Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

Изможденное лицо ученого исказила гримаса нетерпения.

— Он все это знает, — вдруг вмешался мистер Робинсон, — не нужно такие вещи объяснять. Это человек, который знает все. — Он обратился к Шорхэму:

— Вы помните адмирала Бланта?

Голова снова качнулась, губы сложились в жалком подобии улыбки.

— Адмирал Блант вспомнил о некоей работе, которой вы занимались в соответствии с определенной программой. Кажется, у вас такие работы называются проектами?

В глазах ученого вспыхнула тревога.

— Проект «Бенво», — повторила мисс Ньюман. — Это было довольно давно, мистер Робинсон.

— Но ведь это же ваш проект, не так ли? — спросил тот.

— Да, это был его проект.

— Мы не можем применить ядерное оружие, мы не можем использовать взрывчатку, газ или химические вещества, а вот вашим проектом, проектом «Бенво», мы могли бы воспользоваться.

Наступила тишина, все молчали. Потом снова послышались странные, искаженные звуки: заговорил профессор Шорхэм.

— Он говорит, что, конечно, «Бенво» можно было бы успешно применить в нынешних обстоятельствах, — перевела мисс Ньюман.

Шорхэм повернул к ней голову и что-то сказал.

— Он хочет, чтобы я вам объяснила. Над проектом Б — позже он стал называться проектом «Бенво» — профессор работал много лет, но в конце концов отложил его по сугубо личным соображениям.

— Потому что потерпел неудачу?

— Никакой неудачи у нас не было. Я работала с ним над этим проектом… Он отложил его по определенным причинам, но успеха мы добились. Профессор был на верном пути, он разработал и провел массу лабораторных экспериментов, и все получилось. — Она вновь обернулась к профессору Шорхэму, стала что-то объяснять ему на пальцах, то и дело касаясь губ, уха и рта, — словом, передала ему некое закодированное послание.

— Я спрашиваю, хочет ли он, чтобы я объяснила вам, как действует «Бенво».

— Мы очень этого хотим!

— А он хочет знать, откуда вам стало об этом известно.

— Мы узнали об этом от вашего старого друга, профессор Шорхэм. Не от адмирала Бланта, он почти ничего не смог вспомнить, но от другого человека, с которым вы когда-то об этом говорили. От леди Матильды Клекхитон.

Мисс Ньюман снова повернулась к нему, наблюдая за движением губ. Она слегка улыбнулась:

— Ему казалось, что Матильда давным-давно умерла.

— Она еще очень даже жива. Именно она хотела, чтобы мы узнали об этом открытии профессора Шорхэма.

— Профессор Шорхэм вкратце расскажет вам о том, что вас интересует. Хотя он должен вас предупредить, что эти сведения будут для вас бесполезны. Все бумаги, формулы, расчеты и доказательства уничтожены. Но поскольку единственный способ ответить на ваши вопросы — это объяснить смысл проекта «Бенво», я могу вам довольно внятно объяснить, в чем он заключается. Вы знаете, для чего и зачем нужен газ, который использует полиция для разгона беснующихся толп, бурных демонстраций и так далее? Он вызывает приступ рыданий, жгучие слезы и воспаление гайморовых пазух.

— И это что-то в том же роде?

— Нет, ни в коем случае, но цель может быть той же самой. Ученым пришло в голову, что можно изменить не только основные человеческие реакции и чувства, но и свойства интеллекта. Можно изменить характер человека. Давно известны свойства афродизиаков: они вызывают сексуальное желание. Есть разные лекарства, газы, операции на железах, и они могут воздействовать на интеллект, усилить энергию, как после операции на щитовидной железе, и профессор Шорхэм хочет вам сказать, что существует возможность и существует способ изменить взгляды человека и, соответственно, его реакцию на людей и на жизнь в целом. Он может быть одержим жаждой насилия, быть патологически злобным, но под влиянием «Бенво» превратится совсем в другого человека. Он становится — для этого, по-моему, есть только одно слово, которое и заключено в названии проекта, — благожелательным. Он хочет приносить людям пользу. Он излучает доброту. Он ужасно боится причинить боль или страдания другим людям. «Бенво» может охватить большую территорию, воздействовать на сотни, тысячи людей, если его изготовить в достаточно больших количествах и разумно распределить.

— Как долго он действует? — поинтересовался полковник Манроу. — Сутки или дольше?

— Вы не понимаете, — ответила мисс Ньюман. — Он действует постоянно.

