Трибуналу не подлежит - Андрей Бадин

Я встал, перезарядил «ТТ», добил в головы раненых и двинулся к резиденту.

Первым делом я отобрал у него оружие, затем обыскал, а потом спутал ему руки за спиной его же ремнем.

Мы прошли к джипу и поехали в центр города. Я уселся за руль, а Эдуарда положил на откинутое переднее сиденье. Так мне было удобней его контролировать.

Мы прибыли на проспект, где располагалось наше посольство, и остановились в квартале от него. Я достал из «дипломата» видеокамеру, навел объектив на Эдуарда и потребовал от него объяснений. Он помялся немного и с неохотой начал говорить. Понес всякую чушь про то, что его взяли в заложники трое арабов, а я, убив их, спас его. Я слушал-слушал, а потом вытащил пистолет и прострелил резиденту правое колено. Обещал испортить и левое, если он еще будет врать.

Постонав немного от ужасной боли, Эдуард наконец взял себя в руки и начал свой рассказ. Стал говорить про то, что его завербовали американцы и что он должен передать им какую-то информацию. Я, поняв, что это тоже ложь, поднял пистолет и хотел изуродовать ему вторую коленную чашечку, но резидент запричитал о милосердии, потом сорвался на плач, а в итоге поведал мне об истинной цели своего путешествия в тот злополучный дом.

Это он уходил ночью из посольства для того, чтобы передать оппозиционным Хусейну генералам информацию о нашем конвое. Чтобы скорректировать с ними время и место нападения на эскорт. Телефонная связь была нарушена, поэтому ему пришлось самому идти на явку – в тот дом на окраине Багдада.

Когда и почему Эдуард решил предать Родину, он не сказал, но только добавил, что, согласившись сотрудничать с ними, стал богатым человеком. Они обещали большие деньги ему, а он мне. Много денег. Но тогда этот вопрос меня меньше всего интересовал. Это сейчас я понял, что зря подставил под пули свою команду, зря не согласился с предложением резидента и зря его уничтожил.

Но тогда во мне кипело негодование, я был переполнен решимостью отомстить ему за предательство. А он попросил меня быть милосердным и вколоть ему обезболивающее. Я согласился. Достал аптечку, вынул ампулу и сделал ему в руку укол. Он сразу успокоился. Я потребовал продолжения рассказа.

Багдад уже был окружен, но командование коалиционных сил медлило со штурмом. Им не нужны были жертвы среди своих солдат, и они вели активные переговоры о капитуляции с прогрессивно настроенными генералами иракской армии.

Эдуард сообщил мне о том, что два иракских генерала заключили с американцами тайное соглашение о безоговорочной капитуляции и бескровной сдаче Багдада. Но одним из условий их неприкосновенности была передача американцам секретных архивов Хусейна и российского посла. Используя данные спутниковой разведки, они выяснили, что архивы посольства еще находятся в русской миссии в Багдаде. Цэрэушники договорились с генералами, чтобы те любой ценой достали архив ГРУ и СВР с российской агентурой и копии некоторых секретных финансовых документов, касающихся договоров России с Ираком о поставках нефти. Сами договоры подписывались на высшем уровне и хранились в Кремле, но они очень интересовали американцев.

Поставки нефти в Россию составляли десять-двенадцать процентов экспорта Ирака, поэтому американцы решили через союзников заполучить контроль над ними. Естественно, постхусейновское правительство не возьмет на себя обязательства диктатора и расторгнет договоры с Россией. Но это будет позже, после окончания войны.

А тогда американцев интересовала обширная российская агентура в Ираке, ее нефтяные и строительные контракты. Они договорились с Эдуардом о покупке нужных им документов, но при этом согласились обеспечить ему стопроцентное алиби. Нападение на конвой с архивом и потеря в бою некоторой его части не должны были вызвать подозрений в предательстве Эдуарда.

Поэтому резидент сам проверил маршрут конвоя и подготовил места для засады. Иракцам оставалось только обстрелять машины, отбить одну из них (с необходимой частью архива), а остальные пропустить. План был прост до гениальности, но я узнал о нем. Поэтому резидент и решил меня убрать.

Но я оказался проворней его иракских «друзей». Эдика взял в плен и выведал у него план нападения на эскорт. Драгоценную кассету с признанием резидента я вынул из камеры и положил в нагрудный карман рубахи.

Я привез Эдуарда в посольство и поместил в одной из комнат под охраной спецназовца из своего подразделения. Десантникам я не доверял, так как они прослужили с Эдиком больше года.

Я опасался нападения и предупредил своих людей. Все надели бронежилеты, взяли автоматы, пистолеты и гранаты. Даже на ночлег устроились в полной боевой выкладке.

