Разоблаченный любовник - Дж. Уорд

Нервно подхватив Грей Гуз и стакан, он подошел к диванам. Сев и выпив еще немного, он взглянул на бутыль Лага, стоящую на журнальном столике.

Ви наклонился и схватил виски. Открутив крышку, он приложился к бутылке. Потом наклонил Лаг к стакану с водкой и налил. Из-под полуоткрытых век он смотрел, как смешивается жидкость, как два компонента, водка и виски, сливаются и вместе становятся еще сильней.

Ви поднес комбинацию к губам, запрокинул голову назад, и проглотил всю смесь. Потом откинулся на спинку дивана.

Он устал… чертовски устал… ус…

Он так быстро заснул, будто его треснули по голове. Но дремал он недолго. Подумать только, СОН разбудил его десять минут спустя со своей характерной жестокостью: он проснулся с криком и покалыванием в груди, будто кто-то использовал реберный расширитель на нем. Сердце подскочило, затем громко забилось, пот сбегал по телу.

Разрывая рубашку, он глянул на свое тело.

Все было на месте, никаких зияющих ран. Но осталось ощущение: ужасное давление от выстрела, сокрушительный рок, что смерть пришла за ним.

Он неровно дышал. И решил, что это из-за сна.

Оставив водку позади, Ви поплелся к своему столу, настроенный, тесно и интимно познакомиться с ноутбуком.

К окончанию Совета Принцепсов Марисса была полностью истощена. Что было понятно, ведь приближался рассвет. Много обсуждалось предложение отстранения. Ни одного возгласа «против», и все были сосредоточены на угрозе со стороны лессеров. Очевидно, когда будет голосование, предложение пройдет, и даже если Роф запретит декларацию, Совет посмотрит на это, как на факт пренебрежения королем своими обязанностями перед расой.

Именно это завистникам Рофа не терпелось получить и выставить на передовую. Три сотни лет его правления оставили привкус горечи на губах некоторых аристократов, и они хотели его достать.

Отчаянно желая уехать, Марисса долго ждала около двери в библиотеку, но Хэйверс продолжал разговаривать с другими. В конце концов, она вышла и дематериализовалась домой, решив дождаться в его комнате и поговорить с ним.

Войдя через парадную дверь особняка, она не стала звать Кэролайн, как обычно, а сразу направилась в свою спальню. Толкнув дверь, она…

— О… мой Бог. — Ее комната была… словно опустевший город.

Гардеробная стояла с отрытыми дверями и абсолютно пустая, в ней не осталось даже вешалок. Постель — ободрана, подушки исчезли, вместе с простынями и покрывалами. Все картины сняты. И картонные коробки были расставлены у дальней стены рядом с каждым из ее чемоданов от Луи Виттона.

— Что за… — ее голос затих, когда она прошла в ванную комнату. Все шкафчики оказались пусты.

Когда она вышла из ванной, Хэйверс стоял у кровати.

— Что это такое? — она обвела руками вокруг.

— Тебе нужно покинуть этот дом.

Первое, что она могла сделать, это раскрыть в удивлении глаза.

— Но я здесь живу!

Он вынул свой кошелек, достал оттуда толстую стопку купюр, бросил ее на письменный стол.

— Возьми это. И уходи.

— Это все из-за Бутча? — спросила она запальчиво. — И как это связано с предложением отстранения, которое ты вынес на осуждение Совета? Хранители должны находиться рядом с их…

— Я не делал предложения. А насчет этого человека… — Он покачал головой. — Это твоя жизнь. И наблюдая тебя с обнаженным человеком, жаждущим секса… — Голос Хэйверса надломился, и он прокашлялся. — Уходи. Живи, как хочешь. Но я не стану молча смотреть, как ты разрушаешь свою жизнь.

— Хэйверс, это же смешно…

— Я не могу защитить тебя от самой себя.

— Хэйверс, Бутч не…

— Я угрожал жизни Короля, чтобы отомстить за твою честь! — Его слова рикошетом отлетали от стен. — Чтобы потом обнаружить тебя с человеческим мужчиной! Я… я больше не хочу видеть тебя рядом с собой. Я не доверяю тому гневу, который ты будишь во мне. Он вызывает жестокие побуждения. Он… — Он задрожал и отвернулся. — Я приказал додженам доставить твои вещи, куда ты пожелаешь, но после этого они вернутся сюда. Тебе придется подыскать свой собственный дом.

Ее тело полностью онемело.

— Я все еще член Совета Принцепсов. Тебе придется со мной видеться.

— Нет, ибо я не намерен встречаться с тобой. Ты допускаешь, что останешься в Совете, но это сомнительно. У Рофа не будет причин отвергнуть предложение отстранения. Ты окажешься без пары, а я не стану твоим Хранителем, так что у тебя не будет никого, чтобы разрешить твое присутствие на открытом воздухе. И даже твоя родословная не сможет обойти закон.

Марисса стиснула зубы. Святые небеса… она станет абсолютным изгоем. По-настоящему… никем.

— Как ты можешь так со мной поступать?

Он посмотрел через плечо.

— Я устал сам от себя. Устал бороться с потребностью защитить тебя от твоего собственного выбора…

— Выбора! Как женщина аристократии я не имею выбора!

— Неправда. Ты могла стать подходящей парой для Рофа.

— Он не хотел меня! Ты это знал, ты видел это собственными глазами! Вот почему ты хотел его убить!

— Но сейчас, когда я об этом думаю, то задаюсь вопросом… почему он ничего к тебе не чувствовал? Возможно, ты недостаточно усердно пыталась возбудить его интерес.

Марисса почувствовала необузданную ярость, и эмоции стали еще сильнее, когда ее брат произнес:

— А что до выбора, ты могла не заходить в палату того человека. Ты решила зайти. И ты выбрала… ты могла… не ложиться с ним.

— Ты о чем? Ради всего святого, я все еще девственница.

— Вот сейчас ты врешь.

Эти слова выбили из нее все эмоции. Когда гнев сошел на нет, пришла ясность, и впервые за много лет, она увидела своего брата: невероятно умного, преданного своим родителям, любящего свою мертвую шеллан… и абсолютно жесткого. Мужчина науки и порядка, который любит правила и предсказуемость, и наслаждается своим педантичным взглядом на жизнь.

И он, безусловно, желает сохранить свое мировоззрение в ущерб ее будущему… ее счастью… ей самой.

— Ты полностью прав, — произнесла она со странным спокойствием. — Я должна уйти.

Она посмотрела на коробки, наполненные ее одеждой и вещами, которые она купила. Затем ее глаза снова встретили его взгляд. Он делал тоже самое, как бы оценивая жизнь, которую она вела.

— Конечно же, я позволю тебе оставить Дюрера, — сказал он.

— Разумеется, — прошептала она. — Прощай, брат.

— Отныне для тебя я Хэйверс. Не брат. И никогда снова.

Он опустил голову и вышел из комнаты.

В последовавшей тишине, у нее возникло желание упасть на голый матрас и заплакать. Но на это не было времени. У нее было не больше часа перед рассветом.