Следы ведут в прошлое - Владимир Кайяк

— А у вас нет шпаргалки? — в конце концов нетерпеливо прервал его Сом. — Вас же не заставляют декламировать наизусть.

Оратор облегченно вздохнул, вытащил из кармана бумагу, и тогда все пошло у него как по маслу.

Меня его сообщение не обрадовало: комиссия не вскрыла никаких злоупотреблений, в которых можно было бы обвинять покойного Зара или вообще какое-либо определенное лицо. Если на фабрике имелись кое-какие просчеты, подлежащие устранению, то о них было известно еще до прихода Зара. После того как Зар стал директором, путем согласованных действий руководства фабрики началось устранение недостатков, борьба за расширение объема продукции предприятия и улучшение ее качества...

— Простите! Что вы подразумеваете под «согласованными действиями руководства фабрики»? — спросил я.

— В первую голову то, что все начальники цехов и инженеры поддержали нового директора в деле устранения причин указанных недостатков. Ни одно из пожеланий или предложений Зара не натолкнулось на мало-мальски серьезные возражения, не говоря уж о разногласиях или спорах.

— Благодарю. Продолжайте!

— По сие время не было зафиксировано ни случаев хищений, ни бесхозяйственного расходования средств, заслуживающего серьезных упреков. Нарушения финансовой дисциплины, которые министерство ставило в вину прежнему руководству, а также Зару, не могут быть квалифицированы как злоупотребления. Средства вкладывались лишь в увеличение производственных мощностей. Правда, если подходить бюрократически, можно было бы упрекнуть руководство в том, что эти средства заимствовались из фондов, предназначенных для других целей, как то: на капитальный ремонт, а также из фонда предприятия. Допускаю, что можно придерживаться различных мнений по поводу целесообразности расходования упомянутых средств, но о злоупотреблениях материалы данного обследования не свидетельствуют ни в коем случае.

Старый Сом побарабанил по столу и сказал:

— М-да... Тем лучше, тем лучше. Никаких злоупотреблений. Это зафиксировано вами... А какого мнения был на этот счет Зар? Не заставляет ли его поведение или сделанные им кому-либо из ведущих работников указания сделать вывод, что директор все же подозревал кого-то в совершении злоупотреблений?

Члены комиссии покачали головами. Ничего подобного.

Это совпадало с выводами Бредиса, а потом и с моими.

Сом провел ладонью по лысине, как бы сгоняя невидимую муху, и затем произнес:

— Н-ну! За работу! Договоримся о плане согласованных действий... Минуточку! Товарищи из комиссии могут быть свободны.

Когда они вышли, Друва продолжал:

— Прежде всего следователь Адамсон проинформирует нас о том, что уже сделано.

Я не готовился к отчету, даже не подозревал, что прокурор в это утро созовет столько народу, поэтому начал не слишком ясно и не очень-то бодро:

— В расследовании допущены промедления, не были рассмотрены своевременно все обстоятельства... Этим погрешил как я, так и товарищ Бредис. Я слишком много времени уделил выяснению возможности исчезновения человека, стрелявшего в Бредиса, не сообразив вовремя, что целью преступника было не только устранить следователя, но и добыть сведения о ходе расследования, не останавливаясь перед взломом квартиры следователя. Кое-что преступник получил: из квартиры Бредиса пропали заметки, относившиеся к делу Зара... Даже если не придерживаться упорно версии, что убийца Зара должен находиться среди работников фабрики или участников пикника, я все же подозреваю, что его сообщник, выследивший Зара, находится среди этих людей. В этом направлении я и буду работать.

24

Мое внимание привлекли показания двух участников злосчастной вылазки за город. Три человека тогда не пошли купаться вместе со всеми: директор лесного хозяйства района Юрис Салм, инструктор горкома Томен и шофер грузовика Черксте. Салм спал все время. А те двое?

В материалах Бредиса я прочел, что Томен сидел под вязом и курил, никуда не отлучался. Потом к месту привала вернулись мужчины, купавшиеся вместе, за ними еще одна группа, затем женщины. Томен встал и присоединился к обществу. Пошли разговоры о том, что директор Зар неизвестно куда девался.

Шофер Черксте купаться не пошел, сказав, что ему нужно сменить камеру, у которой испортился вентиль.

Салм показал, что, начиная дремать, видел шофера, возившегося у машины, поднятой на домкрат.

Вяз, под которым сидел Томен, рос на склоне, по одну сторону поляны, на которой помещался стол. Грузовик же стоял по другую сторону, под соснами.

