Ходячие мертвецы: падение Губернатора - Роберт Киркман

Они слышат шаркающие шаги Мартинеса, спускающегося по стене. Высокий человек с грохотом приземляется, оружие бряцает за его спиной. Он озирается и смотрит за оборонительную стену.

— Итак, Рик... Давай.

Стоящий на карнизе Рик, поправляет культю, висящую на груди.

— Это будет непросто, — бормочет он. — Ребята, поймаете меня?

— Держим тебя, брат. — Мартинес тянет к нему руки. — Спускайся тихонечко.

Рик неловко начинает спускаться вниз, держась за стену одной рукой.

— Боже, — произносит Элис, наблюдая за ним. — Не уроните его. Будь осторожен!

Крякнув, Мартинес ловит 80 килограммового мужчину, и опускает его на землю. Рик болезненно вздыхает и осматривается.

На другой стороне тёмной поляны, доктор Стивенс стоит в тени витрины заброшенного магазина. Потрепанная непогодой вывеска гласит «Продукты и семена МакКЭЛЛАМ». Он облегченно вздыхает, и проверяет целостность своего ранца. Стеклянные пузырьки с антибиотиками и болеутоляющими в целости, как и инструменты.

— Не могу поверить, что мы так легко всё провернули, — бормочет он, проверяя остальное содержание сумки. — То есть, стены конечно и не должны сдерживать людей... но...

В глубине ветхого дверного проёма магазина, позади доктора, шевелится тень. Никто не замечает её. И никто не слышит неуклюжие, шаркающие шаги, волочащиеся по потрескавшимся осколкам в сторону их голосов.

— Какое облегчение, — произносит Стивенс, защёлкивая ранец.

Фигура пошатываясь выскакивает из дверного проёма — неясные очертания зубов, рваной одежды и белёсая рыбья кожа в темноте — и смыкает челюсти на ближайшей человеческой плоти.

* * *

Иногда жертвы даже не успевают увидеть, что происходит, пока не становится слишком поздно, что, вероятно, и есть наиболее милостивый исход в подобной ситуации.

Погрузивший зубы в шею доктора Стивенса ходячий — крупный мужчина, возможно бывший фермер полевой или чернорабочий, привыкший разгружать 25-килограмовые мешки фуражом для крупнорогатого скота изо дня в день — и сейчас крепко сжимает зубы на яремной вене доктора так, что и лом не смог бы ослабить его челюсти. Существо одето в заплесневелый комбинезон, у него желтые глаза, а от редеющих волос остались лишь пучки на черепе, и он издает чавкающий кашляющий звук, когда впивается своими гнилыми резцами в живую плоть.

Доктор Стивенс тотчас же деревенеет, поднимает руки, его очки слетают с лица, ранец падает, и он в состоянии полного шока издаёт ужасный вопль. Мужчина не может увидеть или обнаружить того, кто пытается его уничтожить и только яркая красная тень агонии затмевает его взор.

Внезапная атака поймала всех врасплох, группа в унисон отшатывается, и, хватаясь за оружие, отступает.

— ДОКТОР СТИВЕНС! — кричит Элис и видит, как под весом ходячего доктор теряет устойчивость и, содрогаясь, они падают на землю.

Стивенс падает на своего нападавшего с влажным хлюпающим звуком. Хлынувшая из него кровь окропляет гигантского кусачего, в темноте черная и маслянистая, словно патока. Придушенным, неживым голосом, доктор шепчет:

— Что... Что там? Это... Один из них? Это кусачий?

Пока остальные бросаются к нему, Элис уже дотягивается до Автомата Калашникова, висящего за спиной у Мартинеса, и выкрикивает:

— ОСТАВЬТЕ ЕГО МНЕ!

— Эй! — Мартинес не может понять, что происходит. Рывок его плеча сопровождается голосами, разом завопившими вокруг него, и остальные начинают бежать мимо него.

Элис уже вскинула автомат Калашникова, целится и нажимает на спуск — хвала Господу за то, что парень на стене держал свое оружие заряженным. Раздается звук выстрела.

Букет огненных искр и вспышек вылетает из короткоствольного дула, отлетают стреляные гильзы, трассирующая череда выстрелов оставляет цепочку отверстий в макушке кусачего, в его щеках, челюсти, плече и в верхней половине туловища. Существо, лежащее под доктором, дергается и изгибается в смертельной муке, а Элис продолжает стрелять, стрелять и стрелять, пока не щелкает пустой магазин и открывается затвор — а она всё продолжает стрелять.

— Всё хорошо… всё хорошо... Элис.

Слабый звук мужского голоса — первое, что проникает в её звенящие уши и травмированный мозг. Она опускает оружие и понимает, что к ней обращается доктор Стивенс, лежащий на окровавленной куче.

