Чудо и чудовище - Наталья Резанова

– Хорошо, Дипивара, – сказала Дарда. – Твои слуги и рабы могут взять то, что им достанется.

Так налетчики из Фейята, желавшие ограбить караванщиков, были сами ими ограблены. Однако ни караванщики, ни люди Паучихи не сделали из этого никаких выводов. Всякое бывает в пустыне.

А потом они тронулись в путь к долине Зерах. Лаши был среди замыкающих, Дарда ехала впереди.

Теперь она бывала в Каафе не больше нескольких недель в году – в периоды песчаных бурь и ураганных ветров недолгой нирской зимы, когда чрез границу не наведывались ни налетчики, ни купцы. Она научилась проводить дни в седле и сносить изнурительную жару. Пустыня стала для нее не так однообразна, как раньше. По правде сказать, пустыня в этой части Нира однообразной и не была – песок сменяла каменистая почва, а в песчаных областях плоское как стол со сморщенной скатертью пространство нарушали огромные холмы, нанесенные ветром. Были и места, пригодные для жизни. Здесь стремились стать на отдых купцы, здесь обитали пастухи, сюда же стремились и те, с кем Паучиха и ее люди призваны были сражаться.

Дарда узнала о них многое, научилась распознавать их племена, роды и кланы по одному взгляду на их плащи. Самыми распространенными цветами были черный и белый, но они отличались друг от друга разнообразной вышивкой и орнаментом. Покрой же был одинаков. Люди Паучихи оделись в такие же плащи, но вышивкой их не украшали и определенных цветов не соблюдали.

Однако уподобилась своим врагам Дарда только внешне. Ничем иным она походить на них не желала, хотя еще в Илае слышала рассказы и песни, восхвалявшие гордых, свободных воинов, превыше всего ставивших честь – но только свою, так же, как только свою свободу. Предшествующие годы Дарда провела среди людей хитрых, изворотливых и бесчестных. Но благородные воины пустыни обращались со своими жертвами гораздо более мерзостно, чем воры и грабители преступного Каафа, никогда не претендовавшие на честь, а признающие лишь правила. "Свобода", которой гордились племена пустынь, в Каафе никого не волновала. Так же, как для властей в Каафе порядок был выше закона. Наверное, такой союз власти и преступности был возможен только в Каафе, и гордые дети пустыни, ценившие власть совсем за другое, испытывали к ним величайшее презрение. Но Дарда чувствовала совсем другое. После того как на стоянках и в деревнях она увидела изнасилованных детей, беременных женщин со вспоротыми животами и стариков, освежеванных, как баранов, она поняла, что будет убивать "вольных сынов пустыни" без всякой пощады. И она также не понимала, почему открыто перебить слабых – это подвиг, а с помощью хитрости уничтожить сильных – это подлость.

Иммер послал ее на границу оборонять купцов. Но она в первую очередь обратила внимание на пастухов и землепашцев, и приложила немало усилий, чтоб они почувствовали – их защищают. Она не только возвращала им награбленное, но передавала часть добычи, хотя по уговору она должна была делиться между отрядом Дарды и князем. Иммера она сумела убедить в правильности подобных действий, если он не хочет остаться князем, поддаными которого будут только горожане. Некоторые племена, особенно в Хатрале, жили работорговлей. Однако, угоняли они только подростков и молодых женщин, всех прочих вырезали. Мщения они не опасались, действовали из любви к искусству, не думая также о возможных убытках. У нирцев была плохая слава на рабских рынках, впрочем, как и у жителей южных княжеств, хотя и по разным причинам. Южане, по общему мнению, были ленивы и плохо работали. Нирцам, которые работали хорошо, молва приписывала хитрость и лживость. Были эти несчастные пастухи лживы или нет, но вскоре Дарда и ее люди стали встречать в деревнях хороший прием, и не имея возможности содержать разведывательную сеть, Дарда быстро узнавала обо всем происходящем в пустынном краю через пересылаемых из деревень и со становищ добровольных посланцев.

А купцы, ради которых все и было затеяно? Их жизнь также облегчилась. Уничтожая налетчиков, люди Паучихи дали им возможность безопасно добираться до Каафа. Торговля в городе вновь оживилась, и князь Иммер с удовольствием признавал, что его вложения в предприятие окупаются. Иммер не был скупцом, и не забывал платить "пограничной страже". Вдобавок, порой они сталкивались с грабителями, уже успевшими обогатиться. Иногда это приносило им выгоду, иногда лишние хлопоты. Например, когда они освобождали рабов. Если это были нирцы – тут все понятно. Но иногда рабы бывали отбиты у купцов. И тут выяснялось, что многие рабы и рабыни не хотят свободы! Для них предпочтительнее было попасть в Кааф, где всегда есть надежда, что тебя купит богатый хозяин, который будет кормить каждый день, чем услышать "Ступай на свободу", среди пустыни, где скорее всего умрешь от голода и жажды, или попадешь в плен к каким-нибудь злодеям. Таких добровольных рабов приходилось конвоировать в Кааф, и сдавать, по обстоятельствам, управляющему Иммера или храму Никкаль.

