Хаосовершенство - Вадим Панов

— Зачем вы хотите знать, что возят в «секретных» поездах?

— Мы… должны знать о Станции все…

— Кто мы?

— Я… и мои друзья… Мы должны бороться со Станцией… Она откроет дверь в преисподнюю…

— Вы собираетесь остановить «секретный» поезд? — Да…

— Как вы определите нужный эшелон?

— Нам… скажут…

— Возможно, вычислят во время погрузки, — шепотом предположила Фатима. — У них наверняка есть осведомители в порту.

— Не настолько хорошие, чтобы знать, что едет в «секретных» вагонах, — усмехнулась Эмира. — И если осведомители точно знают, что идет «секретный» поезд, почему бы не напасть на него раньше? Станция — это вотчина Слоновски, он их уничтожит.

— Значит, они вычисляют как-то иначе. Возможно, приближение «секретного» поезда вызывает на Станции какую-то особенную активность, которую они засекают со спутников.

— Возможно. — Го вновь обратилась к пленнику: — Вы хотите взорвать полотно?

— Мы… остановим поезд… — Как?

— Мы… — Вопрос относился к разряду оперативных, однако он, судя по всему, вошел в противоречие с установленным гипноблоком, и лицо Стоуна вновь сморщилось от боли.

— Вряд ли он скажет что-нибудь еще, — пробурчала Фатима. — К тому же время поджимает, а нам еще приводить парня в нужное состояние.

— Да… — Эмира отвернулась. — Забирайте его.

* * *

Несмотря на то что московский филиал СБА контролировал весь Анклав, настоящими хозяевами безы были лишь на корпоративных территориях: в Сити, Царском Селе, Университете и на Колыме, которые, собственно, они и должны были беречь в первую очередь. Власть во всех остальных районах Кауфману приходилось делить с местными центрами силы, с группировками и объединениями, организациями и религиозными лидерами, к которым прислушивались здешние жители. С самыми разными людьми, заслужившими авторитет сородичей. В Шанхайчике правила бал Триада, в Сашими — Якудза. Обитатели Занзибара смотрели в рот монсеньору Джошуа Таллеру, архиепископу Московскому, храмовники слушали исключительно Владыку, а благочестивые жители Аравии доверяли только шейхам.

Единой власти не было лишь в буйном Урусе да разношерстном Болоте, но только потому, что лидеры самых мощных кланов этих территорий — Нурсултан Та-гиев и братья Бобры — благоразумно не лезли в первый ряд, прекрасно понимая, что единоличная власть подразумевает единоличную ответственность, и за беспорядки Мертвый будет спрашивать именно с них. И спрашивать беспощадно.

— Привет, дорогой.

— Салам, братья.

— Выглядишь неплохо. Цвет лица здоровый.

— И вам того желаю.

— Прошел курс омоложения?

— Веду здоровый образ жизни. Тимоха Бобры рассмеялся.

— Приятно видеть, что ты по-прежнему готов поддержать хорошую шутку, Нурсултан.

— Приятно видеть, что ты до сих пор не разучился шутить.

— Да уж, я еще тот весельчак…

Два брата Бобры беседовали с Нурсултаном Тагие-вым по сети — напряжение, царящее в Анклаве последнее время, к личным встречам не располагало. Беседовали почти открыто, лишь на стандартном шифровании, а потому не отказали себе в удовольствии установить видеосвязь. И теперь Нурсултан вынужденно наслаждался видом сидящих у коммуникатора братье в: субтильного Николая Николаевича в традиционном деловом костюме и массивного, похожего на слегка побритого гризли Тимохи.

— Как дела?

— Как бизнес?

— Неплохо, совсем неплохо.

— Урус не замечает кризиса?

— О чем вы говорите? Улыбки Бобры стали еще шире.

— Нам кое-что нужно, и ты знаешь что. Мы готовы дать две оптовые цены.

Стандартное шифрование, конечно, не сдвоенное, но уровень безопасности оно обеспечивает вполне приемлемый. Братья были уверены в конфиденциальности разговора, однако называть веши своими именами не хотели. Тагиев не вчера родился, должен понять, что речь идет о «синдине».

— У меня очень мало, — медленно ответил Нурсултан. — Практически нет.

— Возьмем все, что осталось.

— Не могу.

— Две с половиной цены, — буркнул Тимоха.

— Ты же знаешь — я бы помог, — вздохнул Тагиев. — За три цены помог бы не задумываясь…

— Согласен!

