Сыграй на цитре - Джоан Хэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я должна вернуться.
– Зефир! Подожди!
Я бегу быстрее. Если они схватят меня, я уже никогда не смогу высвободиться. Когда они набирают скорость, я ищу что-нибудь – что угодно, – что я могла бы использовать, чтобы замедлить их. Я окружена озером розовых облаков; резной край террасы – единственное, что стоит между небом и мной.
Я нужна им живой. Это все, что я выяснила. И они говорят на моем языке. Пока у нас есть общий язык, я могу договориться с ними.
Мне просто нужно грамотно этим воспользоваться.
Я забираюсь на край террасы.
– Не приближайтесь! Или я спрыгну!
Женщина-змея скользит до полной остановки.
Ребенок останавливается позади нее, но пчелы продолжают увеличиваться в размере по мере своего приближения. Одна долетает до меня и приземляется на нос. Я отшатываюсь назад – и проваливаюсь сквозь воздух – на краткое мгновение.
Все заканчивается прежде, чем я успеваю закричать. Мои чувства погружаются в кромешную тьму.
Появляются очертания, сначала смутные. Мои глаза привыкают к очертаниям маленькой комнаты и неровным контурам человека, сидящего в центре, и это не кто иной, как Жэнь.
Жэнь. Я почти смеюсь, как если бы только что вынырнула из ужасного кошмара. Я вхожу в комнату. Она освещена свечами. Жэнь не оборачивается, и я не зову ее. Тишина кажется священной, и Жэнь выглядит погруженной в свои мысли, сгорбившись над каким-то предметом.
Это цитра, осознаю я, когда подхожу достаточно близко, чтобы заглянуть ей через плечо. Моя цитра, надпись на ее боку выцвела, слюдяная инкрустация на ее грифе начисто стерлась. Жэнь баюкает ее, проводя тряпкой по струнам – в общей сложности их семь, считаю я. От восстановленного инструмента исходит сладкий запах абрикосового масла.
– В этом нет необходимости, – бормочу я. – Блеска не останется.
Жэнь не отвечает.
Я подхожу ближе, затем останавливаюсь. Перед Жэнь горят три палочки благовоний. Дым стелется над вазой с персиками, затем поднимается вверх, проходя над табличкой с именем, обычно предназначающейся для покойного.
Пань Цилинь
Восходящий Зефир
18 лет
Сияние ее гениальности конкурировало с блеском звезд.
Но я не умерла. Женщина-змея сказала, что я не умерла.
Не может быть, чтобы я была мертва.
– Леди. – Я тянусь к ней, трясу за плечо. – Леди… – Я обрываю фразу и пытаюсь произнести ее имя. – Жэнь.
У меня перехватывает дыхание, когда она поднимает взгляд. Ее лицо так близко. Ее взгляд постепенно фокусируется.
– Что? – отрывисто спрашивает она.
– Слава небесам…
– Синь Гун просит вас присутствовать на чаепитии.
Я медленно поворачиваюсь.
На крошечном пороге стоит, ссутулившись, Турмалин. Ее левую скулу пересекает свежая царапина, соединяясь со шрамом на переносице. Неужели она заработала их в Битве у Отвесной Скалы? Мы победили? Мое сердце замирает при мысли об альтернативном варианте.
– Чай, – повторяет Жэнь безжизненным голосом. Она возвращается к полировке моей цитры. – В другой день.
– Ты говорила это вчера, – заявляет Турмалин.
Тряпочка для полировки замирает над струнами.
– Мы победили, миледи. – Я выдыхаю, но Турмалин продолжает: – Ужасной ценой. Но людям нужно…
– Разве тебе не следует обучать войска, Турмалин?
Несмотря на категорический ответ Жэнь, Турмалин не уходит. Она остается в дверях, пока Жэнь макает тряпку в горшочек рядом с ней и принимается за гриф.
Я вырываюсь из оцепенения и бросаюсь на воительницу.
– Турмалин! – Я хватаю ее за закованные в доспехи предплечья. – Это я! Зефир! Турмалин, скажи что-нибудь! Турмалин!
Она отворачивается.
Я возвращаюсь в освещенную свечами комнату – в этот склеп, – спотыкаясь о порог. Я все еще могу реагировать на этот мир, но он не реагирует на меня. Тогда кто я такая? Призрак? Неужели я стала тем самым суеверием, в которое никогда не верила?
Кто-то хватает меня. Женщина-змея.
– Зефир, вернись в небесный дворец, – умоляет она, пока я борюсь с ней. – Я все объясню.
– Ты можешь начать прямо здесь. Почему ты преследуешь меня? Кто ты такая?
– Я твоя сестра.
– Нет. – Неправильный вопрос. – Нет, что ты такое? Что я такое? Мы… – Я оглядываюсь на Жэнь, на благовония. В приюте всегда жгли ладан, чтобы умилостивить души недавно ушедших детей. – Мы призраки?
– Нет, Зефир. – Есть что-то в том, как женщина-змея произносит мое имя… что-то в ее демонических глазах кажется почти человеческим. – Мы боги.
Ее зовут Надир.
Малышку зовут Росинка.
Они называют себя богами.
Где-то я это уже слышала.
Мы настоящие, настаивает Росинка, оскорбленная моим упоминанием о Миазме. Я полагаю, это немного более убедительно (и вызывает беспокойство), что она общается с помощью мысли.
Ведь возникла новая звезда? Она твоя.
Я не снихожу до ответа. Почему я должна говорить с ребенком, утверждающим, что ему тысячи лет?
Тебя застрелили из лука в позвоночник. Ни один человек не смог бы пережить такое. Росинка сползает с гигантского пуфа и ковыляет ко мне, окруженная пчелками.
– Держись от меня подальше, – гаркаю я, и Росинка останавливается. Я бросаю взгляд на Надир, ожидая упрека – я только что прикрикнула на ее младшую сестру, – но Надир молчит. Она стоит у одного из арочных входов в беседку, глядя на небо и неподвижное солнце.
Ты знаешь это место. Росинка меняет траекторию, направляясь к цитре. Она садится за инструмент. Ты знаешь эту музыку.
Она играет. Рождаются звуки, те же ноты, которые я слышала в своих снах, и во время своего взросления, и совсем недавно, когда меня сбросила та вставшая на дыбы лошадь; и когда Ворон сбил меня с ног на лодке, и когда мы попали в засаду на перевале. Каждый раз, кроме последнего, мне удавалось избежать смерти.
Или, если я не могу умереть, каждый раз это… место звало меня обратно.
Росинка перестает играть и улыбается, как будто видит, как я соединяю все факты в единое целое.
Ты управляешь погодой. Она подчиняется твоей воле.
– Я читаю пого…
Ты пожелала, чтобы на горе был сильный ливень, и он разразился. Ты пожелала, чтобы на реке был туман, и вот он. Ты пожелала юго-восточного ветра, и он стал юго-восточным. Ты такое же небесное божество, как и мы. Твоя особенность в способности управлять воздухом и погодой. Конечно, твои силы были запечатаны в твоей человеческой форме, но подобное взывает к подобному. Никакая печать не смогла
