Ритуал для посвященных - Геннадий Геннадьевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Архирейский на секунду задумался и продолжил:
— Как фамилия лысого слушателя из твоей группы? Зайцев?
— Угу. Наш парторг.
— Поздновато он учиться поступил. Сколько ему лет? Тридцать два года? Забавная ситуация. Ты в двадцать пять лет окончишь школу, а он в двадцать пять лет даже не планировал получить диплом юриста, на заводе работал. Ваш Зайцев — пример того, что после определенного возраста получать новые знания бесполезно. У него разрыв между средней школой и поступлением в вуз — лет тринадцать. За это время он успел все позабыть и теперь сидит на уроках с честным лицом, но ничего не понимает.
— Как же насчет изречения: «То, для чего открыто сердце, не составляет тайны для ума?»
— У него ум чем-то другим занят, не учебой.
— Как же он тогда поступил?
— Вопрос не ко мне. Я в приемной комиссии не состою, но одну подсказку дать могу. Сколько у него лет партийного стажа? То-то!
После разговора с Архирейским Виктор позвонил Долголееву:
— Слава, я решил вопрос с экзаменом, все будет нормально, но при одном условии: ты должен выучить биографию Гегеля. Почему Гегеля? Я-то откуда знаю. Скажи спасибо, что Гегеля, а не Спинозы. Про ребенка новостей нет? Все, пока!
В субботу Воронова на КПП вызвал Айсен.
— Ты еще увидишь Салеха? — спросил якут.
— Наверное, да, — уклонился от прямого ответа Виктор.
— Передай ему при встрече, что как только он освободится, я его убью. Десятку отсижу, но эту сволочь в живых не оставлю. Предательства не прощу! Был ведь лучший друг, а оказалось — подонок! Ходил вместе со мной по землякам, деньги занимал, советы разные давал. От тебя избавиться настоял. Я в какой-то момент почувствовал во всей этой истории подвох, но что ближайший кореш гнидой окажется — такого не ожидал.
— Айсен, почему ты решил заплатить выкуп? Зачем тебе этот ребенок?
— Не в ребенке дело! Надя! Все дело в ней. Скажи, симпатичная ведь девчонка? Если бы я выкупил ее сына, она бы до гробовой доски мне обязана была. Мне бы не пришлось ее упрашивать и уговаривать. Сама бы в любовницы напросилась и была бы моей тайной подругой до тех пор, пока не надоела. Поверь, тысяча рублей за безгранично благодарную женщину — не такие уж большие деньги. На простую любовницу больше потратишь, а потом начнутся сложности: она потребует, чтобы ты на ней женился. Сколько народу на этом погорело — не счесть, а тут — беспроигрышный вариант. Ворон, ты на меня обиду не таи. Салех меня убедил, что если мы заявим в милицию, то похитители избавятся от ребенка, убьют его. Я с самого начала ничего против твоего участия в этом деле не имел.
— Ладно, проехали! Что было, то было.
— Ворон, давай мировую разопьем! У меня есть пара пузырей. Посидим, обсудим, что дальше делать.
— Не могу. Сессия наступает.
— Да брось ты! У всех сессия, у всех экзамены. Что же теперь, от друзей отказаться?
— Пока экзамены не сдам, в город больше не выйду.
— А как же ребенок? Как же младенец, которого похитили у безутешной матери?
— Мухи — отдельно, котлеты — отдельно.
— Ты ребенка за муху считаешь? — обиделся якут. — Ну, тогда давай учись, пока умным не станешь. Мы в своих делах сами разберемся.
В конце января температура воздуха в Хабаровске опустилась до отметки двадцать пять градусов ниже нуля. Было бы терпимо, если бы не пронизывающий ветер. Стоило выйти на улицу, как яростный порыв колючего ветра тут же выдувал из-под одежды тепло и гнал назад, в помещение. Слушатели, жившие в городе, попросили начальника курса выдать им на время армейские полушубки. Трушин пошел навстречу. Теперь возвращающиеся по утрам в школу слушатели выглядели как сказочные Деды Морозы в черных полушубках с погонами: шапки с завязанными под подбородком ушами покрыты инеем, на ногах — валенки, щеки — ярко-алого цвета, словно вареной свеклой намазанные. Под форменные брюки городские парни надевали двое-трое трико, отчего походка становилась неуклюжей, как у пингвина. Жившим в общежитии было проще. Они целыми днями сидели в своих комнатах, на улицу выбегали только для марш-броска до столовой или учебного корпуса.
В феврале Воронов успешно сдал сессию и улетел на каникулы домой, в Сибирь. Вместо запланированных двух недель он провел с родителями всего пять дней, заскучал, через знакомых отца достал билет на ближайший рейс и вылетел обратно в Хабаровск.
В аэропорту его ждала неожиданная встреча. У выхода на стоянку такси он столкнулся с Глафирой Поповой. Якутка в приталенном светлом полушубке выглядела обворожительно. Мужчины разных национальностей засматривались на нее, не зная, чем помочь явно растерявшейся девушке.
— Здравствуйте. Вы впервые в нашем городе? — пошутил вместо приветствия Воронов.
— Витя, как я рада тебя видеть!
Попова бросилась к нему на шею, обняла, словно возлюбленного, с которым не виделась месяц или даже год. Краем глаза Воронов заметил, как двое парней, еще секунду назад приветливо улыбавшихся Глафире, потеряли к ней интерес и ушли в глубь зала ожидания.
— Прикинь, какой ужас! — сказала Глаша. — Здесь, в Хабаровске, была пурга, и мой вылет задержали на пять часов.
— Не вижу ничего ужасного. Я сам из-за этой погоды в Благовещенске два часа проторчал, и ничего не случилось.
— Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я говорю. Я должна была прилететь вечером, а сейчас почти ночь. Я одна боюсь в такси садиться. Поехали со мной в общежитие.
— К тебе в общежитие? — не поверил своим ушам Воронов.
— Не в общежитие, а до общежития. Ты меня проводишь и поедешь к себе. О деньгах не беспокойся. Я заплачу в оба конца.
— Так ты сейчас не с Надей живешь?
— Она тоже переехала в общагу, вернее, собиралась переехать после каникул. Ребенка-то так и не нашли, зачем квартиру снимать?
На стоянке такси Воронов с девушкой отстояли длинную очередь, но к полуночи такси, как по команде, исчезли. Пришлось воспользоваться услугами частника, заломившего цену на три рубля больше. По дороге Виктор был вынужден выслушивать водителя, без умолку болтавшего обо всем на свете.
Около общежития
