосилась на море, сказав, что «здесь вечные сквозняки» и они «постоянно студят уши». А потом пошла устраиваться в гостевой комнате.
За обедом Агния попыталась заговорить о продаже дома. Она сказала, что агент по недвижимости объяснил, что дома́ на побережье сейчас сильно подорожали.
— Мы могли бы очень выгодно продать твою халупу. А там, в городе, живи себе как барыня, — объясняла она матери.
— Так я и здесь барыня, — спокойно поставила перед ней тарелку Ксения.
— Мам, но ты же… болеешь. Будешь слабеть. Тебе нужен уход, — сказала Агния.
— Не беспокойся. Тебе надо будет договориться только о моей кремации.
— Мама! Я не хочу об этом говорить! — воскликнула Агния.
— Хорошо, не будем.
Какое-то время они ели молча, а потом Ксения вдруг сказала:
— Мы пойдём сегодня на сельскую ярмарку. Они поставили шатры у посёлка. Мне рассказал об этом Станислав.
— Зачем это? Шумно. Много народу. Ещё подхватим какую-нибудь заразу, — поджала губы Агния.
— А когда вы были с братом маленькие, ты больше всего на свете любила такие ярмарки. Карусели, огоньки, аттракционы, — напомнила ей мать.
— Мама, ну глупости же. Я давно уже не маленькая! — возразила Агния.
— Сделай это для меня, — попросила её Старая Ксения.
Агнии пришлось согласиться.
Когда стало темнеть, женщины собрались. Агния надела кофточку цвета мяты и синюю юбку.
Когда её увидела Ксения, она улыбнулась:
— Агнешка, ты до сих пор любишь мятный цвет?
— Да, он мне нравится, — поправляя воротник перед зеркалом, ответила Агния.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ты была удивительным ребёнком. Девочкам обычно нравятся розовые цвета. А ты с детства выбирала зелёные. Именно такой, мятный, тебя завораживал больше всех, — сказала Ксения.
У неё заблестели глаза. Она подошла к комоду и, открыв нижний ящик, достала коробку с ярко-лиловой крышкой, вытащила из неё что-то блестящее и протянула Агнии. Это была маленькая брошка в виде четырёхлистного клевера. Вместо листиков в неё были вставлены четыре прозрачных голубых камешка.