Клеймо на душе (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна

— Хотим, — вдруг вмешался Крапивин, до того как Богдан успел бы предложить ему катиться на все четыре стороны со своим «правом выбора».

Медсестра удивилась, перевела взгляд на Богдана, но он только кивнул. По сути, сам же вот так вломился к Юле ночью, наплевав на ее просьбу. Так что и Крапивину претензий предъявить не за что. Тут только сама Юля и имеет право решить, кому из них с ней остаться в этом зале ожидания. Даже если его корежит и бесит от понимания, что сам, своими руками, по сути, создал все условия для появления этого «жениха». Продукт его, Дана, ошибок и дурных, полных той самой импульсивности и несдержанности, гнева, решений. Теперь надо вести себя взрослее и обдуманней, чтобы хоть как-то искупить, да и Юле доказать, что изменился.

Молча вошел в лифт, не помешав то же сделать и Крапивину, и в тишине, которая теперь точно потрескивала от их напряженности, будто разрядами статического электричества, поднялись на третий этаж.

Глава 15

Юля вцепилась в руку медсестры так, как утопающие, наверное, в спасательный круг цепляются. Ее колотило и трясло, в голове шумело, а ноги подламывались. Из-под закрытых век, которые очень сильно хотелось придавить пальцами, но было нельзя, градом текли слезы, которые она промокала бумажной салфеткой. Эта же медсестра предусмотрительно вложила в ее трясущуюся руку целую охапку таких салфеток перед тем, как помочь Юле подняться с операционного стола, чтобы пройти в постоперационную.

Актуально и продумано. Сама бы никак не дошла, да и не только она. Глаза не открыть пока — дико боялась, что больно будет, светобоязнь, под веками, как песком присыпано, но доктор сразу предупредил, чтобы сначала и не пробовала. Вообще, за всю операцию, было не то чтобы очень больно (с анестезией же), но так страшно почему-то! Уф!

Все тело потому и дрожало теперь, как отдача от этого страха. И немного стыдно, неудобно, взрослая же! А сердце до сих пор колотится. Отчего-то момент, когда ей зафиксировали голову и веки, а потом велели смотреть на светящуюся точку и не двигаться, показался едва не одним из самых ужасных в жизни…

Хорошо, что уже все закончилось, вот правда! И, пожалуй, именно сейчас, Юля до чертиков была рада, что там, куда бы ее ни вели, ждет Дан.

Иронично, если вспомнить, как настойчиво отказывалась от его присутствия.

Неуверенно двигаясь, опираясь на руку медсестры, она уже дождаться не могла, когда в его руках окажется. И точно в его объятия укутается, даже если Дан поддевать начнет. Хотя… что-то ей подсказывало, что не станет. Он поймет, да и сейчас уж слишком старается вновь вернуть себе позиции в ее жизни, в очередной раз заставив Юлю отказаться от намерения порвать все. В общем, это напрягало. В частности сейчас, Юля собиралась использовать по-полной момент, уж очень ей ныне хотелось поддержки.

И его ощутила, стоило им только оказаться в новом пространстве, видно, в той самой постоперационной. Тут пахло иначе: приятно, тепло, бодрящим ароматом кофе и какими-то цветами. А Юля, будто сразу присутствие Дана уловила, его аромат, напряжение этого мужчины. И, что странно, если подумать, тут же протянула к нему руку, хоть еще и не знала, подошел ли Дан. Левую, что тоже не совсем обычно, правша же. Но знала, что вот он, тут стоит, слева. И не удивилась, когда буквально в следующую секунду Дан крепко обхватил ее ладонь своей горячей рукой, потянул, словно предлагая опереться.

Медсестра чуть отступила назад.

— Юля! Все нормально?

А вот услышать этот вопрос в два голоса оказалось странно и удивительно. Опешила, как-то слепо повернувшись вправо…

— Ярик?! Ты тоже приехал?! — растерялась искренне, почему-то сильнее вцепившись в руку Дана. — Зачем?

— Беспокоился о тебе, очевидно, — голос Ярослава звучал спокойно, без гнева или раздражения, даже без ехидства. И так, будто бы мужчина улыбнулся ее вопросу… очень понимающе, что ли.

Было дико странно сейчас оказаться в такой ситуации. Как слепая же, ни выражений их лиц, ни общей обстановки не увидеть! И состояние вообще не то, чтобы разобраться толком в отношении обоих мужчин к тому, что все столкнулись вот так. С другой стороны, она ни одного не звала, каждый сам приехал тогда, когда посчитал нужным.

