Шпаги и шестеренки (сборник) - Владимир Венгловский

Спустя два дня доктор Мортимер вручил Патрику бумаги и кратко сообщил ему, что опасность миновала, и чертежи можно вернуть на прежнее место. Расспросить его подробнее Патрику не удалось: в отделение привезли тяжелого больного, и доктор торопился на операцию. Но Шенахан и не подумал усомниться в его словах. Если Роджер говорит, что все в порядке, значит, так оно и есть. Поэтому Патрик отнес чертежи мистеру Ричи с чистой совестью.

– Мне удалось вернуть бумаги, – сказал он, протягивая министру документы.

– А кто стоял за этим похищением? – осведомился мистер Ричи.

Патрик покачал головой.

– Я не хотел бы называть этого человека, – твердо произнес он. – По сути дела, он выкрал чертежи, чтобы их спасти. Он случайно узнал, что их хотят уничтожить, и не нашел другого способа помешать злоумышленнику. Как только он убедился, что чертежи будут в безопасности, он сам отдал их мне.

– Что ж… – медленно произнес министр. – Если дело обстоит так, я не буду настаивать. Храните ваш секрет, мистер Шенахан. И передайте похитителю мою благодарность. Главное, что все завершилось благополучно. Хотя для лорда Кройдона это уже не будет иметь значение. К сожалению, вчера он подал в отставку по состоянию здоровья.

Насколько Патрик мог судить, это «к сожалению» в переводе с дипломатического языка на обычный означало «Боже, да я в себя прийти не могу от счастья!». Вот только откуда это счастье взялось? Не далее, как пару дней назад лорд Кройдон был здоров, как бык.

– Он чем-то болен? – осторожно поинтересовался Патрик.

Мистер Ричи окинул его проницательным взглядом умного старого тигра.

– Его милость не увидел в тумане кеб. Несколько тяжелых переломов, повреждена спина. Одним словом, несчастный случай. Лорд Кройдон прикован к постели. И это надолго. Возможно, навсегда. Точнее можно будет сказать, когда новый аппарат профессора Макферсона войдет в медицинскую практику. А до тех пор доктора не решаются сделать точный прогноз.

Патрик не был вполне уверен в уместности слова «случай». Но – как знать? В конце концов, он ведь не присутствовал при том, как вампир больницы Чаринг-Кросс и ее окрестностей доктор Роджер Мортимер исправлял свою давнюю ошибку.

Владимир Аренев

Клювы и щупальца

Здесь, в Тихом океане, вода, хотя бури и не приводят ее в волнение, все же никогда не остается спокойной, ибо она не перестает чувствовать возбуждение, которое царит на юге.

Быть первым далеко не всегда почетно. Одно дело, если ты впервые производишь картографирование побережья Южной Америки, совсем другое, если твое судно – впервые же в истории мореплавания – сталкивается с останками исполинского головоногого моллюска. Еще хуже – если это происходит в полный штиль, когда судно дрейфует в тумане, а на борту у тебя находится молодой и дотошный натуралист.

– Хорошо, пусть вытаскивают, – отмахнулся капитан Роберт Фицрой. – Но скажите ему, Уикем: при первых же признаках разложения я велю выбросить кракена за борт. Даже мое увлечение естественными науками имеет пределы.

Разумеется, сам он не сдержался и вышел посмотреть. В конце концов, уж если и существует нечто безграничное, так это любопытство.

То, что матросам удалось вытащить из воды, выглядело довольно странно. Бугристые бурдюки черного цвета, от одного до шести футов в диаметре, с явно выраженными глазами, причем значительно более крупными, чем у обычных осьминогов. А вот щупальца оказались без перепонок и скорее напоминали длинные, тонкие, чрезвычайно прочные кнуты; росли они изо рта двумя группами, по восемь в каждой.

Однако больше всего капитана поразили клювы этих созданий – они были отчетливо видны и заставили Фицроя задуматься над тем…

– Для какой же добычи предназначен такой инструмент!.. – Дарвин уже стоял на коленях рядом с тушами и что-то помечал в своей записной книжке. – Согласитесь, капитан: чертовски напоминает клюв одного из галапагосских вьюрков… той, похожей на дубоноса разновидности… – Он закончил писать и поднялся, весьма воодушевленный.

– Сомневаюсь, что на дне океана найдется достаточно орехов, чтобы прокормить хотя бы одного дубоноса или вьюрка – не говоря уж об этих моллюсках.

– Ну, скоро выясним. – Дарвин прошелся вдоль выложенных в ряд туш, словно кухарка по мясному ряду. Сказал с предвкушением: – Уверен, хотя бы одно из этих головоногих перед тем, как всплыть, отобедало.

