РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ - Виктор Суворов (Резун)

А в Киевском военном округе, на танкоремонтном заводе, был налажен ремонт тысяч частных автомобилей. Командование округа себе карманы деньгами набивало, а умельцы, которые эти машины ремонтировали, каждый вечер увольнение получали. И все были довольны — и генералы, и умельцы, и потребитель. И качество работы было отменным. Жаль, прикрыли лавочку, негде потом было в Киеве «Жигули» отремонтировать.

Но даже если бы умельцы и не получали никакой мзды, все равно их труд был бы весьма производительным, ибо плавать весь день в бассейне или гонять теннисный мячик куда приятнее, чем в жаре и грязи рыть окопы полного профиля. И рисовать сатирическую стенгазету в теплой каптерке намного для здоровья полезнее, чем менять танковые гусеницы на морозе. Это экспериментально доказано.

Все умельцы, кроме всего прочего, получали бесчисленные отпуска и увольнения — за счет других, конечно. С них-то и начинается разложение армии (конечно, это не единственная причина и даже не самая главная, но одна из основных). Идет, допустим, совершенно пьяный, грязный, нестриженый солдат по городу, а патрули его сторонятся: это, кажись, личный краснодеревщик комдива, а вон тот, тоже пьяный, кажется, личный строитель начальника штаба дивизии, бассейн ему персональный строит. Этих лучше не трогать, лучше с ними не связываться!

3

Но вернемся к нашему арестованному сержанту. По профессии он был ювелиром, причем ювелиром потомственным. Пришел в армию сразу со своим инструментом — с пилочками, маленькими тисками, щипчиками. Явление, когда молодые парни приходят в армию сразу со своими гитарами и балалайками, с кистями и полотном — повальное. Советский народ давно понял порядки, царящие в нашей родной армии, и потому напутствует своих сыновей: талант раскрывай сразу же, с первого дня.

Этот умелец свой талант продемонстрировал сразу, как попал в наш учебный мотострелковый полк. Забрали его куда-то в клуб и приказали сделать сувенир — маленький серебристый танк в подарок какому-то председателю комиссии. Записали же его в мой учебный взвод, и через полгода я должен был из него сделать отличного сержанта, командира разведывательного танка. Так за свою службу я его и не видел. Из тридцати человек во взводе у меня таких семеро было. Правда, шестеро других — художник, скрипач, пианист и три спортсмена, — были приходящими, то есть иногда, раз в неделю, а то и два раза появлялись во взводе, и я их сумел кое-чему обучить.

Курсант Зумаров не появился даже на выпускной инспекции, да и куда ему: он танки видел только игрушечные, те, что вырезал из бронзы и органического стекла. Проверку за него сдавал командир полка, всё что-то с комиссией шептался. В результате стал Зумаров отличником, присвоили ему звание сержанта и оставили в нашем же полку командиром отделения — готовить новые кадры танкистов-разведчиков. Назначен он был командиром отделения в мой же взвод, но и после этого я его никогда не видел.

Не подумай, читатель, что только у меня были проблемы с «мертвыми душами» — все командиры взводов имели по пять-семь «мертвяков». Тут распределение справедливое — никто не обижен! Так мы и готовили кадры для родной армии. Приезжает такой командир танка, недоучка, из учебного полка в боевой и сразу заявляет: я не командир, я — вокалист. В полку, конечно, рады: тебя-то нам и не хватало! Так и командует танком наводчик, а вокалист знай себе арии из опер распевает. Все довольны. Лучших же умельцев, вроде нашего ювелира, учебный полк ни за что не отдает в боевые войска, а оставляет у себя под любым предлогом, чаще всего под видом инструкторов.

А сержант-инструктор Зумаров тем временем был подмечен командиром дивизии, а затем и командующим армии и передвинулся вначале на дивизионный уровень, а затем и на армейский. Возможно, пошел бы и выше, да патрули задержали, да еще и в другом округе.

4

После первого разговора с военным дознавателем я уж было решил, что второго разговора не будет, ибо о сержанте я совершенно ничего не знал: ни на каком уровне он сейчас находится, ни кто его настоящий командир, ни то, сколько раз в неделю его отпускают в увольнение. Но второй разговор все же состоялся.

— Где его присяга?

— Не могу знать!

Я и вправду знать этого не мог. Дело в том, что каждый советский солдат после месяца первоначальной подготовки приводится к присяге. Это может быть сделано только после того, как солдат первый раз стрелял из своего оружия. Присяга для каждого солдата печатается на отдельном листе, и под ее текстом он расписывается; это делается для того, чтобы этот отдельный лист в любой момент можно было вложить в его уголовное дело.

