Ход Снежной королевы - Валерия Вербинина

– Филипп очень раскаивался! – подала голос Эдмонда. – Он так сожалел о случившемся! Особенно ему было жаль маленького сына Аржантея.

– Ну наконец-то мы добрались до самого главного, – вкрадчиво шепнула Амалия. – Сколько лет было сыну и как его звали? Потому что, судя по всему, если кто и мог мстить за инженера, то только он.

– Сколько ему было, я не знаю, – поспешно проговорил Филипп. – Кажется, лет двенадцать. – Он содрогнулся. – Если бы вы видели, с какой ненавистью он смотрел на нас, когда вдова Аржантея пришла забрать тело своего мужа!

– «Кажется, двенадцать»? – повторила Амалия. – Давайте все-таки уточним.

– Да кто их разберет, подростков, – буркнула Эдмонда. – Но все-таки я тоже думаю, что он был лет двенадцати.

– Значит, сейчас ему должно быть двадцать восемь или двадцать девять, – подытожила Амалия и потерла подбородок. – И как же его звали?

– Звали? – тупо переспросил Филипп.

– Да, у него ведь было имя! – нетерпеливо сказала Амалия. – Вспомните, это может оказаться очень важным!

– Вы нам не поверите, – с горечью промолвила Эдмонда. – Я бы очень хотела ошибиться, но…

– Имя! – рявкнула Амалия.

Услышав ее голос, я даже подскочил в кресле. Сразу чувствовалось, что она служит в полиции, а не состоит по благотворительной части, к примеру.

– Хорошо-хорошо, – заторопилась Эдмонда, – мы вам скажем. – Она набрала в грудь воздуху. – Дело в том, что сына Аржантея звали Фредерик.

Тут, признаться, я малость опешил. Фредерик! Но ведь в замке имелся только один Фредерик – тот самый актер, который постоянно вертелся возле Амалии! Конечно, он появился в Иссервиле совсем недавно, но возраст его был примерно таким же, как и у сына Аржантея – у человека, который убил моего отца!

– Значит, Фредерик? – проговорила Амалия, и тон ее не сулил решительно ничего хорошего. – Вы уверены?

– Абсолютно уверены, мадам, – ответил заметно приободрившийся Филипп. – Мы с Эдмондой когда-то имели дело с… с этой семьей. Естественно, мы запомнили, как звали сына Аржантея.

Амалия откинулась на спинку кресла и сложила руки кончиками пальцев.

– Так, – сказала она. – Опишите мне внешность Фредерика.

– Самая обыкновенная, – сказала Эдмонда.

– Мадам, – раздраженно промолвила Амалия, – простите, но в нашей работе «самое обыкновенное» не действует. Придется вам вспомнить все приметы ребенка, поэтому я прошу вас сосредоточиться. Начнем с самого простого. Какие у него были волосы?

– Русые, – заявила Эдмонда.

– Белокурые, – тотчас же возразил ее муж.

– Филипп, ты с ума сошел? Я же точно помню. Обыкновенные русые волосы.

– А я говорю, белокурые! – упрямо отозвался управляющий.

– Ну хорошо, хорошо, – сдалась Эдмонда. – Светло-русые! Идет?

– Как у Люсьена? – осведомилась Амалия, и я почувствовал себя неуютно под взглядами обоих супругов.

– Пожалуй, да, – наконец нехотя промолвила мадам Бретель.

– Да, кажется, – поддержал ее супруг.

– Тогда они были все-таки просто русые, – заметила Амалия. – Ну и что это нам дает? Ничего, потому что с возрастом волосы очень часто темнеют. – Она поморщилась. – Хорошо, а какие у Фредерика были глаза?

Но с глазами возникла полная путаница. Сначала они были карие, потом голубые, потом серо-голубые, а под конец и вовсе зеленые.

– Значит, вы не помните, – вздохнула Амалия, – что и неудивительно. Особые приметы какие-нибудь заметили?

С особыми приметами дело обстояло еще хуже. Супруги не помнили никаких шрамов, родинок и тому подобных мелочей, которые так облегчают поиск преступника. Не была у Фредерика Аржантея и шести пальцев, не говоря уже о кривом глазе, которым авторы книжек наделяют добрую половину своих злодеев.

– Ладно, с Фредериком пока все, – сказала Амалия, морщась. – Меня интересует еще вот какой вопрос. Не было ли у Раймона Аржантея каких-нибудь других родственников или близких, которые могли бы мстить за его гибель?

Филипп заявил, что нет, кроме жены и сына, у инженера никого не было. Но жена умерла от какой-то болезни вскоре после своего супруга.

– Значит, это все-таки Фредерик, – медленно проговорила Амалия. – Что ж, будем искать Фредерика. – Она поднялась с места. – Благодарю за вашу помощь, месье, и вас, мадам, тоже.

– А вы не думаете, что… – нерешительно начала Эдмонда.

