Путь воина - Багдан Сушинский

— И все же мы с вами слишком неопытные дипломаты, господин командующий… королевской армией, — решительно поднялся он из-за стола. — Поскольку не с того мы начали нашу встречу. Совершенно «не с того».

— Объяснитесь, господин Вуйцеховский, — застыл с поднесенным ко рту кубком гетман.

— Вот если бы мы догадались начать встречу с заверения в том, что, при любых обстоятельствах, интересы королевы будут достойно защищены оружием ваших воинов… — мечтательно протянул Коронный Карлик и словно бы на какое-то время забылся.

— И что тогда?

— Тогда зачем бы нам понадобилось тратить за столом столько слов, не имеющих никакого отношения ни к тостам, ни к восхвалению этого поистине королевского напитка? — похлопал Коронный Карлик рукой по стоявшему на столе кувшину.

— Вы правы, господин королевский комиссар, начали мы явно «не с того…».

— Вот на этом признании и позвольте откланяться.

27

— Эй, служивый, это имение князя Гяура?! — послышалось из-под окна как раз в ту минуту, когда ритм и страсть двух сластолюбцев вновь достигли своей яростной вершины.

— Ну, здесь, суд господний! — ответил недовольный голос Улича. — Кто ты такой и почему в такую рань?!

— Лучше скажи, где сам господин генерал?!

— А тебе какое дело, где он?!

— Велено передать ему письменный приказ. Я гонец от воеводы!

— Все приказы, которые передают генералу короли и воеводы, принимаю я, мощи святой Варвары! Так было и так будет.

Однако властный тон Улича не смутил гонца, скорее наоборот, придал ему настойчивости.

— Возможно, у вас так и заведено. Да только этот приказ мне велено передать ему лично в руки.

— Странно, что кто-то еще осмеливается приказывать князю Гяуру? — пожал плечами адъютант и телохранитель. — Это ж кто может позволить себе такое?

— Такой ответ мне не понятен, — еще решительнее молвил польский офицер, упрямо покачав головой. — Если князь служит королю Речи Посполитой, то он служит… этому королю, а не кому-то там еще. На словах могу сказать, что сегодня же господин генерал должен отправиться в Каменец, в свой полк, чтобы выступить против армии повстанцев. Только это, и ничего больше. Остальное он найдет в письме.

— Генерал не воюет с повстанцами, — услышал Гяур сквозь пелену любовного тумана, постепенно развевающегося после того, как Власта затихла у него на груди. — И в свой полк отправится, когда сочтет необходимым.

— В последний раз напоминаю, что князь служит польской короне.

— Так считают в Варшаве, мощи святой Варвары, а не здесь, в имении князя Гяура. Вам известно, что генерал только что вернулся из Франции, где воевал на стороне короля Людовика?

Гонец в замешательстве помолчал, а затем наивно поинтересовался:

— Так что, получается, что теперь он подданный Франции и служит французскому королю?

— К устремлениям французского короля он так же безразличен, как и к устремлениям короля польского. Он — князь Острова Русов, наследник его великокняжеской короны. Поэтому служит он Острову Русов. Везде и всегда — только Острову Русов, великим князем которого вскоре будет провозглашен.

— Представления не имею, о каком таком острове вы говорите, полковник. Зато мне хорошо известно, что, несмотря ни на что, он все еще служит польской короне, а значит, обязан подчиняться польскому командованию. Все остальное — от лукавого.

— Лучше скажи, чью волю ты выполняешь?

— Только что я передал приказ коронного гетмана, его светлости графа Потоцкого.

— Какого еще «коронного гетмана»? Он кто, этот гетман — ваш генерал или первый министр?

— Командующий всеми войсками Речи Посполитой.

— Ах, он командующий всеми войсками… — недовольно проворчал Улич. — Ладно, я извещу генерала Гяура.

— Но мне нужно лично увидеться с ним.

— Убирайся отсюда, пока жив, иначе уползешь без коня и с перебитыми ногами!

— Может, ты все-таки примешь этого гонца? — спросила Власта, наблюдая за тем, как поспешно Гяур облачается в свои одеяния. — Усмири наконец Улича.

— Вряд ли гонец сумеет сказать больше того, что уже высказал, — проворчал князь.

— И все же на твоем месте я бы пригласила его в дом и выслушала.

— Ты что, не знаешь, как князь Гяур встречает каждого, кто пытается приказывать ему?!

Гяур благодушно рассмеялся. В эти минуты Улич явно подражал Хозару, который, очевидно, отсыпался после ночного дежурства. Тот как раз любил создавать ему славу некоего человеконенавистнического чудовища, которому лучше не попадаться на глаза.

— Вот письменный приказ для генерала. Кто принял?

— Полковник Улич.

Еще какое-то время Гяур и Власта прислушивались к тому, что происходит у дома, затем, поняв, что гонец умчался прочь, вновь бросились в объятия друг другу.

— Это прощание, Гяур. Опять прощание, — прошептала Власта, со сладострастным страхом ощущая, как он подминает ее под свое могучее тело и заковывает в цепи мышц.

— Да, это прощание. Я обязан буду подчиниться приказу.

— А значит, сын, как и дочь, вновь родится без тебя…

Гяур запнулся на полуслове, поскольку о сыне слышал впервые, однако уточнять это, как и все прочие предсказания, не стал, понимая всю бессмысленность подобного занятия.

— Такова судьба всех сыновей, чьи отцы стали воинами.

— Ты прав. Но я не желаю, чтобы ты сражался против повстанцев. Ведь казаки — это украинцы, а значит, твои соплеменники, одного корня с твоими дунайскими русичами.

— Не ожидал, что задумаешься об этом, — как-то сразу замялся генерал. — Что поймешь, как мне не хочется проливать кровь казаков.

— У меня это получилось как-то само собой. Просто вырвалось, словно бы кто-то нашептал.

— Опять Ольгица постаралась?

— Разве что голосом Учителя. Ты обвенчаешься со мной сегодня же? — прошептала она, едва не задохнувшись от его затяжного поцелуя.

— Не помню, чтобы мы говорили о венчании, — нахмурил он лоб.

— Всю ночь ты только об этом и говорил. Мне казалось, что не дождешься утра и придется привозить ксендза прямо сюда, в спальню, — шутливо заверила его Власта.

— Но ты ведь понимаешь, что…

— …Что ты будешь очень плохим семьянином. Ты уже говорил об этом. Я всего лишь пытаюсь выяснить: ты решишься обвенчаться со мной прямо сегодня или же вновь станешь испытывать судьбу, пытаясь забыть меня в объятиях других женщин? Многих-многих других…

— О, нет, на сей раз испытывать не стану, коль уж мне пообещали сына.

28