По ту сторону Солнца. Часть первая - Елена Асеева

Внезапно поверхность сего небольшого небесного тела враз вздрогнула и, словно ссыпала со своих лучиков оранжевого сияния песок. Сыпучие крупинки хоть и покинули лучики, не просыпались, они лишь зависли на заднем плане звезды, принявшись как-то и вовсе рывками разлетаться в стороны, одновременно, разрывая на части и утягивая вслед за собой небесное светило. Данное действие сопровождалось и звуковым эффектом, отчего слышимо прозвучала мельчайшая барабанная дробь от разлетающегося песка и скрипящий хруст раздираемого неровного верхнего слоя звезды, высвобождая пространство допрежь ею прикрытого.

И перед взглядом Даши предстал огромный в своем размере зал. С высоким потолком в виде трех полусферических отдельных сводов, стыкующихся гранями, и сходящихся в общий центр, из которого торчал, нависая, громадный, каменный, черный, пятилепестковый цветок. Зал имел форму яйца, потому покатыми в нем были не только стены, но и вогнутым сам пол. Бело-светящаяся поверхность этого мощного помещения, точно парящей обок плавных стыков стен и потолка дымки, был испещрен тончайшими красными нитями, пронизывающего его во всех направлениях, создавая эффект чудного организма, внутри коего оказался. Зал смотрелся столь сильно наполненным светом, что даже язычковые, черные лепестки цветка нависающего с потолка не притемняли данного сияния. Вероятно, еще и из-за того, что сама его корзинка, в форме прозрачного диска, перемещала по своей большущей в диаметре окружности мельчайшие, яркие огни от фиолетового, вплоть до красного, с тем словно проигрывая цвета земной радуги. Пол в помещение, впрочем, как и стены, и сводчатый потолок, был гладким, представляя собой продукт горных пород, лишь на доли мига проступившего в виде слоистой текстуры и перемешивающей полосчатую в тональности окраску внутри.

Взор Дарьи, не более нескольких секунд, оглядывал саму залу, а после прозвучал ее альт, лишенный какой-либо женственности и наполненный авторитарной мощью, привыкшей всегда повелевать:

— Передайте амирнарху Раджумкар Анга Змидра Тарх, что я готов с ним встретиться.

Несомненно, это говорила Даша, ибо в следующий миг ее взгляд (досель смотрящий на каменный цветок в своде залы) степенно тронулся вниз, словно прочерчивая линию или только желая взглянуть на стоящее, где-то в шаге существо, имеющее низкий в сравнение с ней статус.

Однако, взгляд так и не коснулся того существа, потому что внезапно (как это бывает во сне) на смену залу пришел длинный коридор, полуподвального помещения. И хотя коридор в высоту был не менее двух с половиной метров, стены в нем, как и потолок, побеленные, от долгого срока службы, местами обветшали и показывали плохо заштукатуренную кирпичную кладку. В стыках стены и потолка и вовсе иногда просматривалась синевато-зеленая плесень, будто нарочно протянувшаяся полосами или круговыми пятнами, вероятно, образованная в местах протечки воды. Не менее жутко смотрелся покрывающий пол линолеум, определенно, когда-то имеющий серый цвет, а сейчас грязно-коричневый с длинными полосами пролегшей беловатой пыли, словно ссыпавшейся со стен и потолка. Еще рывок движения или только поворот головы Даши, и на полу также мгновенно возник лежащий мальчик, поваленный туда мощным ударом ноги в грудь. Мальчуган как-то разом подскочил с пола на ноги и испуганно огляделся. И Дарья тотчас признала в этом ребенке, своего любимого Павку. Только слишком изменившегося, и не то, чтобы повзрослевшего (хотя сейчас сын был старше, точно шести-семи лет). Его дотоль кругленькое, полненькое личико гляделось исхудавшим, осунувшимся, в двух крупных, серо-голубых глазках, обрамленных длинными темно-русыми ресничками и изогнутыми негустыми бровками, стояли слезы. А сизо-серые мешки под глазами, будто указывали на изможденное состояние, или частое избиение. На левой щечке теперь не выделялась, как прежде, глубокая ямочка, потому как пропала их детская припухлость, а рассеченные в нескольких местах и кровоточащие губки, похоже более и не могли улыбаться. Пашуня даже лишился столь любимых Дарьей густых, русых волос с медным оттенком, кои было так приятно взлохмачивать и целовать. Сын, кажется, и не подрос, хотя с тем зрительно вытянулся, очень сильно похудел, а сидящие на нем черные, мятые брюки и клетчатая рубаха, мешковатые, указывали на их ветхость, не ухоженность.

— Мамочка, — едва слышно шепнули, приоткрывшиеся губы с четко выраженной галочкой на все поколь верхней, — почему ты умерла? Как мне страшно без тебя, дедушки и бабушки.

— Касторнов, ты, что делаешь в этом коридоре? — теперь раздался женский голос с металлическими нотками внутри, вроде все и вся ненавидящий, и Павка тягостно вздрогнув, пригнул голову.

А Даша вдруг ощутила мощную струю страха сына перед неизбежным, неизменным, очевидно, принятую на его выдохе, и тотчас закричала. Секундой спустя ощутив нестерпимую боль в собственной голове, а потом и во всем теле. Кожа на нем в единый момент покрылась крупными мурашками, больше похожими на щетинки, на лбах старших велесвановцев, и также враз взмокла, словно исторгнув из себя не просто слизь, а потоки воды. Тьма, поглотившая все виденное, и перебравшаяся в сам диэнцефалон, опять же резко вызвала сокращение мышц в конечностях, спине, шее, и мгновенно открывшая глаза Дарья, тягостно застонала.

В первое мгновение ничего пред собой, не увидев, и даже не услышав, однако, четко осознав, как на место исторгнувшейся из нее воды, пришло легкое трепетание самой кожи, точно более не могшей прикрывать себя столь необходимой слизью. Лишь немного погодя над Дашей проступило прикрытое дымкой лицо Прашанта и его чуть приоткрывающийся безгубый рот, что-то шепчущий, указавший ей, что надо открыть верхние пары век. Впрочем, стоило Дарье улучшить видимость, как сразу стало тяжело дышать. Чудилось, в ноздри засунули заслонки, а через рефлекторно открывшийся в помощь рот воздух не захотел поступать. Еще не более десятка секунд и в груди нежданно и слышимо, не просто ощутимо, что-то забурлило, а после весьма четко и достаточно громко с обеих сторон грудной клетки попеременно застучали сразу два (как показалось Даше) сердца, тем самым заколачивая собственным бессистемным биением работу легких.

Слух так и не появлялся, а от нехватки воздуха вновь пропало зрительное восприятие, хотя юный велесвановец знал, что веки его открыты. Перед глазами проступили сначала мелкие, а миг спустя вспухшие голубо-зеленые капли, принявшиеся водить скорый пляс меж собой. Чуть позднее, когда от данного хоровода закружился и сам диэнцефалон Дарьи, будто захваченный в кружение, капли внезапно вспухли, соединились в единое полотно и поглотили понимание происходящего.