Когда весь учебный взвод впервые поехал на стрельбище перед принятием присяги, Зумаров выпиливал свой первый танк.

— Ничего, — сказал командир полка, — поедешь со следующим взводом.

Затем полковой командир, видимо, забыл вовремя распорядиться, у него вон сколько проблем! А я как непосредственный начальник тоже не мог проконтролировать. Мне было сказано: не соваться не в свое дело. Я и не совался. Да и не было у меня возможности соваться.

Теперь же Зумаров, как выяснилось, не был ни сержантом, ни даже солдатом. И под военную юрисдикцию он тоже не подпадал: не принял присяги — значит, нельзя и военными трибуналом судить, а по гражданским законам он ничего плохого не сделал, просто на несколько дней из одного города уехал в другой. Конечно, те полтора года, что он провел в армии, ему тоже нельзя было засчитывать в срок службы, ибо срок службы в армии исчисляется со дня принятия присяги. Тут уж Зумаров мог поднимать скандал: знать ничего не знаю, я пришел в армию, я честно служил, почему вы меня не привели к присяге? Это не моя забота, а ваша!

Скандал разгорался, и его надо было немедленно пресечь, ибо пострадать могли не только мелкие пешки вроде командира полка, но и кое-кто повыше. Скандал замяли на уровне Прикарпатского военного округа. Там нашли компромисс. Зумарову оставалось служить еще больше года, а ему предложили демобилизоваться немедленно, по состоянию здоровья. Зумаров компромисс принял. В Москву же сообщили, что в Омске был действительно задержан сержант Прикарпатского военного округа Зумаров, но он уже не строевой сержант, а демобилизованный досрочно. Комиссованный сержант страдает расстройством памяти, оттого не предъявил патрулям соответствующие документы.

Везет зумаровым, жаль только, что слишком их много в несокрушимой армии.

Путь офицера

1

Проклятием Советской Армии было социалистическое соревнование: вот это лучший взвод, а это лучшая рота, лучший батальон, полк, бригада, дивизия. Одни комиссии сменяли другие, за ними появлялись третьи, они проверяли, проверяли и проверяли, они ставили оценки, оценки и оценки. На этой основе определялось: вам — первое место, вам — второе, вам — двадцать третье.

Такая система неизбежно ставила каждого командира перед прискорбным фактом: не важно, как подготовлено вверенное тебе подразделение или часть, важно, как ты сумеешь пустить пыль в глаза комиссии, как сумеешь ее обмануть или умаслить.

Много лет спустя я имел возможность посмотреть на боевую подготовку в армиях Великобритании, Канады, США. Никаких оценок. А почему? А потому, что каждому солдату, есть комиссия или нет ее, все равно хочется при стрельбе попасть в цель, каждому водителю хочется провести свой танк через препятствия танкодрома не хуже своих товарищей. Отстрелялись, отводили боевые машины, поделитесь впечатлениями между собой, это и будет оценкой. А еще послушайте указания инструктора, как в следующий раз улучшить результат. Но это — все!

Качество подготовки солдат и офицеров в странах Запада определяется по тому же принципу, что и у нас при сдаче экзамена на водительские права: прошел или не прошел. Нет никаких удовлетворительных, хороших или отличных оценок. Командирам всех рангов надо установить только одно: готов этот солдат воевать или не готов, требуется ему дополнительная подготовка или можно посылать его в бой, готов ремонтник двигатель танковый в полевых условиях сменить или не готов, готов наводчик стрелять из движущегося по пересеченной местности танка по подвижным целям или только с места по неподвижным.

Так у них и физическая подготовка проверяется. У нас — брусья параллельные, перекладина, прыжок через коня, полоса препятствий и, понятно, кросс по пересеченной местности.

У них — никакой гимнастики, никаких перекладин и брусьев. Миля по прямой. Дистанция видна от начала до конца. Ни обмануть, ни срезать. Норматив жестокий, но никаких оценок, никаких передовиков, ударников или отличников. Все проще: уложился или нет.

А у нас — дай оценку. И непременно отличную. И чтобы в роте три четверти было отличников, а у остальных чтобы оценки были не хуже хороших. Тогда рота твоя будет отличной считаться. А в батальоне две роты должны быть отличными, одна — не хуже хорошей, тогда батальон отличным назовем, тогда комбату повышение.