— Но все, что осталось, самому нужно. — Нурсултан пристально посмотрел на недовольного Бобры, понял, что Тимоха звереет, и поспешил сгладить отказ: — У меня расход небольшой, но он есть. Люди знают, что я о них забочусь. Что они подумают, если я отдам товар?

— Не отдашь, а продашь.

Тагиев улыбнулся, показывая, что правка не имеет значения.

В Урусе «синдин» действительно не пользовался особым спросом, это наркотик образованных умников, наркотик машинистов и ломщиков, которых в самом большом по численности населения районе Москвы было крайне мало. На машиниста ведь учиться надо, и не только в школе. А вот на Болоте оцифровка народа едва ли не стопроцентная, Бобры «синдин» цистернами в родную территорию вливали, прибыль радостно подсчитывали, «поплавки» доставать помогали и теперь, судя по всему, пожинают плоды недальновидности.

Нурсултан погладил бородку и предложил:

— Спросите у господина Пу. Он мужчина запасливый, наверняка хранит в подвале то, что вам надо.

— Спросим, — пообещал Николай Николаевич. Говорить о том, что к лидеру Триады Бобры обратились в первую очередь, он не собирался.

— Бывай, Нурсултан.

— И вам всего доброго.

Николай Николаевич отключил коммуникатор и угрюмо посмотрел на брата.

— Что будем делать?

— Не знаю. — Тимоха ответил мрачным взглядом. — Не знаю.

Происходящее казалось дурным сном, чудовищным наваждением, но, к сожалению, было реальностью. Дурной и чудовищной реальностью. Источник «синдина» иссяк. Поставщики, еше две недели назад без звука соглашавшиеся на любое увеличение объема, исчезли. Запасы подходили к концу, и что случится после того, как «синдин» закончится, не знал никто.

— Ломщики народ не агрессивный, когда поймут, что «синдина» нет, — успокоятся.

Николай Николаевич уже говорил нечто похожее после разговора с господином Пу, теперь повторил, но только воздух сотряс, поскольку старший Бобры не верил, что все закончится тихо. Да и сам Николай Николаевич не верил, понимал, что беспорядков не избежать. И потому предложил братьям неслыханную вещь — перевести большую часть свободных средств в золото. Признавая тем самым, что совсем не уверен в будущем. И братья, даже всегда прущий напролом Тимоха, согласились.

— Шла бы речь о старых ломщиках, у меня бы голова не болела, — хмуро произнес старший Бобры. — Но «синдин» жрут тритоны, а на что эти уроды способны, мы уже видели.

Все видели.

Атаки направляемых Сорок Два тритонов практически стерли с лица земли Мутабор. Гигантскую корпорацию, которой служили едва ли не лучшие солдаты современности — прятки. Единственный сектор, до сих пор удерживаемый храмовниками, находился в Москве, и именно здесь, как считалось, укрылся Милостивый Владыка. Не он ли является главной целью Сорок Два?

До сих пор московские тритоны вели себя смирно, даже Слово пророка не заставило их пойти против страшного Мертвого, но что будет, если закончится «синдин»? Точнее, сейчас нужно говорить не «если», а «когда». Как поведут себя оставшиеся без дозы наркоманы? Да как угодно! Сами Бобры дурью не баловались, но какие гадости способны учинить осатаневшие от ломки торчки, представляли очень хорошо.

— До сих пор в Москве было тихо, — пробормотал Николай Николаевич. — И кому-то, похоже, это не нравится.

Сколько в Анклаве тритонов? А сколько вообще «синдиновых» наркоманов? А сколько народу присоединится к беспорядкам просто так? Просто потому, что они начались?

Думать об этом не хотелось, но приходилось.

— Петруха уговорил Якудзу отдать нам двадцать тысяч доз, — сообщил Тимоха, прочитав пришедшее в карманный коммуникатор сообщение. — А Митроха говорит, что вудуисты сами предложили ему пять оптовых цен за «синдин». — Вернул машинку в карман и вздохнул: — Все в дерьме.

Средние Бобры ездили повсюду, даже в Россию наведывались, однако двадцать тысяч выуженных из Якудзы доз являлись единственным результатом трехдневной работы.

Источник «синдина» иссяк.

— Сколько у нас осталось?

— С Петрухиной посылкой — около пятидесяти тысяч доз.

— Поднимай цену в два раза, — распорядился Тимоха.

— Всего в два?

— Когда опустимся до сорока тысяч, поднимем еще в два. Сделаем «синдин» наркотиком не для умных, а для богатых умных.

— А что потом?

— Потом? — Старший Бобры пожал могучими плечами. — Не думай о «потом», Николай Николаевич, все случится гораздо раньше.