Довлатов - Анна Ковалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валерий Воскобойников:
Когда я предложил Сахарнову взять на работу Довлатова, Святослав Владимирович очень удивился: этого имени он раньше не слышал. Я сказал, что это талантливый ленинградский писатель. «А работать-то он будет?» — спросил Сахарнов. Теперь-то Сахарнов гордится тем, что взял его.
Я спросил одного из работников журнала:
— Кого мне опасаться в редакции?
Он ответил быстро и коротко:
— Всех!
(Сергей Довлатов, «Ремесло»)Валерий Воскобойников:
Этот разговор, действительно, состоялся. Дело в том, что народ ругает свою власть всегда и везде. Достаточно вспомнить отца Гекльберри Финна, который, напившись, всегда начинал ругать министров. В нашей стране это делать тогда полагалось на кухне, и уж во всяком случае не в редакции журнала «Костер». Так что никто из нас в редакции подобные вещи не обсуждал.
Владимир Уфлянд:
Журнал «Костер» занимал помещение в прелестном особняке, где еще до революции располагалась редакция одного из детских журналов: не то «Родничка», не то «Огонька». Сейчас этого особняка вообще не существует, он сгорел, а на его месте стоит гэбэшная гостиница без окон и без дверей. Я спрашиваю: «Как же вы, господа гэбэшники, туда попадаете?» Мне отвечают: «А у нас везде свои секретные входы-выходы есть». Наверное, двери у них внутри, а не снаружи. Люди на лифте спускаются и из люков выходят — в Твери, например.
В те времена редакция «Костра» была нашим излюбленным местом. Там работали такие замечательные люди, как Леша Лившиц — Лев Лосев. Я занимался отделом головоломок под названием «За семью печатями», все полностью там сочинял и рисовал.
Святослав Сахарнов:
Насколько я понимаю, Довлатов тогда журналистикой, тем более детской, не занимался, детская литература была для него вообще терра инкогнита. Сразу же договорились с ним об условиях, на которых он будет работать. Главное для него было — как можно больше свободного времени, поэтому от участия во всякого рода собраниях и редсовещаниях он был освобожден. Характерно, как он пишет в «Ремесле», он сразу же взял и прочитал мои книжки и очень удивился, что главный редактор не заслуживает презрения. Книжки понравились.
Редактировал «Костер» детский писатель Сахарнов. Я прочитал его книги. Они мне понравились. Непритязательные морские истории. Он выпускал шесть-семь книжек за год. Недаром считают, что ресурсы океана безграничны. Дельфины нравились Сахарнову больше, чем люди. Он этого даже не скрывал. И я его понимаю. Трудолюбивый и дисциплинированный, он занимался собственной литературой. Журнал был для неким символом, пакетом акций, золотым обеспечением. При этом Сахарнов умел быть обаятельным. Обаяние же, как известно, уравновешивает любые пороки. Короче, он мне нравился. Тем более что критерии у меня пониженные…
(Сергей Довлатов, «Ремесло»)Валерий Воскобойников:
Когда Сахарнов начал писать, он был морским офицером, служил на военном корабле. Вообще говоря, довольно трудно представить морского офицера, который, сдав вахту, вместо того чтобы пить водку и обсуждать женщин, запирается в каюте и пишет сказки для детей. А Святослав Владимирович поступал именно так.
Святослав Сахарнов:
В своей книге «Ремесло» он подробно описал сотрудников журнала. Чтобы правильно оценить это, надо вспомнить его же фразу: «По отношению к друзьям владели мною любовь, сарказм и жалость». Так вот, когда он писал про журнал, то «любовь», естественно, откинул. А сарказм и ирония — на них автор всегда имеет право.
Так вот о персоналиях. Единственный человек, который описан им объективно и подробно, но зло — это Воскобойников. Далее — Верховский. Тут блестяще выведена одна лишь сторона его характера — тот был тугодум.
Отделом спорта заведовал Верховский, добродушный, бессловесный человек. Он неизменно пребывал в глубоком самозабвении. По темпераменту был равен мертвому кавказцу. Любая житейская мелочь побуждала Верховского к тяжким безрезультатным раздумьям.
Однажды я мимоходом спросил его:
— Штопор есть?
Верховский задумался. Несколько раз пересек мой кабинет. Потом сказал:
— Сейчас я иду обедать. Буду после трех. И мы вернемся к этому разговору. Тема интересная…
Прошел час. Мукузани было выпито. Художник Зуев без усилий выдавил пробку корявым мизинцем. Наконец появился Верховский. Уныло взглянул на меня и сказал:
— Штопора у меня, к сожалению, нет. Есть пилочка для ногтей…
(Сергей Довлатов, «Ремесло»)Святослав Сахарнов:
А ведь Верховский был человек, у которого трагически сложились и личная жизнь (два неудачных брака), и литературная судьба (был подающим надежды поэтом). Мало того, искренне посвятил всю жизнь делам пионерской организации, верил в нее. У Сергея же эта драматическая жизнь высвечена только через дурацкую историю со штопором. Смешно, талантливо! Увы! Большая литература всегда беспощадна.
