Танец души - Барбара Картленд

Потом он сел, в ожидании поглядывая на часы. Через пять минут доложили о приходе доктора Мортона.

Невысокий солидный мужчина вошел, поспешно снимая большие водительские перчатки, затем он передал их вместе с пальто слуге, который стоял наготове.

— Простите за опоздание, — извинился он, — пришлось по пути забежать домой по делам, иначе я давно уже прибыл бы. Можно налить себе чего-нибудь выпить?

Джим кивнул, доктор плеснул себе немного виски с содовой и взял сандвич.

— Ну? — сказал наконец Джим. Доктор покачал головой.

— Боюсь, никакой надежды. Сэр Барнеби внимательно ее обследовал.

— Он возьмется оперировать? — спросил Джим. Доктор Мортон опять отрицательно покачал головой.

— Боюсь, что нет. Дело зашло чересчур далеко. Я проинформировал сэра Барнеби, что до обследования вы отказались сообщить нам какие-либо семейные детали, но, полагаю, сейчас вы вполне можете пролить некоторый свет на историю ее болезни.

Джим прошагал в дальний угол комнаты и постоял там минуту, глядя на доктора.

— Во-первых, — начал он, — есть ли у меня основания предположить, что заключение сэра Барнеби совпадает с вашим, то есть что жена моя неизлечимо больна?

— У нее обширнейшая опухоль мозга, — ответил доктор Мортон. Он положил руку на плечо Джима. — Мне чрезвычайно неприятно произносить этот диагноз, — продолжал он. — Едва ли она проживет больше трех месяцев. Все может кончиться гораздо скорее.

Джим вздохнул и опустился в кресло.

— Вы были очень добры, — вымолвил он. — Мне вряд ли удастся отблагодарить вас.

— И не пытайтесь, — посоветовал доктор. — Занимаясь своим профессиональным делом, мы никогда не рассчитываем на благодарность. Единственное, чего мне хотелось бы, — услышать историю заболевания.

Он уселся напротив Джима и вытащил из протянутого ему ящичка сигару.

Джим помолчал несколько минут и начал рассказ. Говорил он тихо, тщательно подбирая слова, голос его время от времени прерывался.

— Когда я впервые встретил свою будущую жену, — рассказывал он, — меня, естественно, привлекла ее красота. И еще мне хотелось ее защитить, потому что первый муж совершенно недопустимым образом ее третировал.

Он всегда разговаривал с ней, как с ребенком, не отвечающим за свои поступки. Меня это доводило до бешенства, мне было жаль ее, я должен был оградить ее от грубости мужа.

Она привязалась ко мне, со временем получила у мужа развод, не вовлекая меня в этот процесс.

Я ничего не знал о ее семье и очень мало о ней самой. Я не видел ее, и лишь когда развод был оформлен по всем правилам, она приехала в Лондон, и мы встретились после длительной разлуки. Да, мы не виделись почти год.

Сейчас я могу признаться, что за время разлуки с Энн я понял, чем были вызваны мои чувства к ней — мимолетной страстью и жалостью.

В действительности я не любил ее, хотя понял это лишь тогда, когда влюбился в другую женщину. Однако обстоятельства сложились так, что к приезду Энн в Лондон я был абсолютно свободен в полном смысле этого слова. Но прошло время, и я никак не мог заставить себя полюбить ее.

Она приехала ко мне после развода взволнованная и радостная, очень красивая, но красота ее уже меня не трогала.

Энн пылко выражала свои чувства, правда, мне показалось, несколько истерически.

Я думал тогда, что отношусь к ней слишком придирчиво и, может быть, не совсем справедливо, и принуждал себя быть милым и любезным.

Мы назначили свадьбу через несколько недель, и тут я попросил ее представить меня своим родственникам.

«Они за границей, — сказала она, — они живут за границей. Я никогда с ними не вижусь».

При этом Энн как-то загадочно посмотрела на меня, и я почувствовал, что она лжет. Я много думал об этом и не мог найти объяснения тому, что мое знакомство с ее родными было для нее нежелательным.

Но раз ее родственников не было в Англии, я повез ее к своим, и все они восхищались ее красотой и обаянием. Произошел лишь один инцидент, который имеет отношение к истории ее болезни.

Я повез Энн к своему дяде. Теперь старик проводит почти все время в клубе, но некогда был известнейшим егерем.

В разговоре я мельком упомянул, что Энн жила в Лестершире, он сразу же навострил уши и поинтересовался, охотилась ли она.

Она ответила отрицательно, а я добавил, что ее первый муж был страстным любителем охоты с гончими. Дядя, услышав его имя, моментально вспомнил его, так как встречался с ним несколько лет назад.

— Впрочем, не может быть, чтобы это был он, — засомневался дядя. — Тот, кого я знал, женился на девушке из печально известной семьи в Сомерсете.

К моему изумлению, Энн при этих словах вскочила и заявила, что нам надо идти. Сославшись на то, что нам предстоит еще один визит, она поспешно вытащила меня из дома.

В тот момент я не придал этому значения. Позже, вспомнив об этом, я пришел к выводу, что ей был неприятен этот разговор, так как был связан с первым мужем или его родственниками.

По правде сказать, тогда этот инцидент не заставил меня о чем-либо задуматься, но позже я вспомнил об этом.

Как вам известно, мы поженились в бюро регистрации и уехали на медовый месяц за границу, в Монте-Карло. Я с самого начала опасался, что Энн во мне разочаруется.

Господь свидетель, Мортон, я говорю вам правду. Я старался быть ей хорошим мужем, но мужчине трудно быть пылким любовником, когда сердце молчит, и, несмотря на все старания, мне не удалось испытать к Энн настоящей любви.

Она же с какой-то неистощимой энергией требовала, чтобы я уделял ей время и внимание.

Мне казалось, она страстно жаждет получить все, что я могу дать, и добрую долю того, чего не могу.

Однажды вечером в Монте-Карло между нами произошла ссора. Все началось с того, что я ей не оказал какого-то знака внимания. С ней вдруг началась истерика.

Энн кричала, рыдала, пока я по-настоящему не встревожился. Я послал за доктором, и тот прописал успокоительное и отправил ее в постель.

Это была первая ссора из числа многих других скандалов, которые в течение следующего месяца превратили нашу жизнь в ад. Наши отношения становились все хуже и хуже.

Она плакала и кричала до полного изнеможения, а потом впадала в полуобморочное состояние, почти не сознавая окружающего.

К тому времени, как мы должны были возвращаться в Англию, происходящее стало серьезно меня беспокоить. Как вы помните, вскоре после приезда я пригласил вас, зная, что вы обратите на все это самое пристальное внимание.

Энн оказалась безумно ревнивой. Если я упоминал в разговоре имя горничной, она обвиняла меня в недостойных поступках.

Если я снимал шляпу перед знакомой на улице или кланялся в ресторане приятельнице, она начинала проявлять признаки сильного возбуждения и устраивала очередной скандал.