Сердце ангела. Рассказы - Уильям Хортсберг

— Что за церемония?

— Ритуал трансмутации. Мег ассистировала ему. Я был свидетелем. У Джонни был номер в Уолдорфе, где он всегда держал свободную комнату для исполнения обрядов. Горничные считали, что он занимается в ней вокалом.

Окна были завешаны темными велюровыми шторами. Голого солдата уложили спиной на резиновый мат и привязали. Джонни выжег пентакль у него на груди. По углам комнаты дымились ароматические жаровни, но запах горелой плоти был намного сильней…

Потом Мег вынула из ножен девственный кинжал, ни разу не побывавший в деле. Джонни благословил его на иврите и на греческом, произнося незнакомые мне молитвы, в которых я не понял ни слова. Закончив, он омыл лезвие в пламени алтаря и сделал глубокие надрезы поперек сосцов солдата. Окунув кинжал в кровь паренька, он начертил им круг на полу рядом с телом.

Затем снова прозвучали заклинания, которых я не понял. Хорошо помню запахи и пляшущие тени. Мег пригоршнями бросала в огонь химикалии, и языки пламени становились то зелеными и синими, то фиолетовыми и розовыми. Это завораживало.

— Похоже на цирковое представление. Что случилось с солдатом?

— Джонни съел его сердце. Он вырезал его так быстро, что оно еще билось, когда он пожирал его. Это было концом ритуала. Может, он и в самом деле заполучил душу парня, хотя для меня он по-прежнему остался Джонни.

— Какой прок был ему от убийства солдата?

— Он задумал при случае скрыться из виду и затем «всплыть» в качестве солдата. Предположительно, Великий Сатана не должен был почувствовать разницу. Но к сожалению, он не замел все следы. Его отправили за океан раньше, чем он успел это сделать, а существо, которое вернулось домой вместо него, не помнило даже собственного имени, не говоря уже о заклятьях на иврите.

— И тут в игру вступила твоя дочь?

— Верно. Прошел год, и Мег потребовала, чтобы мы помогли ему. Я выложил деньги для подкупа доктора, и мы высадили Джонни на Таймс-сквер в канун Нового года. Мег настояла на этом. Это было «начальной точкой» и последним местом, которое запомнил солдат, прежде чем Джонни опоил его.

— Что случилось с телом?

— Они расчленили его и скормили охотничьим собакам в моей деревенской псарне.

— Что еще ты помнишь?

— Пожалуй, больше ничего. Разве что шутки Джонни. Он высмеивал свою жертву, говорил что бедняге здорово не повезло. Его послали, чтобы завоевать Оран и кто же, в конце концов, подстрелил его? Долбаные французы! Это казалось Джонни очень забавным.

— Так то был Оран! — Схватив Круземарка за рубашку, я ударил его о лесенку. — Как звали этого солдата?

— Не знаю.

— Ведь ты был в той комнате.

— Я не знал об этом ничего до самого начала ритуала. Я был свидетелем.

— Ну там тебе сказала об этом дочь!

— Нет, не сказала. Она сама не знала. Это входило в магию ритуала. Только Джонни мог знать настоящее имя жертвы. Кто-то, кому он доверял, должен был хранить для него эту тайну. Он запечатал жетоны солдата в древнюю египетскую шкатулку и отдал ее Мег.

— Как она выглядела?! — Я едва не придушил его. — Ты видел ее хоть раз?

— Много раз. Мег держала ее у себя на столе. Она была из алебастра, белого алебастра, с вырезанной на крышке трехглавой змеей.

Глава сорок шестая

Я торопился. Плотно прижимая пистолет к ребрам магната, я отомкнул «браслеты» и засунул их в карманы куртки.

— Не шевелись, — предупредил я, отступая к открытой двери, и направляя револьвер ему в живот. — Даже не дыши.

Круземарк потер кисть.

— А как насчет пленки? Ты обещал мне пленку.

— Извини. Я лгал насчет нее. Когда общаешься с типами вроде тебя, приобретаешь плохие манеры.

— Я должен получить эту пленку.

— Ага, знаю. Мечта шантажиста сбывается.

— Если тебе нужны деньги, Энджел…

— Можешь подтереть задницу своими вонючими деньгами.

— Энджел!

— До встречи, хозяин. — Я шагнул на дорожку в тот миг, когда мимо загремел поезд на пригород. Мне было наплевать, видел меня машинист или нет. Единственной ошибкой было то, что я убрал в карман «смит-вессон». Все мы иногда делаем глупости.

Я не слышал, как меня догонял Круземарк, пока он не схватил меня за глотку. Я совершенно недооценил его. Он был опасен и силен, как дикий зверь, невероятно силен для своего возраста. Дыхание рвалось из него короткими злыми толчками. Он был единственным из нас двоих, кто дышал.

