Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году - Рольф-Дитер Мюллер

Обращение Гитлера к западным державам 23 мая 1939 г.:

«Данциг — не тот объект, чтобы о нем стоило говорить. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке, обеспечении продовольствием и о проблеме Прибалтики. Продовольствие можно получить только из районов с низкой плотностью населения. Наряду с плодородием на мгновенный рост производства продовольствия должен повлиять немецкий, основательный метод хозяйствования. В Европе иных возможностей не наблюдается»{305}.

Этими пустыми фразами «жизненное пространство на Востоке» и «обеспечение продовольствием в период войны» Гитлер вначале метил вовсе не в Польшу{306}. Его первые высказывания относительно экономических условий развязывания войны бесспорно указывают на то, что одной только оккупации Польши — как и в период Первой мировой войны — будет недостаточно для обеспечения Германии продовольствием. Третий рейх, несмотря на все капиталовложения, и в 1939 г. ощущал блокаду далеко не в полной мере и с началом войны нуждался в «житнице Украины», рудных материалах Донецкого бассейна и нефти Кавказа. Штаб оборонной экономики при ОКБ в своем аналитическом исследовании, подготовленном в апреле 1939 г., указывал на то, что Германия в условиях войны на несколько фронтов будет испытывать дефицит нефти, поэтому наряду с захватом румынских нефтепромыслов следует сразу же после начала военных действий также занять южнорусские и кавказские центры нефтедобычи{307}.

Карл Краух, председатель правления могущественного концерна «И. Г. Фарбен» и «генеральный уполномоченный» Геринга по специальным вопросам химического производства и одновременно всей химической промышленности рейха, в середине апреля выдвинул в Генеральном совете по четырехлетнему плану требование «в случае войны использовать Украину в военно-экономических целях»{308}. И другие гражданские представители экономики подтвердили расчетами, что в условиях войны даже при самом лучшем стечении обстоятельств и с учетом готовности Швеции поставлять стратегически важную руду избежать блокады «без экономического аншлюса России» будет крайне сложно{309}. Причем независимо от долгосрочной политической программы Гитлера при такой постанове цели Германия в случае войны неизбежно должна была захватить Прибалтику и СССР, а особенно — Украину и Кавказ. По крайней мере, эксперты в Верховном главнокомандовании вермахта нисколько не сомневались в необходимости этого. В одной из экспертных оценок в мае 1939 г. говорилось о том, что в случае образования неприятельской коалиции с участием СССР необходимо сразу же с началом военных действий захватить Украину, чтобы, с одной стороны, ослабить Советский Союз, а с другой — усилить германскую оборонную промышленность, эксплуатируя оккупированные районы России{310}.

К сожалению, не осталось свидетельств того, что фюрер вообще ознакомился с этим экспертным заключением или, по крайней мере, с выводами Геринга, своего ближайшего доверенного лица. Как рейхсканцлер он уже несколько лет не проводил заседаний кабинета. Время от времени проходили заседания Генерального совета по четырехлетнему плану, которому для получения тех или иных ресурсов требовались определенные согласования. Гитлер прекрасно осознавал и не нуждался ни в каких дополнительных подтверждениях, что в случае войны ему потребуются ресурсы Восточной Европы. Потому, выдвигая 23 мая аргумент, что в Европе не наблюдаются возможности для получения дополнительных объемов продовольствия и земель для расселения немцев, он не ограничивался только Польшей и Прибалтикой. Миф о «житнице Украины» крепко сидел в его голове, а дальше — неизбежная война с Советским Союзом.

Когда Гитлер рассуждал о «проблеме Прибалтики», то для него важным было конечно же не только сельское хозяйство и переселение немцев, но и завоевание господства в восточной части Балтики с целью обеспечения бесперебойных поставок стратегически важной шведской руды, что было головной болью для кригсмарине и экономических кругов{311}. Завоевание Прибалтики одновременно давало возможность использовать с началом войны северное направление для наступления на Советский Союз.

С точки зрения промышленности необходимое экономическое дополнение можно было получить и в результате возрождения торговых отношений с СССР. Некоторые представители Министерства иностранных дел лихорадочно пытались оживить идеи Рапалло, которые могли, вероятно, удержать Сталина от сближения с западными державами. Если польское правительство откровенно рассчитывало на то, что идеологические противоречия исключали германо-российское сближение, то это самое невероятное из всех решений представляло собой для Гитлера, по крайней мере, возможное средство давления. В своей речи 23 мая 1939 г. он остановился на этом пункте и высказал мнение, что экономические отношения с Россией возможны только при условии улучшения политических отношений.