— О боже, доктор... ДОКТОР СТИВЕНС! — она с грохотом бросает автомат на землю и подходит к нему. Она падает на колени и тянется к его шее, пытаясь кончиками пальцев, влажными от его артериальной крови, нащупать пульс. Она пытается вспомнить уроки первичной реанимации, которым он её учил, инструкции травматологии, когда осознаёт, что он тянет её за халат окровавленными пальцами.

— Я не… умираю… Элис … подумай об этом… с научной точки зрения. — произносит он ртом, заполненным кровью. В темноте его лицо выглядит почти безмятежным. Остальные теснятся позади Элис, смотрят и внимательно слушают. — Я просто… эволюционирую… в другую… худшую… форму жизни.

Ужас распространяется среди склонившихся над ним людей, от лица к лицу, Элис вытирает свои слёзы и гладит его по щеке.

— Доктор...

— Я буду продолжать существовать, Элис… в некотором роде, — произносит он шепотом. — Забери медприпасы, Элис… Они тебе там понадобятся… чтобы заботиться об этих людях. Применяй то, чему я научил тебя. Теперь идите... идите... уходите.

Элис смотрит, как жизнь покидает доктора, его умные глаза становятся тусклыми, а затем пустыми, зияющими в небытии. Она сидит опустив голову, но слёз нет. Горе в её сердце не даёт литься слезам.

Мартинес стоит рядом с ней, наблюдая за происходящим с нервной напряженностью. Противоречивые эмоции кулаком сжимают его внутренности. Доктор и Элис очень нравились ему, несмотря на их ненависть к Губернатору, мелкие предательства, интриги и сплетни, колкости и грубость. Господь свидетель — они ему нравятся. Он чувствует странное родство с ними, и сейчас, стоя в темноте, он старается найти точку опоры.

Элис встаёт на ноги, поднимает сумку с медицинскими припасами.

Мартинес трогает её за плечо и мягко произносит:

— Мы должны идти.

Элис кивает, ничего не отвечает, и продолжает смотреть на тело.

— Люди в городе решат, что стреляла охрана по приблизившимся к забору кусачим, — продолжает Мартинес напряженным и торопливым голосом. Он оборачивается через плечо к остальным мужчинам, которые стоят в стороне и выглядят напуганными. Мартинес снова поворачивается к Элис. — Но звук привлечёт других кусачих, поэтому мы должны уйти прежде, чем они доберутся сюда.

Он смотрит на безжизненное лицо доктора, залитое кровью, застывшее посмертно.

— Он был хорошим другом, — добавляет наконец Мартинес. — Я тоже буду по нему скучать.

Элис в последний раз кивает, а затем отворачивается. Она делает знак Мартинесу.

Без слов, Мартинес забирает АК, машет рукой остальным, а затем ведёт троих оставшихся живых вниз по просёлочной дороге к краю города, и уже через какое-то мгновение их силуэты поглощает абсолютная, суровая и неумолимая темнота.

* * *

— Чёрт, детка, ешь её! — Губернатор встает на четвереньки на вонючем ковре своей гостиной. Он держит в руке отделённую человеческую ногу, протягивая её большим пальцем вперёд маленькой девочке. Японский меч лежит на полу рядом с ним — его сокровище, талисман, военный трофей, от которого он не мог оторвать взгляд с момента погрома на треке, но в данный момент, имеющий наименьшее значение в его мозгу. — Она не совсем свежая, — говорит он, указывая на серую конечность, — Но я клянусь, она ходила не больше двух часов назад.

Крохотный труп дёргается на цепи на расстоянии полуметра от его руки. Он издаёт небольшое рычание, словно сломанная кукла Четти Кэтти, и отводит свои матовые глаза от угощения.

— Ну же, Пенни, всё не так плохо. — он медленно приближается и трясет капающей ногой напротив неё. Довольно сложно сказать, чья это нога — женская или мужская — пальцы довольно маленькие, но она уже стала сине-зелёной и одеревенела. — Будет только хуже, если ты сейчас не поешь. Давай, милая, сделай это для...

Чудовищный глухой стук заставляет Губернатора дёрнуться в испуге на полу.

— Какого чёрта! — он поворачивается к двери на другой стороне комнаты.

Раздаётся ещё один глухой стук. Губернатор вскакивает на ноги.

После третьего удара в дверь, с косяка начинает осыпаться пыль сухой штукатурки, а засов издаёт слабый потрескивающий звук.

— Какого черта кому нужно? — выкрикивает он. — И не надо так сильно бить по моей грёбаной двери!

Четвёртый удар ломает засов и срывает цепочку, и дверь распахивается с такой силой, что бьёт по противоположной стене, из которой сыпятся деревянные щепки и пыль, а ручка вколачивается словно металлический штырь.