Салка Валка - Халлдор Лакснесс

Внутри конверта оказалась фотография величиной с открытку. На ней был юноша с правильным, продолговатым лицом, хорошо очерченными губами и выразительным взглядом красивых глаз, которые, вероятно от сознания, что находятся перед объективом, стали еще выразительнее и мечтательнее. Воротничок сорочки был почти такой же отутюженный, как у учителей, священников и заграничных дельцов, чьи фотографии время от времени появляются в столичных газетах. Снят юноша был на фоне летающих птичек. На обороте было написано таким же красивым, грамотным почерком, что и на конверте:

«Школа, 15 марта. Дорогая Салка, я должен был бы написать тебе уже давно. Учусь я хорошо, весной буду сдавать экзамены. Я твердо решил, что бы ни говорили люди и что бы ни случилось, стать большим человеком, возможно, я приеду в Осейри и увижу тебя. Ты, наверное, выросла и стала совсем большая. Как ты выглядишь? Ты по-прежнему носишь брюки? Я тебя не забыл, хоть здесь много девочек. У тебя не изменился голос, он все такой же низкий? К сожалению, нет больше места. Сердечный привет. Преданный тебе Арнальдур Бьернссон».

Девочка читала и перечитывала письмо, но у нес так сильно билось сердце, что, только прочитав его в пятый раз, она поняла содержание. Наконец, Салка осознала, что она молодая особа, у которой есть имя, адрес, свое место во вселенной, и она получила письмо от молодого человека. «Подумать только! Слыхано ли что-нибудь подобное?» — спрашивала она себя.

Ей казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как поросла травой тропинка, ведущая в Коф, с тех нор, как Арнальдур канул в неизвестность, не оставив после себя ничего, кроме медальона. Этот медальон она до сих пор носит на шее, хотя открывает редко. Ей трудно поверить, что тот ребенок на фотографии — Арнальдур. По правде говоря, она его совершенно забыла, как забывает только детство. Волны детских воспоминаний расходятся большими кругами и возвращаются к берегу только тогда, когда человек состарится. И вот сейчас, когда она его совсем забыла, неожиданно приходит новая фотография, такая же неправдоподобная, как и первая, хранящаяся у нее на груди. Возможно ли, чтобы этот способный, красивый, с виду такой образованный юноша и был тот самый Арнальдур, который учил ее читать и в те дни был ничуть не лучше ее, ходил в заплатанных штанах и дырявых башмаках, рассказывал ей странные истории и поверял ей еще более странные мечты? Самое удивительное, что такой юноша помнит ее, неприметную девчонку из заброшенного рыбачьего поселка, выросшую без отца, да и без матери, если хорошенько разобраться. Что она ответит ему? Его вопросы застали ее врасплох. Вправду ли она выросла и стала большой? На такой вопрос трудно ответить. Во всяком случае, весной она уже будет конфирмоваться. Последнее время с ней действительно что-то неладное творится. Мальчишки по-прежнему дразнили ее «маленькая женщина». Хорошо, что они всего не знают о ней. Не дай бог людям станет известно, что происходит с ее душой и телом. Боже! Даже подумать страшно. Арнальдуру она должна, конечно, ответить на все вопросы без утайки. Она придумала, что она напишет ему: «Да, Арнальдур, я действительно становлюсь взрослой. Во всяком случае, я больше не понимаю себя, как бывало прежде, когда я была маленькая. Мне кажется, я стала какая-то странная». Щеки у девочки разгорелись, а сердце пело в груди, как птица. Нет, ей нужно выйти на воздух, тут, в помещении, потолок слишком низок, а ее радость нуждалась в просторе, в звездном небе… Пробило девять часов. Стейнун возилась в кухне. Пробегая мимо старухи, девочка обняла ее, поцеловала и сказала, что сегодня она любит всех и все. Письмо она спрятала на груди под блузкой и чувствовала себя легкой-легкой. Еще немного — и она полетит. Девочка, приплясывая, побежала на выгон. Покружив там, она помчалась в поселок, по главной улице, вдоль моря, мимо лавки. Она решила позвать подружку, чтобы вместе пройтись по улицам, — она полюбила ходить вечерами по поселку и наблюдать за людьми — кто с кем гуляет, кто с кем пошел на собрание в Армию, кто с кем потом вышел.

Проходя мимо бараков Армии спасения, она услышала удивительное пение. Это спасенные старались вознести свои души на небеса хором и соло под аккомпанемент гитары, трубы и барабана. Она остановилась в раздумье, войти ей или нет. Но потом решила, что девочке ее возраста не следует одной показываться в Армии. Чего доброго, парни подымут насмех. Но, наверное, не будет ничего дурного, если она послушает чудесное пение и хорошую музыку через окошко. Нужно только подобраться к дому с задней стороны, там, куда выходят окна залы.