Адъютант Геринга, генерал Карл-Генрих Боденшац, присутствовавший на том выступлении Гитлера, предостерег после его окончания польского военного атташе в Берлине полковника Антония Шиманского, что Гитлер убежден в том, что Польша отклонит предъявляемые требования, и поэтому он готов договориться с кем угодно, «даже с самим чертом», лишь бы уничтожить эту страну{312}. Однако намечавшийся четвертый раздел Польши с участием СССР не давал никаких стратегических преимуществ, если даже его и пытались использовать как угрозу Западу, чтобы тот не ввязывался в войну ради Польши.

Возникает вопрос: почему все-таки в военной игре Гальдера сначала ставилась задача уничтожить Польшу, когда существовала опасность столкновения с СССР, а затем подвергнуть себя риску нападения на западные державы, чтобы поздней повернуть на восток против СССР, главной цели его военного плана? Муссолини, по крайней мере, был не в восторге от идеи вести войну против западных держав.

Еще не высохли чернила на «Стальном пакте», а дуче в памятной записке Гитлеру от 30 мая 1939 г. уже отверг его военные комбинации. По его мнению, армии Запада защищены бетоном своих укреплений и малоуязвимы для наземных войск. Потому следует занять оборону по Рейну. А маневренная война возможна только на Востоке{313}.

Кое-что говорит за то, что военный план Гитлера в мае-июне 1939 г. еще вовсе не был принят окончательно. Нет и точного текста его выступления 23 мая, включая замечание относительно «жизненного пространства на Востоке». Ясно только то, что без определенной необходимости он не хотел развязывать войну против западных держав, а надеялся на их сдержанную позицию либо нейтралитет. Путь войны ни в коем случае не был дорогой с односторонним движением. Поэтому среди стратегических решений Гитлера было и такое, которое позволяло при благоприятных условиях не только убрать с пути мешавшую Польшу, но и сразу же начать самую важную для него войну.

ВОЙНА НЕРВОВ

Когда 23 мая Гитлер разъяснял своей военной верхушке сложившуюся ситуацию и собственные намерения, Япония как раз ввязалась в бои с Красной армией в Монголии на Халхин-Голе. Конфликт постепенно разрастался, но его искры пока не перекинулись на Европу. Гитлер хотя и придавал большое значение Японии, тем не менее нерешительность со стороны Токио в деле расширения военного союза заставляла медлить и его самого. По его словам, «в интересах самой Японии заблаговременно начать действовать против России»{314}. Почему он сказал «заблаговременно»? Сталин, во всяком случае, отреагировал сразу же, приказав разработать план изгнания японцев из спорного района. Одновременно он подал сигнал Берлину о своей готовности к поиску компромиссного решения.

1 июля части японской Квантунской армии попытались нанести довольно серьезный удар, но были отброшены превосходящими силами объединенных советско-монгольских войск{315}. Затем вплоть до 22 августа бои прекратились, пока Сталин не приказал Жукову начать крупномасштабное наступление. Это был первый блицкриг, в результате которого в течение всего нескольких дней была уничтожена 6-я японская армия. В это же время Риббентроп прибыл в Москву, чтобы заключить со Сталиным сенсационный пакт о ненападении. Советский диктатор однозначно стал победителем в войне нервов летом 1939 г.

Попытки западных держав заполучить Москву и составить с ней антигерманский военный союз слишком затянулись. Эти переговоры начались еще в апреле и привели к подписанию 24 июля франко-англо-советского договора о взаимопомощи. При этом все стороны рассматривали данный документ как отвлекающий маневр, так как ни Лондон, ни Париж не были в состоянии, да и не намеревались серьезно выполнять свои обязательства в случае войны. Они были больше заинтересованы в том, чтобы отвлечь от себя первый удар хорошо вооруженной германской военной машины и создать дополнительные фронты на востоке или юго-востоке Европы, как это случилось в Первую мировую войну, или безучастно принять экспансию Гитлера. Такое развитие событий, а Гитлер уже до некоторой степени понял это, им было не дано. От Красной армии западные военные эксперты, естественно, не ожидали, что она в состоянии провести широкомасштабную наступательную операцию в западном направлении. Сталин, со своей стороны, демонстрировал стремление запросить высокую цену за вероятную интервенцию и добиться от западных держав обязательств первыми начать активные военные действия. Одновременно он вел секретные переговоры с Берлином, о чем вскоре по Европе поползли слухи, которые вполне могли поднять цену его благосклонности.