Долгая помолвка - Себастьян Жапризо

Подтолкнув коляску к тополю, он показывает, что вырезал на стволе: МЛМ, чтобы можно было читать в обе стороны, что Манеш любит Матильду и Матильда любит Манеша. Затем срывает с себя одежду и ныряет в озеро. Кричит — ой-ой, холодно, но ему наплевать, он больше не боится смерти. Он плавает. В тишине этого вечера, ощущая окружающий ее покой даже в биении своего сердца, Матильда слышит только всплески воды под руками и ногами своего возлюбленного. И дотрагивается пальцем до вырезанного на коре дерева «Манеш любит Матильду».

У них еще будут случаи любить друг друга в хижине, сколько раз — она не помнит, может, шесть или семь. На сборный пункт в Бордо Манеш уезжает в среду 15 апреля 1916 года, очень рано, в четыре утра, обещает забежать проститься. Матильда не спит всю ночь, она проводит время сидя в кресле. Поднявшись спозаранку, Бенедикта готовит кофе. А вот и Манеш. На нем пальто отца, в руках фибровый чемодан, и, когда он в последний раз целует Матильду на прощание, Бенедикта, поняв, как она была наивна, отворачивается, что тут поделаешь.

Манеш рассчитывал, что как отец и дяди, как Сильвен, окажется на флоте, но в армии в 1916 году не хватает пехотинцев. После трехнедельной подготовки в Бурже его отправляют на фронт. Сначала в качестве подкрепления — под Верден, затем в Пикардию. Матильда каждый день пишет ему письма и каждый день ждет ответа. В воскресенье, состарившиеся на десять лет Этчевери, приезжают на своей Катапульте. Вместе они сооружают посылку, куда хотели бы засунуть все — еду, крышу дома, пламя в печи, озеро, ветер с Атлантики, который однажды принесет американцев — все вплоть до сигарет с золотым ободком, которые мать упрямо сует в связанные носки, хотя Манеш и не курит, по крайней мере удружит другим.

Он пишет, что все в порядке, все в порядке, что скоро получит увольнение, что все в порядке, увольнение будет скоро, все в порядке, моя Матти, все в порядке, и вдруг в декабре внезапно умолкает, но Матильда уверена, что все в порядке, что он не пишет из-за недостатка времени, все в порядке. Проходит Рождество, наступает январь 1917 года, когда она получает наконец написанное чужой рукой письмо. Она ничего не понимает, но он пишет такие прекрасные и странные вещи, что она еще больше запутывается. А однажды в воскресенье 28 января из Бордо приезжает Сильвен, обнимает Бенедикту и так печально целует Матильду, так неуверенно подбирает слова, что пугает ее. Дело в том, что он встретил на вокзале парня из Соортса и тот рассказал ему ужасную вещь, — ему надо сесть, — он вертит в руках свой берет с красным помпоном, и Матильда видит, как его глаза наливаются слезами, он только смотрит на нее сквозь слезы и пытается, пытается сказать, что...

Будь благоразумна, Матти, будь благоразумна.

Январь 1921 года.

Три дня назад став совершеннолетней, Матильда никого не удивляет, решив после описанных событий срочно приобрести, не спрашивая цены — «на свои собственные средства», скопленные за многие годы деньги, полученные в подарок к Новому году и от распродажи картин, украшающих отныне кабинет папиного банкира, — гектар земли на берегу озера Оссегор. Эта земля принадлежит Буке, погибшему во время войны. Здесь все заросло, как в джунглях, несмотря на обилие мимоз. Три сестры покойного спешат поскорее распрощаться с этим участком.

Попутно она узнает, что Буку тоже звали Манекс, что он происходит из знатной байоннской семьи Пьюстеги, что был поэтом, автором книги «Головокружение Куранта д'Юше», что ненавидел писателишек — кто бы они ни были, но особенно тех, кто жил на Оссегоре — Жюстена Бекса, Росни-младшего, но главным образом Поля Маргритта. Он погиб недалеко от Вердена во время газовой атаки весной 1916 года. Никого не слушая, отказывался сбрить бороду. По словам трех сестер, посмертная маска Буки напоминала сито.

Господина Росни Матильда не помнила, зато отец, когда она была маленькой, часто возил ее на виллу «Клер Буа» Поля Маргритта. Она считает, что Бука был излишне непримиримым как в отношении своих более удачливых собратьев по перу, так и в отношении того, что имеет касательство к мужской гордости. Впрочем, вряд ли можно осуждать человека, который одалживал вам свою лодку.

Подписав у нотариуса Кап-Бретона акт о покупке и вручив деньги, Матильда, с благодарностью расцеловав трех сестер, просит отца и Сильвена тотчас отвезти ее туда, где она узнала юношескую любовь. Хижина стоит на том же месте, вернее, то, что от нее осталось, серебристый тополь устоял-таки всем ветрам назло. Теперь, став взрослой, Матильда почувствовала, что настало время все рассказать. Матье Донней говорит: «Только избавь меня от воспоминаний. Больше всего мне тут нравятся мимозы и это дерево с сентиментальным „МЛМ“, скрывающим то, о чем многим отцам — я тут не одинок — не хотелось бы знать. Но к чему потом привыкаешь».

Он нес Матильду на руках, Сильвену же была поручена новая, более прочная коляска, настоящее кресло на колесах, изобретенное парализованными на войне инвалидами. Как полагает та из двух Клеманс, у которой голова из жвачки, война всегда приносит некоторую пользу.

Стоит прекрасная холодная погода. Матильда сидит рядом с тополем, прикрыв ноги шотландским пледом, а отец меряет шагами чащу. Сильвен отправился к озеру, чтобы оставить их наедине. Время от времени Матильда дотрагивается до букв, означающих, что она всегда будет любить Манеша. На открывшемся во время отлива песчаном берегу, не обращая внимания на людей, собираются чайки.

«А почему, собственно, нет?» — после долгого разговора с самим собой восклицает Матье Донней. Вернувшись к Матильде, он сообщает, что решил построить тут большой дом, где смогут счастливо жить она, Сильвен, Бенедикта и кошки. Если она не возражает, он отдаст «Поэму» Полю и его семье. Матильда согласна, но пусть не трогает мимозы и, естественно, тополь. Пожав плечами, отец говорит: «Иногда, дочь моя, ты бываешь настоящим чудиком».

Рассмеявшись, она спрашивает: «Откуда ты знаешь это слово?» Он отвечает, что среди его рабочих есть выходцы из Прованса. Они объяснили ему, что «чудик» — это маленький краб, не слишком храбрый, — что вообще-то не очень присуще нашим отдаленным предкам, — а в Марселе, Бандоле, Сент-Мари-де-ля-Мер так называют недалекого человека.

Затем зовет Сильвена и сообщает ему, что намерен построить тут новый дом, но так, чтобы серебристый тополь и мимозы остались нетронутыми. Что думает на сей счет опытный садовник? Сильвен отвечает: «Мимозы можно и пересадить. А тополь никому не мешает». Матье Донней крепко жмет ему руку. Матильда говорит: «Спасибо, Папа. Так, по крайней мере, летом и на Рождество я буду избавлена от общества жены брата и их чудовищ-детей». А Сильвен без всякого лукавства добавляет: «Матти права. Бенедикта тоже будет довольна».