Дело в том, что все видели, как я привез раненого резидента в посольство и как конвоировал его в посольскую спальню. На вопрос командира десантников Дениса «Что с шефом?» я ответил, что Эдуард ранен, так как мы попали под обстрел. Передал просьбу резидента его не беспокоить. Денис ушел, но, как потом выяснилось, мне не поверил.

После недолгих размышлений я пришел к выводу: если Эдуард сообщил иракцам время и маршрут следования эскорта, то надо его менять и вывозить архив как можно быстрее и другим путем. Но я не знал, можно ли положиться на десятерых десантников из охраны посольства. Я хотел связаться с Москвой, но не знал шифров, а Эдуард мне их не сказал. Как только я его привез в миссию, ему перебинтовали рану и вкололи снотворное.

Наступила ночь. Мы находились в огромном пустом здании посольства и, конечно, не спали. Ждали самого худшего. Десантники разместились в его левом крыле, а мы в правом, где на первом этаже находился огромный красивый зал для приема гостей, а на втором – кабинет и спальня посла. Я отправил одного бойца на крышу охранять здание от мародеров, а сам пошел проверить своих парней.

Все устали, осоловели и понемногу начали засыпать. Я сам поймал себя на мысли, что улетаю в царство Морфея.

Я решил, что дальше так продолжаться не может. Подняв группу, я приказал всем отжиматься от пола. И правильно сделал. Не прошло и пяти минут, как в зал, где мы разместились, пришли командир десантников и его зам. Они были без оружия и настроены миролюбиво. Денис попросил разрешения посидеть у тлеющего камина. Командир некоторое время молчал, а потом затеял разговор о резиденте, о нападении на нас и все пытался выяснить, знаю ли я о готовящейся засаде на конвой. Я думал, рассказать ему всю правду или нет, но потом решение пришло само собой.

В зал вошли трое десантников, и Денис в ультимативной форме потребовал, чтобы я ответил на кое-какие вопросы. Они явились тоже без оружия, и поэтому мы отнеслись к их приходу снисходительно. А зря.

Денис потребовал разговора с резидентом. Я сказал, что это будет возможно после того, как тот выспится. Но Денис хотел увидеть его сейчас. Обвинил меня в предательстве, в том, что это я его ранил, а теперь силой удерживаю в спальне.

Конфликт разгорался, как пожар в сухом лесу, и готов был перейти в боевое противостояние. Чтобы снизить напряжение, я разрешил Денису подняться в спальню, но одному, без охраны. Он согласился. Мы пошли наверх – на второй этаж, где спальня посла.

Когда высокие массивные дубовые двери отворились, мы вошли в темную комнату. Не успел я приглядеться, как услышал шорох за спиной и инстинктивно обернулся. В углу стоял человек в черной маске с занесенным над головой ножом. Он сделал шаг вперед и хотел ударить меня тесаком в шею. Я поднял руку, отстранился, ловким ударом выбил нож и пнул нападавшего ногой в живот. Он откатился к журнальному столику, но перевести дух не успел – сзади на меня набросился Денис. Он обхватил мне горло руками и стал душить.

Я потянулся к пистолету, но из-за шторы выскочил третий десантник и выхватил у меня оружие прямо из подмышечной кобуры. Я понял, что они хотят убить меня без лишнего шума. Меня эти условия игры удовлетворяли – в подразделении я был лучшим по рукопашному бою. Я схватил Дениса за руку, нащупал большой палец и стал его ломать. Одновременно с этим я рубанул ногой в солнечное сплетение выхватившему у меня пистолет бойцу; тот охнул и опустился на колени.

Я понял, что на меня нападают трое и один из них прекрасно устроился на моей шее. Его надо было оторвать любой ценой, и я, не жалея зубов, впился ему в руку прямо через куртку. Он застонал, ослабил захват, я уцепился за палец, отогнул его и сломал. Выплюнул кусок ткани и мяса на пол, рывком заломил руку Дениса за спину и что было силы крутанул. Хруст и стон пронзили тишину спальни, но через мгновение они стихли и осталось только тяжкое дыхание четверых борющихся мужчин да шорох ботинок по ворсистому персидскому ковру ручной работы.

Командир десантников застонал и шлепнулся на пол, а я повернулся и принял в грудь сильнейший удар ногой одного из парней. Среагировать успел – напряг пресс, по инерции упал, перекувырнулся через спину и вскочил на ноги. А парень выставил перед собой нож и ринулся в атаку. С пола поднялся второй, отыскал раненого Дениса и помог ему подняться. Но с вывернутой из плечевого сустава рукой особенно не повоюешь, и тот только обессиленно плюхнулся в кресло возле кровати.