Сыграй на цитре - Джоан Хэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что не так?
– Ты надеваешь то, что я тебя попросила надеть.
– Я верю, что тебе виднее.
Змея вокруг рук Надир сжимается, и я ловлю себя на мысли, что читаю язык ее тела. Она нервничает.
– Обычно ты придерживаешься собственной точки зрения.
Перевод: я была еще более высокомерна в качестве бога.
– Что еще… кажется тебе другим? – спрашиваю я, когда мы покидаем Гнездо Авроры – так называется наш дом – и направляемся вниз по террасам.
– Ну… твоя диета, что любопытно.
Она права. Росинка прогуливается между нами, ее голова покачивается ниже наших бедер. Ты трезва рекордное количество часов.
– Я не это имела в виду, – быстро говорит Надир.
Мы обе знаем, что это правда. И ты ешь, как монах.
– Ты соблюдаешь диету с высоким содержанием растительной пищи, – исправляется Надир.
Разницы, по сути, никакой.
Мы доходим до конца террас и начала бесконечного озера.
Поскольку мои силы все еще запечатаны, Росинка призывает облако, чтобы оно доставило нас во Дворец Зенита Безликой Матери. Когда мы ступаем на него, я обдумываю слова Надир и Росинки. Это правда, я потребляла гораздо больше мяса и вина как бог. Я не знаю, почему потеряла интерес и к тому, и к другому в мире смертных. Возможно, потому, что Цилинь недоедала в приюте или обильная еда и питье бессознательно напоминали мне о том существе, которым я больше не являлась.
Высокие беседки Дворца Зенита пронзают далекие облака, когда мы приближаемся к владениям Безликой Матери. Мы забираемся на спины Цяо и Сяо, змей-близнецов, которые у нее в неволе. Их тела выгибаются дугой, образуя радужный мост, ведущий в главный зал.
Безликий Страж останавливает нас на вершине моста.
– Только один может сопровождать, – говорит он сквозь маску, представляющую собой сплошной лист золота.
Змеи Надиры шипят. Я смутно ощущаю ее страх перед стражниками. Более отчетливо я помню, как она прорвалась мимо них, несмотря на свои страхи, чтобы выступить в мою защиту перед Безликой Матерью. Когда Росинка предлагает пойти со мной сейчас, взгляд Надир полон решимости.
– Я отведу Зефир.
Скоро увидимся, говорит Росинка. Она – желтое пятнышко по сравнению с грузным стражем, когда я оглядываюсь на нее, проходя через мост.
Я устремляю взгляд вперед. То, что представляется моему взору, кажется незнакомым лишь на две секунды, прежде чем ко мне возвращаются воспоминания. Вот Ворота Фонарей, которые я однажды подожгла, а вот статуя животного цилинь, на пятой точке которого я выгравировала свое имя – опять же, под влиянием выпивки и нахлынувшей дерзости.
Может быть, Надир тоже вспоминает мои прошлые грешки, потому что она останавливается прямо перед порогом зала. Две колонны по обе стороны от нас возвышаются в солнечном свете, словно ноги великанов.
– Помни, – тихо произносит Надир. – Это Безликая Мать.
– Верно. И она ненавидит меня. – И я не стану ее винить. И Надир, и Росинка намного старше меня – на сто тысяч и семьдесят тысяч лет соответственно, – но я единственная, кому наскучило быть добрым маленьким богом.
– У нее нет понятия ненависти или любви, – поправляет Надир. – Она не знает никаких эмоций, кроме эмоций других. Что бы ты ни скрывала, она увидит. Что бы ты ни чувствовала, она станет использовать это, чтобы испытать тебя.
По мне так лучше бы она просто ненавидела меня.
– Со мной все будет в порядке, – говорю я ради Надир. – Я – Восходящий…
– Зефир.
Змея сжимается вокруг рук Надир.
– Помни, кто ты на самом деле, Зефир.
Затем слуги Безликой Матери объявляют о нас, и Надир говорит:
– Опусти голову. – Она опускает подбородок. – Тебе запрещено смотреть Матери в глаза, пока тебя об этом не попросят.
Мы переступаем порог.
Вход в зал ощущается как вход в военный лагерь Миазмы. Я тянусь за своим веером… которого не существует. Надир слишком увлечена поклоном, чтобы заметить мою выходку. Я быстро следую за ней, выполняя почтительный поклон, и с возвышения в глубине звучит голос: ни мужской, ни женский.
– Вольно.
Надир выпрямляется, поднимая все, кроме своей головы. Я подражаю ей, не отрывая взгляда от лазурно-персиково-светло-агатового пола, пока Безликая Мать спускается с помоста. Ее тень каскадом падает на ступеньки и перекрывает мою.
– Ну, еще раз привет, Зефир.
Мой взгляд взлетает вверх.
Это Ворон, он стоит передо мной и улыбается. Нет… это Ку. Я моргаю, и вокруг меня кружит Цикада.
– Тебе понравилось в человеческом мире?
Мой рот открывается. Но с губ не слетает ни единого слова. В мою кожу впиваются две пары глаз: Надир, с растущим беспокойством, и Цикады, чернильно-черные.
Нет… Безликой Матери. Создательнице вселенной, императрице всех божеств. Чтобы вернуть себе силы, мне нужно доказать, что я гожусь для божественности. Если мне это не удастся, я не знаю, что произойдет. Никто не знает. Боги не могут умереть, но о богах, которых она отсылает прочь, больше никогда ничего не слышно.
Мои ногти впиваются в ладони. Я сосредотачиваюсь на боли, пусть она будет моим компасом.
– Мне правда там понравилось.
Надир деревенеет. Слишком поздно я понимаю, что это неправильный ответ.
– Да? – Безликая Мать останавливается позади меня. – И как сильно… – Ее голос меняется, от подросткового тона Цикады до идеального тенора, блуждающего над мочкой моего уха.
– …тебе там понравилось? – спрашивает Ворон, прежде чем прижаться губами к моей шее со стороны уха.
Мое сердце замирает. Мой желудок горит. Мое тело в замешательстве, но мой разум – нет.
Я отшатываюсь от Ворона.
– Я усвоила свой урок. – Мой голос дрожит. Как и руки, сжатые в кулаки и прижатые к бокам. – И больше так не поступлю.
– Не поступишь как?
Не причиню вреда. Это первое правило того, чтобы быть богом, – правило, которое я нарушила восемь лет назад.
– Не причиню боль людям.
– Это так?
Я киваю.
– Хорошо. Хорошо, – говорит Ворон… Безликая Мать. Она встает передо мной и превращается в Миазму. – Замечательно, – рокочет Премьер-министр, у ее уха звенит колокольчик, а голова наполовину выбрита. – Но как насчет помощи? Что, если…
Миазма падает на пол и тает. На земле пузырится кипящая смесь из кожи, органов и костей, гротескной формы скелет – все это предстает перед моими глазами. Структура перестраивается, и из кипящей смеси поднимается человек, голый, как новорожденный, на место с громким щелчком встают позвонки, распрямляя позвоночник.
– Что, если мне понадобится помощь, Цилинь? – задыхается Жэнь.
Это