Окна находились почти вровень с землей и были открыты. Девочка легко нашла себе удобное местечко. На эстраде стояли музыканты, капитан пел соло радостно, умиленно. На нем были красные эполеты, руки он держал скрещенными на груди, а лицо обратил к престолу агнца.

Любовь господня велика,Она течет вперед, вперед.Не иссякает та река,Она течет вперед, вперед.

И с каждой новою волнойБлагословенье дарит вновь.Вселенной сила — та любовь,Она течет вперед, вперед.

Вот к нему присоединился хор. Девочка увидела свою мать. Лицо у нее было радостное, сияющее, торжественное.

Она течет вперед, вперед,Любовь господня, как река,Необозрима, глубока,Она течет вперед, вперед.

Затем пение стихло. На некоторое время единство душ нарушилось. Слушатели задвигались на местах. Переполненные до края любовью, они улыбались, и, кто как умел, выражали свои чувства. Одни сморкались, другие отплевывались, женщины оправляли и разглаживали юбки и платья на коленях. Пришло время следующему оратору поведать об очередном чуде, совершенном святым духом в этих местах. Офицеры чинно заняли свои места на эстраде. И такие у них были умиленные лица, что казалось, с них вот-вот потечет елей. Кто же это, однако, прошел вперед и поднял свой лик к престолу агнца? Не кто иной, как Сигурлина, мать Салки Валки! Девочка решила еще немного постоять. Давно она не слышала выступлений своей матери.

— Во имя отца, сына и святого духа, аминь, — начала женщина.

Лицо ее приняло странное, просветленное выражение; наверное, такое выражение будет у всех нас перед судным днем, а может, даже еще просветленней. И она начала говорить, словно читала катехизис детям, вдруг ставшим взрослыми. Бедная женщина вознеслась над действительностью и воспарила в иные, высшие сферы, ничего общего не имеющие с ее повседневной жизнью и окружением. Это производило такое впечатление, как если бы человек, оказавшись голым на Северном полюсе, красноречиво и убедительно стал доказывать, что у него на счету в лавке Йохана Богесена имеется пятьсот крон. Какая от них польза? Женщина говорила, совершенно позабыв реальную жизнь. Она заявила, что озарена сейчас святым божьим светом, так как узнала путь господень к спасению душ человеческих. Она сказала, что сердце ее разрывается на части от стыда за тот грех, на который толкнул ее сатана. И в то же время душа ее ликует и поет радостный победный гимн, потому что святая кровь Иисуса дала ей искупление. Она убедилась, что имеет право называться дочерью господа, потому что бог никогда не отвращает лица своего от тех, кто приходит к нему с покаянием.

— Денно и нощно, — говорила она, — в течение многих лет я просила Иисуса вернуть моего возлюбленного, тысячи раз я повторяла слова из священного писания: «Верую, господи, помоги моему неверию». Мой любимый Иисус, говорила я, я знаю, ты охраняешь мою жизнь, ты заботишься обо мне, хотя у меня нет нигде своего счета, потому что, как ты сам сказал, ты отец всех несчастных, обездоленных и покинутых. Ты утес спасения, и хотя я не видела ничего хорошего ни от одного человеческого существа, но я живу и умру с верой, что ты исполнишь свой обет перед твоей неприметной ученицей и не покинешь меня до конца дней моих. Что представляет собой бедная, раздетая и разутая женщина, которая никогда не имела счета у Йохана Богесена, без твоей милости, Иисус? Что бы мы, бедняки, делали без тебя, о Иисус? Что бы мы представляли собой в бушующем океане жизни, о Иисус? Твоя любовь, твоя милость, твоя доброта охраняют нас, всех бедных, которых обходит жизнь, о Иисус. Наш, всецело наш Иисус. Аллилуйя!

И наконец Иисус услышал ее молитвы. Он никогда не остается глух и нем к молитвам обездоленных и несчастных, которые проливают столько слез и, хотя нигде не имеют счета, готовы принести ему в жертву свое истерзанное сердце. Он вернул ей Стейнтора. Он не только вернул его домой, но наставил его на путь истинный, смягчил его сердце, заставил бросить пить и послал ему чудесный поэтический дар. Недавно капитану удалось договориться с судьей, и он получил разрешение устроить свадьбу по всем правилам Армии спасения. Она состоится через несколько дней во имя Иисуса, истинной, праведной виноградной лозы. Это он соединяет своих детей в любви, чтобы спасти их души и чтобы они принадлежали только ему! Да, да, да.