Об ответственном секретаре Кокориной Сергей написал тоже излишне резко.
Наибольшую антипатию вызывала у меня Копорина, ответственный секретарь журнала. Она тоже по злосчастному совпадению начинала корректором. Поиски ошибок стали для нее единственным импульсом. Не из атомов состояло все кругом! Все кругом состояло из непростительных ошибок. Ошибок — мелких, крупных, пунктуационных, стилистических, гражданских, нравственных, военных, административных… В мире ошибок Копорина чувствовала себя телевизионной башней, уцелевшей после землетрясения.
Любое проявление жизни травмировало Копорину, она ненавидела юмор, пирожные, свадьбы, Европу, косметику, шашки, такси, разговоры, мультипликационные фильмы… Ее раздражали меченосцы в аквариуме… Помню, она возмущенно крикнула мне:
— Вы улыбались на редакционном совещании!..
На почетном месте в ее шкафу хранилась биография Сталина. В редакции с Копориной без повода не заговаривали даже мерзавцы. Просить у нее одолжения считалось абсурдом. Все равно что одолжить у скорпиона жало…
(Сергей Довлатов, «Ремесло»)Святослав Сахарнов:
А была она несчастной женщиной со всеми достоинствами и недостатками старой девы. Никто в редакции, конечно, ее не презирал. Не очень любили — была чрезмерно требовательна, мелочна. Но ответственный секретарь таким и должен быть. Конечно, никакой биографии Сталина в шкафу у нее не было. Художественная деталь. Как все ярко придуманное, работает сильно.
О моем заме Юркане написано прекрасно, ярко, сочно, через поступок — телефонные звонки — ярчайший портрет случайного человека.
Заместителем редактора «Костра» был старый пионервожатый Юран. За восемь месяцев я так и не понял, что составляет круг его обязанностей. Неизменно выпивший, он часами бродил по коридору. Порой его начинала мучить совесть. Юран заходил в одну из комнат, где толпилось побольше народу. Брал трубку:
— Алло! Это метеостанция? Фролова, пожалуйста! Обедает? Простите… Алло! Секция юных натуралистов? Валерия Модестовна у себя? Ах, в отпуске? Извините… Алло! Комбинат бытового обслуживания? Можно попросить Климовицкого? Болен? Жаль… Передайте ему, что звонил Юран. Важное дело… Алло!..
Секретарша однажды шепнула мне:
— Обрати внимание. Юран набирает пять цифр. Не шесть, а пять. И говорит разную чепуху в пустую трубку.
(Сергей Довлатов, «Ремесло»)Владимир Уфлянд:
Действительно, после шести вечера мы обычно начинали выпивать. Почти каждый день оказывалось, что нужно отметить какую-нибудь дату. Недалеко от нас стоял дом с башней Вячеслава Иванова. В подвале этого дома был знаменитый магазин, в котором можно было купить выпивку и закуску. Правда, Сережа обычно уходил до того, как эта пьянка начиналась. Ему больше нравилось другое редакционное развлечение. В «Костре» работал Феликс Нафтульев, у которого был узкопленочный проектор. Он показывал нам разные зарубежные фильмы (до сих пор не могу понять, где он их брал): «На последнем дыхании» Годара, «Четыреста ударов» Трюффо. Эти картины Сережа смотрел с большим интересом.
Валерий Воскобойников:
Единственная сложность заключалась в том, что Сергей раз в месяц дней на пять запивал. В первый раз это случилось довольно скоро после его появления в журнале. Сережа внезапно исчез. Сначала Сахарнов ничего не заметил, а на второй день спросил: «А где Довлатов?» Я говорю: «Отлучился. В пирожковой, наверное». На следующий день та же история: «Сергей где?» — «У него срочное дело, задерживается». Наконец, на четвертый день Сахарнов потребовал: «Валерий, немедленно приведите Довлатова ко мне». Все-таки Святослав Владимирович закончил службу капитаном первого ранга и был человеком военно-морской выучки. Я бегу звонить Сережиной маме: «Нора Сергеевна, пробудите и отмойте Сережу, чтобы он обязательно пришел на работу в понедельник». И вот когда Сережа появился, наконец, в редакции, Сахарнов его строго спросил: «Сергей, где вы были всю неделю?» Довлатов ответил: «Если честно, я пьянствовал». Сахарнову так понравилось, что Сережа не соврал, а признался честно, что он ничего ему не сделал, а только сказал: «Сергей, пишите заявление об уходе. Оно всегда будет лежать у меня вот в этом ящике». И Довлатов написал такое заявление, но Сахарнов его ни разу из своего стола не доставал, даже несмотря на то, что Сережины запои более или менее регулярно повторялись.