— Постоянно? То есть вы изменяете нрав человека, изменяете какой-то компонент, физический конечно, компонент его существа, что приводит к коренному изменению его характера. Так эта перемена необратима? Вы не можете вернуть человека в прежнее состояние?

— Да. Вначале это открытие представляло скорее медицинский интерес, но профессор Шорхэм решил, что его можно использовать во время войны, массовых выступлений, мятежей, революций и анархии. Он не думал о нем как о чисто научном изобретении. Само по себе это средство не делает человека счастливым, а лишь порождает в нем огромное желание, чтобы другие были счастливы. Это ощущение, он говорит, испытывает в своей жизни каждый: страстное желание сделать кого-то, одного или многих, довольными, счастливыми и здоровыми. А поскольку люди способны испытывать и испытывают такое желание, значит, как мы оба думаем, в организме человека существует какой-то компонент, который за это желание «отвечает», и, если однажды «включить» этот компонент, он будет работать всегда.

— Поразительно, — произнес мистер Робинсон скорее задумчиво, чем восторженно. — Поразительно. Надо же, какое открытие… Какое средство можно запустить в действие, если… Но зачем?

Голова, покоящаяся на спинке кресла, медленно повернулась к мистеру Робинсону. Мисс Ньюман сказала:

— Он говорит, что вы поняли раньше остальных.

— Но ведь это же решает проблему, — сказал Джеймс Клик. — Это то, что нужно! Просто чудесно.

Его лицо выражало восторг.

Мисс Ньюман покачала головой:

— Проект «Бенво» не продается и не дарится. Он закрыт.

— Так вы говорите нам «нет»? — недоверчиво спросил полковник Манроу.

— Да. Профессор Шорхэм говорит «нет». Он решил, что этот проект против…

Она замолчала и обернулась к человеку в кресле. Он сделал странные движения головой и рукой и издал несколько гортанных звуков. Подождав, она продолжила:

— Он говорит, что испугался, памятуя об открытиях, которые наука даровала миру в эпоху ее триумфа.

Чудо-лекарства, которые не всегда оказывались чудотворными; пенициллин, спасавший жизни и уносивший их; пересадка сердец, развеявшая иллюзии… Он жил во времена расщепления атомного ядра, появления нового смертоносного оружия. Он помнит трагедии радиоактивного заражения, загрязнение природы в результате новых промышленных открытий. Он боится того, что может натворить наука, если ее использовать в неблаговидных целях.

— Но в данном случае это же полезное средство! Оно полезно всем! — вскричал Манроу.

— Так было и с многими другими открытиями, которые всегда приветствовались как великое благо для человечества, как великое чудо. А потом выявлялись побочные эффекты и, что еще хуже, выяснялось, что иногда эти средства приносят не пользу, а несчастье.

Поэтому он решил отказаться от завершения проекта.

Он говорит… — Она стала читать по бумаге, а он кивнул в знак одобрения. — «Я удовлетворен проделанной работой, тем, что я совершил это открытие. Но я решил не доводить проект до практического использования. Его необходимо уничтожить. Поэтому он уничтожен. Так что мой ответ вам — „нет“. Не существует благожелательности, готовой к употреблению. Когда-то она имела шанс появиться, но теперь все формулы, все ноу-хау, мои записи и расчеты необходимых процедур погибли, превратились в пепел: я уничтожил дитя своего разума».

Роберт Шорхэм с трудом прохрипел:

— Я уничтожил дитя своего разума, и никто в мире не знает, как я пришел к своему открытию. Мне помогал один человек, но он умер от туберкулеза через год после того, как мы добились успеха. Вам придется уйти ни с чем. Я не могу вам помочь.

— Но ваши знания могли бы спасти мир!

Из кресла донесся странный звук. Это был смех, смех калеки.

— «Спасти мир!» Что за фраза! Именно этим и занимается ваша молодежь, как ей кажется! Они идут напролом, надеясь путем насилия и ненависти спасти мир. Но они не знают как! Им придется решить это самим, по велению собственного сердца и ума! Мы не можем предложить искусственный путь спасения мира.

Нет. Искусственное великодушие? Искусственная доброта? Ничего подобного. Это не настоящее. Это ничего не даст. Это противно природе, самой сущности жизни… — И он медленно добавил:

— Противно Богу. — Два последних слова прозвучали неожиданно отчетливо. Он оглядел своих слушателей; казалось, он молит их о понимании, но в то же время не надеется на него. — Я имел право уничтожить свое создание…