Фицрой – тоже недавно отобедавший – почувствовал, что все-таки, кажется, вплотную приблизился к пределам своего любопытства. Он уже намеревался пожелать натуралисту удачи и заняться более продуктивными вещами, нежели наблюдение за вскрытием, но в этот момент боцман ткнул носком в дальнюю тушу и заметил:

– А один-то, похоже, еще живой.

Оказалось – живы два, самых мелких. Каким-то чудом Дарвину удалось выторговать у боцмана пару пустых бочек. Их наполнили соленой водой и в каждую посадили по спруту. Фицрой не возражал. По его мнению, это обеспечивало хоть каким-то развлечением застрявший посреди Тихого океана экипаж. Тварей с легкой руки судового врача Бенджамина Байно назвали «баклажанчиками», пытались подкармливать выловленной рыбой, бились об заклад, который из двоих выпустит струю воды помощней и повыше.

Дарвин в первый же день вскрыл три другие туши, однако без сколько-нибудь значимых результатов. Желудки «баклажанчиков» оказались пусты. Строение тел позволяло предположить, что эти создания действительно сродни осьминогам, кальмарам и каракатицам, – но имелись различия, и существенные. Помимо упомянутого клюва, Дарвина сильно смущал мозг: он был у «баклажанчиков» несоизмеримо крупнее, чем у прочих головоногих. Вдобавок вопрос питания был отнюдь не умозрительного характера: от рыбы «баклажанчики» отказывались. Грызли ее, иногда откусывали голову или хвост, но дальше этого дело не шло.

Фицроя же во всей этой истории тревожило другое. Перед тем, как обнаружить за бортом «баклажанчиков», «Бигль» натолкнулся на что-то. Лейтенант Уикем поначалу сделал вывод явно ошибочный: заметив щупальца, предположил, будто речь идет о легендарном кракене. Но «баклажанчики» были значительно меньше кракена. Это вполне устраивало Дарвина (кракена он так запросто не сунул бы в бочку) – а вот Фицрой задавался вопросом простым и очевидным: если мы не могли столкнуться с «баклажанчиками», то с чем же тогда мы столкнулись?

Впрочем, и это казалось пустяком, когда речь заходила о делах более насущных.

– Вы уверены, что корабль не сбился с курса? – в сотый раз спрашивал преподобный Ричард Мэттьюз. – Эти изменения течений, о которых вы рассказывали… не могли ли они унести судно… ну… просто унести… А что, если мы не приближаемся к Таити, а наоборот, удаляемся от него?..

Преподобный, конечно, слегка повредился разумом после неудачной миссии на Огненной Земле. Местные жители оказались не расположены к тому, чтобы безоговорочно принять в сердца свои Слово Божье, – а вот блага цивилизации принять готовы были, именно безоговорочно и безвозмездно. В бухте Вулья, где команда оставила миссионера вместе с двумя огнеземельцами, тот пережил худшие дни в своей жизни. Стоило «Биглю» скрыться из поля зрения – и местные дикари тотчас принялись избавлять Мэттьюза от утвари, мебели, одежды и белья. Тщательно отобранные и бережно упакованные, эти предметы проделали долгий путь лишь для того, чтобы перейти во владение к созданиям, которые и понятия не имели об их истинной ценности. Что знали они о бобровых шапках и супных мисках? О чайном сервизе и тонком белом полотне? Наконец, о винных стаканах и платяных шкафах красного дерева?!

По правде сказать, капитан Фицрой несколько сомневался в душевном здоровье преподобного еще в момент погрузки всего этого миссионерского инвентаря, – однако после избавления Мэттьюза от общества упомянутых дикарей окончательно утвердился в своем мнении.

В сотый раз лейтенант Саливан пояснял, что нет никаких оснований для беспокойства. Да, в феврале в Чили случилось мощнейшее землетрясение, каковое команда «Бигля» имела возможность наблюдать в окрестностях Вальдивии. Верно, катаклизм причинил немало бед: разрушены города, пострадали острова. Из-за переменившихся океанских течений разбилось о скалы исследовательское судно «Челленджер». Однако – нет, нет и нет! – течения переменились не настолько, чтобы сейчас, спустя восемь месяцев после катастрофы, «просто унести» «Бигль» к берегам какой-нибудь Антарктиды.

Преподобный слушал, покусывая губы и дергая скверно выскобленным подбородком. Порой даже кивал. Но явно не верил ни единому слову.

Чтобы хоть как-то отвлечь Мэттьюза от навязчивых мыслей, капитан попытался переменить тему.

– «Успехи»? – переспросил Дарвин. – Ну, в некотором роде это можно и так назвать. Я не то чтобы дрессирую… скорее наблюдаю и развиваю отдельные их привычки.