Даже обеими руками я не мог разбить его смертельную хватку. Просунув ногу меж его ног, я зацепил его за лодыжку и дернул. Мы упали на движущиеся вагоны, и мощный удар отбросил нас друг от друга, как тряпичных кукол.

Круземарк ухитрился остаться на ногах. Мне не столь повезло: разметавшись на пыльной дорожке, как пьяный, я следил за мчавшимися мимо моего лица железными колесами. Поезд пронесся мимо. Круземарк намеревался пнуть меня в голову, но я поймал его за стопу и дернул вниз. Я уже получил свою долю ударов ногами на неделю вперед.

Лезть за револьвером было поздно. Пока Круземарк сидел на дорожке лицом ко мне, я прыгнул на него и ткнул кулаком ему в шею. Он крякнул, как жаба, попавшая под каблук. Я ударил снова сильнее и почувствовал, как нос его оседает под кулаком, словно гнилой плод. Он ухватил меня за волосы, прижимая мою голову к своей груди, и мы принялись топтаться на дорожке, яростно размахивая руками и пинаясь.

Наш бой не укладывался в рамки правил. Маркиз Куинсберри его бы не одобрил. Круземарк повалил меня наземь и схватил жесткими ладонями за глотку. Не в силах разжать его тренированные руки, я поддел его правой рукой под подбородок и попытался отогнуть ему назад голову. Трюк не удался, поэтому я ткнул ему большим пальцем в глаз.

Это сработало. Вопль Круземарка заглушил даже шум грохочущего по туннелю поезда. Его хватка ослабла, и я вырвался, жадно глотая ртом воздух. Я отбил прочь его шарящие руки, и мы вновь покатились по рельсам. Очутившись над ним, я услышал, как его голова ударилась о шпалу. Для верности я добавил ему коленом в пах. В старике почти не осталось боевого задора.

Я встал и пошарил в кармане в поисках «смит-вессона». Револьвер исчез, потерявшись в схватке. Услышав хруст угольной крошки, я насторожился и увидел, как темная фигура Круземарка, пошатываясь, поднимается на ноги. Он бросился ко мне и сильно размахнувшись, выдал правой. Шагнув навстречу, я припечатал его дважды посреди туловища. Он был жилист и крепок, но я знал, что причинил ему боль.

Приняв плечом почти безобидный удар левой, я ткнул кулаком правой ему в лицо, войдя в контакт с костью надбровья. Это было все равно что ударить каменную стену, и моя рука онемела от боли.

Впрочем, удар нисколько не замедлил Круземарка. Он лез напролом, жестко и коротко работая кулаками. Я не смог блокировать все его удары, и он ужалил меня пару раз, пока я нашаривал в куртке наручники. Я использовал «браслеты» как цеп, ударив его слева направо поперек лица и треск стали о кость показался мне сладкой музыкой. Я повторил удар повыше уха и он, хрюкнув, рухнул навзничь.

Резкий вопль магната эхом разнесся в истекающем влагой тоннеле и замер. В темноте гигантской мухой загудело электричество. Третий рельс.

Я не хотел прикасаться к телу. Было слишком темно, чтобы разглядеть его как следует, и я отступил на безопасную дорожку. При свете далекой лампочки смутно виднелся силуэт фигуры, распростершейся поперек рельсов.

Вернувшись к двери, я поискал возле лесенки кожаный саквояж. Из него на меня уставилась оскаленная львиная маска из папье-маше. Под скомканным черным плащом я нашел маленький пластиковый фонарик. Больше ничего. Я шагнул назад, в тоннель, и включил его. Круземарк лежал съежившись, словно кучка старой одежды, с застывшим в агонии лицом. Невидящие глаза уставились на убегающие рельсы, а раскрытый рот застыл в беззвучном вопле. Спираль едкого дыма поднималась над его сожженной плотью.

Я сер свои отпечатки с ручки саквояжа и бросил его рядом с телом. Маска выпала на угольную крошку. Посветив лучом фонарика на дорожку, я нашел свой револьвер у стены, в нескольких футах от себя, и сунул в карман. Костяшки правой руки мучительно болели, но пальцы двигались, значит, они не сломаны. «Лейке» повезло меньше — в глубине линз появилась паутина крошечных трещин.

Я проверил свои карманы. Все было на месте, не считая кожаного талисмана Эпифани. Он потерялся в драке. Я немного поискал, но не нашел его. Предстояли дела поважнее. Освещая путь фонариком Круземарка, я заспешил по дорожке, предоставит миллионера-судовладельца очередному поезду, который расчленит его. Сегодняшней ночью крысы угостятся на славу.

Выйдя из подземки на станции «23-я улица», я взял такси на углу Южной Парк-авеню. Я дал водителю адрес Маргарет Круземарк, и через десять минут от высадил меня перед Карнеги-холл. На углу стоял старик в потрепанной одежде и наяривал Баха на скрипке, скрепленной маскировочной лентой.