Путь воина - Багдан Сушинский

— Слушай меня внимательно, полковник, — обратился Хмельницкий к Кривоносу, как только вернулся в лагерь. — Пока что ляхи топчутся у края лесного урочища Княжьи Байраки. Зачем оно им понадобилось, неведомо даже Господу. Но это их дело. Как только стемнеет, пошли туда две сотни казаков-пластунов. Пусть роют и маскируют в лесу ямы-ловушки и таятся возле них до той поры, когда мы начнем теснить ляхов к урочищу. А местных лесов они боятся, как черт ладана.

— Я пошлю три сотни. И передам татарам, пусть обойдут урочище и там разобьют свой лагерь, чтобы в нужный момент могли ударить по полякам с тыла, со стороны Черкасс.

— Татары должны уходить так, словно они вообще оставляют нас, — подхватил его идею Хмельницкий. — Это придаст полякам наглости. Особенно в надежде на подкрепление из реестровиков.

— Можешь не сомневаться. Тугай-бей будет уходить от нас так, словно уходит вместе со своим войском в небытие, — пообещал Кривонос.

И Хмельницкий впервые ощутил, что рядом с этим полковником чувствует себя увереннее. Это слегка задело его самолюбие, но в то же время укрепило в уверенности, что по крайней мере одного опытного, хладнокровного полководца-стратега он уже приобрел. Полковник Кричевский должен стать вторым, нельзя оставлять его во вражеском лагере, он достоин совершенно иной славы. Есть еще Ганжа. Остальные полковники будут рождаться в тяжких походах и кровавых битвах, как и надлежит рождаться настоящим полководцам.

29

Гяур обессилено лег рядом с Властой и, положив голову ей на грудь, замер, прислушиваясь к учащенному биению сердца.

— Вот теперь чувствую, что смирился, — неожиданно молвила Власта, улыбнувшись.

— И впрямь, смирился, — покорно признал он.

— Так бы давно, а то все упрямишься и упрямишься. Помнишь нашу первую встречу, наше знакомство?

— Как же такое можно забыть? Когда с первой встречи незнакомая красавица начинает яростно доказывать, что именно она и есть твоя судьба, — такое не забывается.

— Лучше признайся, что если бы не я, так и блуждал бы по миру, не зная, кто же она на самом деле, эта твоя судьба. Так что будь благодарен моей настойчивости.

— Это все Ольгица наколдовала… — вздохнул князь.

— Ты прав, я здесь ни при чем, — кокетливо согласилась Власта. — Во всем будем винить только Ольгицу. Слушая нас, она, наверное, мудро усмехается, любуясь нашими шалостями. Хотя о шалостях этой ночи ей лучше бы не знать.

— Надеюсь, она простит их.

— Исключительно по мудрости своей. Кажется, ты хотел спросить, есть ли в нашей деревне ксендз, разве не так?

— Просто мне еще не успело прийти такое в голову. Но можешь считать, что прочитала мои мысли.

— Теперь мне приходится вычитывать не только то, что ты подумал, но и то, о чем думать не торопишься, — проворчала Власта. — Подвенечное платье мне пошили еще прошлой весной. Нет-нет, на всякий случай, — заверила она. — Не думай, что я так уж рассчитывала затянуть тебя под венец.

Гяур беспечно рассмеялся. Эта женщина нравилась ему все больше и больше, но уже не как любовница, а как тактичная и требовательная жена.

— Впервые слышу, как ты оправдываешься. До сих пор оправдываться приходилось только мне. Но зря стараешься.

— Так уж и зря? — озорно усомнилась Власта.

— Ты ведь уже успела убедить, что являешься моей судьбой. Все остальное оправдательным извинениям не подлежит, графиня Ольбрыхская.

— Кстати, каковой будет моя фамилия, когда ксендз обвенчает нас, князь Гяур?

— Очевидно, ты станешь княгиней Одар.

— Я бы предпочитала оставаться княгиней Ольбрыхской. Все-таки известный род, к тому же, приняв фамилию Одар, я потеряю аристократическое окончание [17] своей прежней фамилии. Однако ради тебя соглашусь. Поднимайтесь, князь Одар. Пока вы надраите клинок своей сабли, я прикажу привести сюда ксендза. Прямо из дому. Не так часто в этой деревеньке венчаются князь и графиня. Отсюда мы все вместе отправимся в костел.

— Но я не католик, — вдруг вспомнил Гяур.

— А я не православная.

— Тебе и не нужно быть православной, поскольку, как и все мои предки, я все еще остаюсь язычником. Правда, официально наше племя приняло христианство, однако вера наша — некая смесь христианства с язычничеством. Во всяком случае, у нас до сих пор существуют волхвы, мы поклоняемся Перуну, Велесу…

Власта на несколько мгновений замялась, понимая, что ситуация и в самом деле необычная, но затем решительно взглянула на князя.

— И все же мы должны венчаться, если только хотим предстать перед односельчанами, церковью и всем прочим миром в ипостасях супругов. Что же касается веры, то убеждена, что ксендз умудрится как-нибудь примирить нас перед Господом, который, по церковным понятиям, един для всех, а по нашим с Ольгицей — вполне заменяется Высшими Силами.

В тот же день графиня Власта Ольбрыхская и князь Одар-Гяур венчались. Проходило это действо в небольшом старинном костеле, с почерневшими серебряными «распятиями» и потускневшими безликими иконами. Каждый образ, каждый предмет в этом храме был настолько пронизан молитвами, что даже когда ксендз молчал, в сжатом, пропитанном духом ладана воздухе продолжали слышаться голоса давно почивших в бозе священников и певчих. Ксендз прекрасно знал, какого верования придерживается невеста, однако выяснять ее и жениха религиозные пристрастия не стал, разве что умудрился ввернуть в молитву слова об «искоренении из веры и душ человеческих язычества и прочей скверны». Однако вольность эту молодожены ему простили.

Они уже сидели за свадебным столом, когда прибыл хорунжий из ближайшего польского гарнизона и сообщил, что неподалеку, в украинских землях, появился первый отряд повстанцев. Командир эскадрона спрашивал, не согласится ли князь присоединиться со своими людьми и сельскими ополченцами к его драгунам, чтобы вместе выступить против бунтовщиков.

— Скажи своему поручику, что я мог бы взять его под свое начало, отправляясь в Дикое поле, — ответил Гяур. — Но ему лучше оставаться здесь, наводя страх на местных смутьянов. К тому же, будем надеяться, что украинцы из ближайшего воеводства повернут своих коней не на польские земли, а в казачьи степи.

На этом они с хорунжим и расстались. Но Гяур понял, что над имением Власты, а теперь уже и его имением, вновь нависла опасность. И не успели гости встать из-за стола, как он приказал слугам готовить карету и обоз, которые смогут доставить жену и дочь в родовой княжеский замок «Гяур».

— Ты не должна оставлять его стены до тех пор, пока не затихнет восстание, — приказал он Власте. — Я не желаю, чтобы эта война коснулась нашего имения, тебя и моей дочери.