— Мы же договорились созваниваться, — зачем-то, наверное, больше от все той же растерянности, заметила она, испытывая какую-то неловкость.

И внутри как-то закрутило, что так и стоит, сжимая руку Дана, всем телом в его сторону подавшись, словно впитывая тепло большого мужского тела, не отходит же. Больше того, и представить сейчас не в состоянии, что нужно от Богдана отступить. А Ярослав, наверняка, все это видит и понимает.

— Я так понял, тут все в принципе пошло не по оговоренному сценарию, — заметил Ярослав… не со смешком, но как бы хмыкнул.

Юля сильно пожалела, что действительно не может открыть глаза: попыталась, но стало настолько неприятно, вновь покатились слезы, что отказалась от этой затеи.

— Знаете, мне сейчас действительно сложно вновь оказаться в эпицентре всех этих выяснений, — со вздохом, который откровенно больше на всхлип смахивал, признала как есть. — Давайте все возьмем паузу, хотя бы на пару дней. И потом оценим ситуацию заново. Пожалуйста, — попросила искренне и от души.

— Хорошо, — аж забавно, как ловко у обоих мужчин получалось отвечать синхронно.

— Давай ты пока сюда сядешь, — Дан аккуратно направил ее к какому-то креслу и помог сесть. — Принести что-то? Вода? Кофе? Печенье?

— Вода сейчас точно кстати была бы, — признала Юля, комкая в руках пачку влажных уже салфеток. Чуть запрокинула голову, пытаясь с потоком слез справиться.

Дан ловко поменял этот комок бумажек на стакан воды, сжав ее руку своей поверх стекла.

— Кому сейчас с тобой остаться, малая? — вроде бы тоже спокойно уточнил Богдан, удивив ее этой рассудительностью, если честно, не особо ему свойственной.

А Юля зависла, поняв, что нужно выбирать, и прямо сейчас, пусть это и о другом вопрос вроде, действительно глупо здесь всем торчать… Но ведь и о том, что так остро стояло между ними троими все это время. А еще осознала внезапно, что не может руку Дана отпустить, сама за его пальцы продолжает цепляться, хоть уже и села, и надежная опора есть.

Пауза, когда все замолчали. Она удары своего сердца слышит. Точно ведь на нее смотрят! А какой сейчас с Юли спрос?! Или, наоборот, максимально все честно и открыто, потому что пиковая потребность в самом близком и на притворство силы нет? Наружу голая нужда вылазит, все, что столько лет поглубже в подсознании прятала.

Наверное, заметили это и оба мужчины… Но и на состояние Юли, возможно, сделали скидку. Или ей хотелось на это надеяться в жалкой попытке отсрочить или перенести решение. Потому как ей сейчас, вот уж точно, очень сложно было осмыслить все отстраненно и логично.

— Я позвоню завтра, — заметил все тем же ровным голосом Ярослав, кажется, решив за них всех. Или, что было точнее, озвучив словами то, что, видимо, и так в глаза бросалось. — Поговорим в понедельник.

— Спасибо, Ярик! — выдохнула Юля, раздираемая противоречивыми эмоциями: виной перед Ярославом, болью, обидой на Дана, которая и сейчас легче не стала, просто таким физическим недомоганием в этот момент, — что в пору умом двинуться.

— Если что-то будет нужно: помощь или просто поговорить, звони, — в ответ на это заметил Ярослав.

И, похоже, ушел.

Во всяком случае, она слышала его удаляющиеся шаги и сквозь тихую музыку, играющую в зале. Стало почти до боли грустно, до другой, не такой, которая пекла в глазах. Будто в груди что-то порвалось, не мощное, но важное, вызвав тоску. Ярослав был очень хорошим. Во многом — идеал мужчины в ее глазах.

Но Юля и представить не могла, как показать ему свою слабость? Как очутиться в любой обескураживающей или дискомфортной обстановке при нем? Ей и плакать при Ярике неудобно было, что говорить о другом? О рвоте, к примеру, как когда-то с Даном было, о любом проявлении внутренней слабости или истерики, той самой импульсивности, про которую Дан прекрасно знал, нередко оставляющей следы на его теле… Ведь и драться на пике эмоций иногда по-глупому начинала, и кидалась чем под руку попадется. Не могла сдержаться, когда бесилась, временами и мат проскальзывал…