Улей Хеллстрома - Фрэнк Герберт

– Да. – Похоже, Майерли обиделся. Он знал, что Джанверт был заместителем Перуджи в этом деле, но его раздражало такое обращение со стороны этого карлика.

– Узнай, что она там видит.

– У этой штуковины всего лишь двадцатикратное увеличение, и к тому же еще до конца не рассеялась дымка.

– В любом случае разузнай. Скажи ей, что случилось.

– Ладно.

Домик заскрипел и сдвинулся с места, когда грузное тело Майерли исчезло за дверью.

Джанверт, приподнявший наушник с правого уха, чтобы слышать Майерли, теперь опустил его на место и не мигая уставился на приемник. Что хотел сказать Перуджи своей последней странной фразой? Металлургия? Новые изобретения?

31

Из записей Тровы Хелльстром:

«Наше будущее состоит в полном приручении людей.

Следовательно, все человеческие формы Внешнего мира должны рассматриваться как дикие. В этом процессе приручения нам неизбежно придется ввести эти разнообразные человеческие формы в нашу социальную структуру. Неважно, сколь различны и разнообразны будут эти формы, ибо взаимная независимость и постоянное чувство важности нашего единства никогда не должны быть утеряны. Праматерь и лидер Улья лишь внешне отличаются от самого низшего работника. Если наиболее высокопоставленный из нас захочет вознести молитву, то в ней он должен произнести благодарность за то, что есть работники. Похвально, увидев обычного работника, подумать, что он такой же как и я, если не считать еду и квалификацию».

Войдя в студию через двойные двери, что объясняло причину, почему он не мог разглядеть ничего со двора, Перуджи почувствовал что-то странное в звуках и движениях. Этот зловонный животный запах ощущался здесь еще сильнее. Он приписал это странному сооружению за стеклом слева от него, в которым он заметил животных в клетках. Он увидел мышей, гвинейских свиней и обезьян.

Во всех кинокомпаниях, в которых прежде доводилось бывать Перуджи, он отмечал особенную тишину, наступавшую, когда энергия всей группы таинственным каналом направлялась в линзы кинокамер. Однако в этом месте все происходило по-другому. Никто не ходил на цыпочках, наоборот – с небрежным молчанием, которое показывало, что все происходившие для них – обычная вещь. Дверь с обивочным материалом заглушала то постоянное гудение, которое так раздражающе действовало на него снаружи, однако здесь оно ощущалось лишь как слабый шорох.

Похоже, работала только одна съемочная бригада. Они располагались справа от него и проводили съемки какого-то стеклянного контейнера, имевшего три фута в ширину. Стекло отражало резкие снопы света.

Хелльстром предупредил Перуджи, чтобы он не разговаривал, пока ему не дадут знак, однако Перуджи указал рукой на группу в углу и в немом вопросе поднял брови.

Нагнувшись к нему, Хелльстром прошептал:

– Мы пытаемся заснять артикуляцию частей тела насекомых в новом ракурсе. Увеличенное изображение. На самом деле внутри этого стеклянного ящика, необходимого для для установления нужного для выбранного насекомого климата.

Перуджи кивнул, подумав, почему им нужна тишина при этом. Будут ли они озвучивать фильм сразу после снятия этого эпизода? Это казалось сомнительным, но его знания о производстве фильмов были дилетантскими, которых он наспех нахватался при подготовке к этому заданию, и он понимал, что не стоит задавать этот вопрос вслух. Хелльстром будет только рад предлогу попросить выйти его из студии. Нервозность его стала еще более заметной, когда они вошли внутрь студии.

Хелльстром шел впереди, а Крафт позади, и так они по диагонали пересекли центр студии. Как всегда, когда Чужак оказывался так близко к сердцу Улья, Хелльстром не мог полностью избавиться от чувства тревоги. Слишком уж глубоко въелось в него территориальное сознание. И Перуджи распространял вокруг себя запахи Внешнего Мира. Он не принадлежал этому месту. Крафту, идущему вслед за ним, вероятно, было еще хуже. Никогда раньше он не сопровождал Чужака так далеко внутрь Улья. Однако работники киногруппы вели себя на первый взгляд как обычно. Они должны ощущать присутствие этого Чужака как постоянный раздражающий скрежет в своем сознании, но предшествующая тренировка позволяла им скрывать свою реакцию. Все шло в ровном темпе.

Перуджи заметил движение людей вокруг них: вдоль их диагонального пути, рядом с ними, в углах студии. Каждый как будто бы занимался своим делом, и никто не бросал более одного быстрого взгляда на них троих, пересекающих пустое пространство, но Перуджи не мог избавиться от чувства, что его пристально рассматривают. Он посмотрел вверх. Яркие лампы, располагающиеся в нижней части студии, погружали верхнюю часть в глубокую тень, где ничего невозможно было разглядеть. «Умышленно ли это сделано? Что там они могут скрывать?»

И тут внимание Перуджи привлекла опускающаяся по крутой спирали клеть, и он споткнулся о сложенный витками кабель. Он, наверное, упал бы, если бы Крафт не прыгнул к нему и не схватил его за руку. Шериф помог Перуджи обрести равновесие и приложил палец к губам, призывая к тишине. Потом он неохотно отпустил руку Перуджи. Было бы более надежно контролировать руку этого незваного гостя. Крафта терзали мучительные сомнения. Нильс играет с огнем! Там, на нижнем этаже студии, – безголосые работники. Разумеется, их готовили к черновой работе, но их присутствие могло привести к взрыву. Что, если один из них отреагирует на чуждый химизм Чужака? Запах этого человека был просто невыносимым!

Перуджи, увидев, что впереди ему ничто не мешает, вновь посмотрел на опускающуюся клеть операторного крана. Она вынырнула из таинственного мрака верхних ярусов и в наступившей полной тишине двинулась к камере, установленной в углу. В этой клети находилась женщина в белом рабочем халате. У нее была поразительно бледная кожа, что подчеркивалось ее смолянисто-черными волосами, собранными у шеи в простой пучок. И колышущиеся от быстрого движения складки халата заставляли думать, что под ним ничего не было.

Крафт потянул Перуджи за руку, призывая его идти быстрее. Перуджи прибавил шаг. В этой бледнокожей женщине было что-то магнетически привлекательное, и он не мог выбросить из головы ее образ. У нее было овальное лицо мадонны под копной черных волос. Руки, выходящие из-под коротких рукавов халата, были чуть полноваты, но предполагали скорее чувственную мягкость, чем тучность.

Хелльстром стоял перед дверью сооружения, воздвигнутого отдельным блоком с плоской крышей внутри студии. За этой плоской крышей к верхним ярусам тянулась стена. Перуджи решил, что эта стена разделяла сарай пополам по его длине, и его очень заинтересовало, что может находиться за ней. Он проследовал за Хелльстромом в тускло освещенную комнату, где толстое стекло, начиная с высоты талии, уходило вверх под потолок вдоль двух внутренних стенок. За одной стеклянной перегородкой открывался вид небольшой студии, в которой свободно взад-вперед летали и прыгали насекомые в голубоватом свете – бледные, с большими крылышками мотыльки, судя по внешнему виду. А за вторым окном в полутемной комнате работали мужчины и женщины за длинным изогнутым столом, напичканным электроникой, и перед каждым располагался небольшой экран, показывая мельчайшие движения. Это напоминало Перуджи телевизионную студию.