Монах и дочь палача. Паутина на пустом черепе - Амброз Бирс

С: Да отчего же человек должен пренебречь своими делами ради того, чтобы сделать одолжению другу?

Г: Но ведь они могли взять город и разграбить его.

С: Ах они эгоистичные обжоры!

СОЛДАТ: Твоя самонадеянность становится невыносимой. Я больше не стану с тобой беседовать.

ГЛУПЕЦ: «Страшусь я ваших поношений, исполины! Пощады просят заведенные глаза!»[26]

С: Тогда не говори больше о вещах, в которых ты смыслишь недостаточно идеально.

Г: Подобная цензура приговорит к молчанию все языки. Но покажи мне, в чем мне не хватает знаний.

С: Что такое abatis[27]?

Г: Хлам, который помещают перед фортом, чтобы отбросы снаружи не добрались до отбросов внутри.

С: Ей-богу, я тебе сейчас волосы повыдергаю!

Разные притчи

Благодарный медведь

Надеюсь, все мои маленькие читатели знакомы с историей про господина Андрокла и льва[28], так что я перескажу ее настолько точно, насколько помню, и постараюсь не перепутать Андрокла со львом. Если бы у меня была картинка, изображающая Андрокла в шелковом цилиндре, а льва с кисточкой на хвосте, их можно было бы легко отличить друг от друга; однако художник сказал, что не станет рисовать ничего подобного, так что придется нам обойтись без иллюстраций.

Однажды Андрокл собирал в лесу трюфели и обнаружил берлогу льва; войдя туда, он лег и заснул. В его время было обычным делом спать в львиных берлогах, когда удобно. Льва не было – он отправился с инспекцией в зоологический сад и вернулся лишь поздно вечером – но все-таки вернулся. Он был удивлен, обнаружив в своем доме безбилетного незнакомца, однако решил, что это сотрудник газеты комиксов, и не стал его есть, так как был вполне доволен тем, что незнакомец сам его не съел. Вскоре Андрокл проснулся, мечтая о глотке сельтерской или о чем-нибудь подобном. (Сельтерская очень хороша после ночного загула, а что-то подобное – трудно сказать, что именно – хорошо для начала нового загула.) Увидев наблюдавшего за ним льва, Андрокл принялся торопливо писать завещание на каменистом полу берлоги. Каково же было его удивление, когда лев дружелюбно подошел к нему и протянул правую переднюю лапу! Андрокл оказался на высоте и в ответ дружески пожал льву лапу, отчего тот взвыл, так как в лапе у него застрял обойный гвоздь. Поняв, что он немного ошибся, Андрокл постарался загладить свою вину: вынул гвоздь из львиной лапы и воткнул его себе в ногу.

После этого лев изо всех сил старался порадовать Андрокла. Каждое утро он уходил, тщательно заперев за собой дверь, и возвращался вечером с хорошеньким упитанным младенцем из близлежащей деревни, с благодарностью складывая добычу к ногам своего благодетеля. В первые несколько дней у благодетеля были некоторые проблемы с аппетитом, однако вскоре он благожелательно отнесся к новой диете; а поскольку выйти он не мог, он продолжал жить в берлоге бесплатно все последующие дни своей жизни, которая внезапно оборвалась однажды вечером, когда льву не сопутствовала привычная удача на охоте.

Все это имеет мало отношения к моей истории; я рассказал это лишь в качестве классической аллюзии, чтобы соответствовать требованиям литературной моды, рождающейся из щедрого стремления авторов давать читателю больше, чем то, за что он платит. Однако история про Андрокла была любимой у медведя, о приключениях которого я собираюсь вам рассказать.

Однажды этот коварный зверь сунул колючку между двух пальцев на лапе и, хромая, пришел к дому достопочтенной госпожи Пинворти – вдовы, которая вместе со своими двумя отпрысками заняла лес, где проживал медведь. Он постучал в открытую дверь, послал свою визитку и через некоторое время предстал перед дамой, спросившей его о цели его визита. В качестве «определения своей позиции» медведь поднял лапу и страдальчески засопел. Дама надела очки, положила его лапу себе на колени (она тоже слышала историю про Андрокла) и после тщательного осмотра обнаружила колючку, которую как можно аккуратнее извлекла, пока ее пациент строил гримасы и печально подвывал.

Когда все закончилось и дама уверила медведя, что не возьмет с него платы, надо было видеть его благодарность! Он пожелал немедленно обнять даму, однако этого она не позволила, хоть и вдовела уже семь лет; она сказала, что лично она не против объятий, но что скажет на это ее дорогой покойный муж! Это было абсурдно – ведь дорогой покойный муж лежал под двухметровым слоем земли, так что какая разница, что он там сказал бы, даже если бы у него была такая возможность (а ее у него не было). Однако вежливый медведь с уважением отнесся к принципам дамы, так что единственным способом, которым он мог выразить свою благодарность, оставался обед. На обед в тот день подали сторожевого пса, хотя женщина и ее дети из каких-то ложных представлений о гостеприимстве не стали его есть.

На следующий день, ровно в тот же час, медведь явился снова, опять с колючкой в лапе, и снова остался на обед. На этот раз обед был так себе – всего лишь кошка и свернутый в рулон ковер с лестницы, да пара нотных страниц; однако истинная благодарность не пренебрегает даже скромными способами выражения. На следующий день медведь пришел снова, но после того, как его мучения облегчили, он обнаружил, что для него ничего не приготовили. Однако, когда он принялся задумчиво лизать руку маленькой дочери, «не отвечавшую на ласку лаской»[29], мать хорошенько подумала и заколола небольшую телку.

Теперь медведь приходил каждый день. Он стал таким давним другом, что формальности в виде извлечения колючки из лапы больше не соблюдались – они ничего не прибавили бы к тому взаимопониманию, которое существовало между медведем и вдовой. Он считал, что, три-четыре раза побыв добрым самаритянином, можно в достаточной мере рассчитывать на вечную благодарность. Его постоянные визиты плохо сказывались на скотине, поскольку ежедневно какое-нибудь из животных должно было готовиться к подаче на традиционный обед, а это мешало размножению. Большинство текстиля тоже исчезло, ибо аппетит этого животного был одновременно космополитичным и требовательным: он принимал почти все что угодно в качестве гарнира, но должен был обязательно что-нибудь съесть. Каминный или придверный коврик, подушка, матрас, одеяло, шаль или другой предмет одежды – словом, он любезно одобрял все, что легко усваивалось. Однажды после обеда, состоявшего из домашней птицы, вдова попробовала предложить ему в качестве десерта ящик угля, однако он засомневался насчет его съедобности; уголь был соблазнителен на вкус, но вреден для желудка. Один взгляд на кого-нибудь из детей всегда приносил