– Что это месье Массильон? – усмехнулась Амалия. – Понимаю. Такая мысль первой приходит в голову. – Она немного подумала. – Во всяком случае, обещаю вам не спускать с актера глаз.

– О, благодарю вас! – вскричал Филипп.

– У вас есть оружие? – осведомилась вдруг Амалия.

После небольшой заминки управляющий признался в том, что держит при себе небольшой револьвер. Так, на всякий случай.

– Правильно, – одобрила Амалия, – мало ли что может случиться. Вы, мадам, – обратилась она к Эдмонде, – пожалуйста, приглядывайте за своим мужем. Надеюсь, такая забота не окажется вам в тягость, – с улыбкой прибавила она.

Эдмонда заверила мадам Дюпон, что ни за что не выпустит своего драгоценного Филиппа из виду. И вообще, она пойдет на все, чтобы защитить его!

– Вот и прекрасно, – сказала Амалия. – А теперь пойдемте наконец завтракать, господа!

2. Из дневника Армана Лефера

Это был один из самых тягостных завтраков, на которых мне довелось присутствовать. Все разладилось в прекрасном замке Иссервиль! Разлад ощущался буквально в каждой мелочи. Кушанья – недожаренные, пережаренные, пересоленные, слишком пресные; прислуга – шаркающая ногами, то и дело всхлипывающая и утирающая глаза; люди, сидящие за столом, – испуганные, разобщенные, преисполненные подозрительности… И я сам, через силу жуя жесткий бифштекс, задавался одними и теми же вопросами. Кто? Кто убил графа Коломбье? У кого могла подняться рука на него, столь, как выяснилось, несчастливого человека? Где скрывается таинственный убийца, подстерегающий свои жертвы во мраке и ни к кому не испытывающий пощады? По-моему, схожие мысли мучили всех присутствующих, и только Амалия Дюпон делала вид, что ей не интересно ничто, кроме общества фатоватого Фредерика Массильона. Она расспрашивала его о семье, о том, как он начал свою карьеру, и о том, как ему удалось стать одним из лучших актеров Франции… А старая облезлая курица Эдмонда Бретель вовсю подыгрывала мадам Дюпон, с умным видом вставляя свои замечания.

– Признаться, я больше не верю в нашу полицию, – вполголоса заметил мне Ланглуа. – В замке творится черт знает что, а мадам с набережной Орфевр вовсю обсуждает с каким-то хлыщом театральные премьеры! – Он покачал головой. – Знаете что, Арман? Никогда ей не поймать настоящего убийцу, помяните мое слово. Никогда!

Я разделял его уверенность, однако мадам Амалия Дюпон волновала меня меньше всего на свете. После завтрака я присоединился к Матильде в малой гостиной. Когда я вошел, она стояла у окна, сжав руки, и смотрела на заснеженный сад. Возле дерева все еще виднелись останки снеговика, в котором нашел свое последнее убежище старый судья. Матильда молчала, молчал и я, и мне пришло в голову, что я мог бы молчать так с ней целую вечность и вовсе не чувствовал бы себя обделенным. Наверняка мадам Дюпон уже узнала из моих дневников, что я люблю эту женщину. Ну и пусть! Пусть хоть весь замок узнает о моей любви, потому что она – единственное чувство, ради которого стоит жить на свете.

– Смешно, – уронила Матильда, и я вздрогнул.

– Что смешно? – на всякий случай спросил я.

– Они знают имя убийцы, но не знают, кто он, – объяснила Матильда. – Эдмонда Бретель рассказала мне, кто… кто убил их всех. Его зовут Фредерик Аржантей.

– Аржантей? – переспросил я, пораженный. – Но в замке только один Фредерик – актер Массильон!

Матильда вздохнула и повернулась ко мне.

– Потому-то мадам Дюпон и выспрашивала у него за завтраком, кто он и откуда, – отозвалась она. – Эта женщина ничего не делает просто так.

Вот оно что! А я-то, глупец, вообразил…

– Да нет, он не может быть убийцей, – буркнул я. – Просто глупо предполагать! Не говоря уже о том, что до вчерашнего дня его вообще здесь не было.

– О, ну это еще не доказательство, – промолвил подошедший и слышавший наш разговор Ланглуа. А я и не заметил, как он появился. – Актер вполне мог скрываться где-нибудь в замке, а потом притвориться, что добрался до нас в снежную бурю, чтобы только повидаться со своей, гм, подругой сердца. – Ланглуа насмешливо прищурился. – Честно говоря, не верю я во всякие там истории любви, во имя которой влюбленные идут на жертвы! Конечно, на сцене легче легкого взобраться на неприступную гору во время бури, но в жизни… в жизни, господа…

– Мы все поняли, Жан-Поль, – с улыбкой промолвила Матильда. – Вы циник, который верит только в свои цифры. И не спорьте, что это не так!

Ланглуа развел руками.

– Я просто хочу сказать, что причина, по которой месье актер появился здесь, представляется мне неубедительной, вот и все.