Томен со своего места не мог видеть, что происходит у машины, шофер, в свою очередь, не мог видеть Томена.

Показаниям этих двух свидетелей Бредис, видимо, не уделил должного внимания или же не успел этого сделать. В показаниях Черксте и Томена я многого не понял. Один сидел под вязом и курил. Все время? Другой менял камеру. Купальщики отсутствовали более часа, а камеру можно сменить намного быстрее.

Я решил еще раз обстоятельно побеседовать с Томеном и Черксте и вызвал обоих.

С инструктором горкома Арнольдом Томеном, инвалидом Отечественной войны, мы были знакомы уже год — это был серьезный, симпатичный человек с безукоризненной репутацией. Я знал, что в интересах дела не имею права слепо доверять ни своим, ни чужим симпатиям, и все же чувствовал себя неловко оттого, что мне приходится допрашивать такого человека.

Томен, наверно, подметил мое смущение, он усмехнулся и попытался облегчить положение.

— Делайте свое дело, товарищ Адамсон, — сказал он, — оттого, что меня вызывают сюда вторично, не стану же я думать, что вы питаете против меня какие-то тайные подозрения. Необходимо выяснить истину, и, если я могу чем-то помочь вам, я в вашем распоряжении.

Новые показания Томена полностью совпадали с прежними: человек устал, его клонило ко сну, не хотелось двигаться, куда-то ходить. Он сидел, курил, думал о разных разностях... Нет, не отлучался ни на шаг, не видел никого, все разбрелись поразмять ноги, искупаться...

После ухода Томена я призадумался. Строго говоря, его показания так и оставались под вопросом — и он никого не видел, и его не видел никто. Формально — вопросительный знак, но по существу его показания не вызывали у меня подозрений.

Шофер Сильвий Черксте явился ко мне в конце дня, только что возвратившись из дальнего рейса. Пришел прямо из гаража. Черксте был плотным блондином, с красноватым, бугристым лицом и совсем светлыми, почти белыми бровями и ресницами. Возраст — сорок один год. Он глядел на меня, не скрывая своего деланного или подлинного удивления и возмущения тем, что его вызывают в прокуратуру уже второй раз.

Едва поздоровавшись, Черксте грубовато спросил:

— Чего вам еще от меня надо? Носись тут... Будто мне больше и делать нечего.

— Расскажите по порядку все, что вы делали двадцать шестого июня после того, как все ушли с места привала и вы остались один.

— Я же все уже рассказал тому, первому следователю.

— Пожалуйста повторите!

— Что делал... Канителился у машины. Сам никуда не ходил и вокруг ни души не видел, никакие посторонние не шлялись. Менял камеру на заднем колесе, вентиль проклятый пропускал воздух прямо со свистом.

— Значит, вы целый час меняли одну камеру?

— А я разве так говорил? Так я не говорил. Камеру менял ну, минут двадцать, двадцать пять.

— А потом?

— Проверял зажигание.

— Сколько времени вы проверяли зажигание?

— С полчаса.

— Так долго?

— Послушайте, товарищ следователь, что это вы так чудно со мной разговариваете? Скажите, разве человек, когда он что-то делает, смотрит на часы, чтобы знать минута в минуту, сколько он проработал? Цепляетесь вы ко мне!

— Не волнуйтесь, Черксте! Я и не думаю к вам цепляться.

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь... Посмотрел бы я, как вы бы не волновались на моем месте... Человек же соображает: не верят ему, каждое слово точно под микроскоп кладут.

Для разговора с этим человеком нужно было терпение, которым я никогда не мог похвастать, хорошо, что хоть мог изобразить его внешне.

— Итак, примерно полчаса вы проверяли зажигание. Может быть, кто-то все же видел, как вы возились у машины, и мог бы подтвердить, что вы действовали именно так, как говорите?

— Нет, — ответил Черксте, подумав, — подтвердить-то некому, я же был у машины один. Кноппе появилась всего на минутку и сразу ушла.

— Кноппе?!

— Да, Визма Кноппе, машинистка с фабрики.

— В какой же момент она подходила к вам?

— Не ко мне, а к машине... В какой момент? Незадолго до того, как все стали возвращаться.

— Расскажите, пожалуйста, подробно.

— Подробно. Ну так вот: я как раз поднял капот, осматриваю мотор, работаю ключом, взглянул — Кноппе идет. Что тут особенного, идет так идет, чего мне глазеть на нее, я делом занят. Второй раз голову поднял — она уже уходит.