Или вот сегодня – эти кони. Но тут долгой возни не будет. Дарда не сомневалась, что еще до того, как они прибудут в долину, Лаши успеет сторговаться с приказчиками Дипивары,

Теперь, когда Лаши перестал играть роль подставного вожака, утешением ему служило то, что доля его в добыче была равна доле Дарды. И он временами поговаривал, что когда их служба закончится, они будут очень богатыми людьми. Тогда он, Лаши, купит себе дом с садом и заживет не хуже главного сборщика налогов… Дарда так далеко вперед не заглядывала.

К вечеру они приехали в долину Зерах. Здесь располагалось одно из редких в здешних местах поселений. Большинство же пастухов, подвластных князю Иммеру не жили оседло, а кочевали. В долине было озеро и роща масличных деревьев, а рядом – деревня. Там и встали на ночлег. Местные резали баранов, зная, что этот расход окупится. Пришлые ставили шатры, привязывали верблюдов. Шума и крика, как всегда в таких случаях, было более, чем достаточно, что не помешало Лаши сторговать лошадей, правда, не всех – четверых он оставил для отряда, как запасных. Договор был заключен в присутствии Дипивары и Дарды, в ее шатре. Хотя сумма, которую должны были выручить пограничные стражники, была весьма значительной, наличных денег им почти не перепало. Это было в порядке вещей. Деньги, как известно, крутятся в городах, и скапливаются в торговых домах. Печати торговых домов, выдаваемые доверенным купцам, служили векселями. Различные печати обозначали различную сумму. В Зимране умерли бы от смеха, узнав о такой форме расчета. Но не в Каафе. Дипивара оплатил большую часть долга печатями торгового дома, принадлежавшего почтенному Шмайе. Последний был состоятельным и достойным финансистом – Дарда убедилась в этом, когда в прежние времена приходилось его грабить. И у нее было достаточно опыта, чтобы отличить поддельные векселя от настоящих. Остаточный расчет производился провиантом – как для людей, так и для скота. Лаши и приказчик ушли, чтобы проследить за этим, а хозяева остались – распить по чаше вина в честь окончания сделки.

Они больше разговаривали, чем пили. Дарде и затруднительно было пить – чтобы не смущать гостя, она прикрыла лицо.

– Ты сказала, госпожа, что вы устанавливаете порядок именем князя Иммера. Почему же не царя Ксуфа?

– Мне дела нет до Ксуфа. Никто не слышал о том, что его заботят беды подданных. А Иммер печется о благополучии княжества, покуда Ксуф играет в войну.

– Но сейчас войны нет.

– Надолго ли? Вот ты, почтенный купец, по пути из Паралаты не мог миновать Шамгари…

– Да, я был на большом базаре в Шошане.

– Тем лучше. Не слышал ли ты, почтеннейший Дипивара, о приготовлениях к войне? Торговцам такие вещи всегда известны.

– Много говорят о том, что царь Гидарн намерен покорить Дельту. О том же, что он намерен воевать с Ниром – не слышно.

– Да, но мы находимся как раз между Шамгари и Дельтой. Миновать Гидарн нас не может. Ксуф ему не друг, даже наоборот. Жалеть нас ему не с чего. Почему же он не нападает?

– Не знаю. Но, согласись, если бы государь Гидарн захотел нарушить перемирие, он бы давно мог это сделать. Замыслы царей – не нашего ума дело.

Уже совершенно стемнело, и низкие звезды висели словно бы над самым пологом шатра. Но ярче звезд пылала костры, где на угольях жарилось мясо. Было и чем запить, и кое-где уже слышались песни, исполняемые такими голосами, что лучше бы их обладателям родиться немыми. Веселье не помешало и караванщикам, и бывшим разбойникам расставить часовых.

Шарум, сидя у костра, повествовал:

– А вот еще был случай. Один сапожник приходит к себе домой – и видит, дверь не заперта. Вбегает он и застает жену в постели с городским стражником. И как закричит: "Ну ты и дурак! С бабы что взять, волос долог, ум короток, а ты должен понимать, что дверь запирать надо. Ведь мог войти не я, а кто-то чужой!"

Сови демонстративно зевнул.