Перемирие между СССР и Третьим Рейхом, или «Мценская инициатива» Сталина - Анатолий Максимов

В конце ноября разведуправление германского генштаба с подачи отдела «Иностранные армии Востока» положило на стол Гитлеру «абсолютно достоверное» донесение немецкой агентурной разведки о якобы имевшем место выступлении маршала Тимошенко в ГКО:

«Тимошенко находит возможным сдать Москву;

с его слов, „Ставка считала так еще в октябре“;

контрнаступление готовится у Ростова, а не под Москвой;

наступление под Москвой ожидается через 5–6 месяцев».

Указанные сведения германская разведка подготовила с оценкой: «это – достоверная, беспристрастная и приличная информация».

И все же. В генштабе вермахта накапливались сведения о положении в Красной армии. В совершенно секретной разведсводке отмечалось: «боевая численность советских соединении сейчас слаба, оснащение тяжелым оружием и орудиями – недостаточное…», «…сколько-нибудь значительные сформированные соединения в настоящее время в резерве отсутствуют» (ноябрь 1941).

И вот вывод. 23.11.1941, дневник Гальдера: «противник понес решительное поражение, и Россия как военная сила больше не представляет угрозы».

Это в дневнике, а в самом генштабе? Подводя итог летне-осенней кампании, там сделали общее заключение: «у советской стороны резервы отсутствуют», «боевые силы противника ослаблены решающим образом». И главный вывод: «Россию ожидает переход к позиционной войне».

А ведь германский генеральный штаб по немецкой генеральской педантичной мерке в определенной степени был прав: силы растрачены? резервов нет? какое уж тут наступление! И наше военное командование в первых числах декабря, буквально за несколько дней до контрнаступления, еще не ставило перед собой такую задачу, ибо соотношение сил для наступления в классическом варианте требовало превосходства над противником в кратное число раз.

За день до контрнаступления Красной армии тот же отдел «Иностранные армии Востока» убеждал генштаб вермахта: «сила русских недостаточна для крупного наступления…» (04.12.1941).

Таким был итоговый вывод всего разведуправления германской стороны.

Во время Нюрнбергского процесса на допросе Кейтель, командующий вооруженными силами Третьего рейха, по поводу событий под Москвой с горечью заявил: «русское наступление оказалось для нас полностью неожиданным; мы грубо просчитались при оценке резервов Красной армии».

Примечание автора. Характерно: сведения о появлении некоторых резервов у русских в германский генштаб поступали. Однако ни немецкие разведчики, ни военное командование не смогли уловить приближение самого серьезного с 22 июня перелома на советско-германском фронте, то есть под Москвой.

Кризис немецкой разведки оказался не количественным, но качественным, ибо был не недостаток в сведениях о противнике, а в их принципиально ложном истолковании, навязанным идеологией нацистского военного мышления, – недооценка противника.

Декабрь 1940 – февраль 1942. Кризис всего военного планирования «восточной кампании». Поведение агрессора имеет одно свойство: спровоцировав войну, агрессор утрачивает ощущение действительности. Теперь войну он представляет, какой она «должна быть».

Вера в «должно быть» по-гитлеровски и по-нацистски, как шоры, заслоняла от генералитета прусской выучки истинное положение вещей на советско-германском фронте.

Так что случилось на пути «похода на Восток»? От подписания плана «Барбаросса» и провала «блицкрига» до крушения под Москвой?

В дневнике фон Бока, будущего командующего группы армий «Центр», которая пойдет на Москву, имеется такая запись от 01.02.1941: «Фюрер сказал, что если после падения Москвы и Ленинграда и захвата Украины русские не пойдут на мир, то тогда танки должны побыстрее дойти до Екатеринбурга. Я уверен, что наше нападение снесет их, подобно урагану…»

В это же время один из видных нацистов – Гиммлер уже в своем дневнике рассуждал один на один с собой, чтобы завтра объявить свои сентенции вслух: «Цель Германии – раздел России на мелкие государства и распространение сферы немецкого влияния далеко за Урал».

Будущие военные преступники торопились делить шкуру неубитого медведя. Планам не суждено было сбыться: не сработало «должно быть». Сработали реалии на советской стороне, у которой тяжелое положение в первый период войны означало: «не быть по-гитлеровски». Впереди была Битва за Москву.

Известная антифашистская организация «Красная капелла» информировала советское военное командование о положении дел в Третьем рейхе весь период полугодового противостояния на советско-германском фронте. Кроме сведений о войсках и потерях в вермахте, передавалась информация о планах немецкой стороны.

Так, до советской стороны была доведена оценка событий внутри германских вооруженных сил: «новое наступление на Москву не является результатом стратегического решения. Оно вытекает из господствующего в немецкой армии недовольства тем, что не достигнуты цели, которые после 22 июня становились все дальше и дальше… В результате советского контрнаступления отменен план I (достижение Урала), план II (выход на линию Архангельск – Астрахань), план III (Кавказ)».

Строки из шифротелеграммы антифашистов говорят об довольно отчаянном положении в среде германского военного командования по планированию войны. В начале декабря из берлинской точки «Красной капеллы» сообщалось: «Зимовка немецкой армии по решениям в начале ноября предусматривалась на линии Ростов, между Смоленском и Вязьмой, далее – у Ленинграда. Немцы бросают в бой под Москву и в Крым всю материальную часть, которой они располагают…».

Так в чем же кризис военного планирования? Есть контакт с противником, но потеряно чувство реальности в противостоянии с ним.

09.12.1941. Ставка в Берлине не принимает наступление трех советских фронтов всерьез: «…контрнаступление продлится до середины месяца» (Гитлер).

14.12.1941. Ставка все еще не признает факта краха своей доктрины «блицкрига» – теперь «дивизии для похода на Ближний Восток нужны для более „скромных целей“ в России» (Гитлер).

Январь 1942 года. В среде высшего военного командования «бушуют склоки», как последствие поражения, нанесенного вермахту на Востоке. В отставку отправлены все трое командующих групп войск, с которыми Гитлер связывал свои надежды на «блицкриг», – армий «Север», «Центр» и «Юг».

Поражение под Москвой и безуспешная блокада Ленинграда вызвали падение морального духа в немецкой армии, обострились отношения солдат и офицеров рядовых частей с привилегированными войсками СС. Уже на уровне командиров частей стало понятно: события под Москвой носят необратимый характер.

Так, командир одного из танковых корпусов после Москвы констатировал: «…отступление 1941–1942 годов было исходным пунктом большого военного кризиса, от которого немецкая армия ни морально, ни материально так и не смогла оправиться».

Все указанное выше звучало как приговор планированию Германией всей «Восточной кампании».

Наш великий полководец Михаил Илларионович Кутузов отмечал, что армия не побеждена до тех пор, пока не сломлен ее дух. Моральный урон германская армия несла и до Москвы, и во время боев за нашу столицу, не говоря уже о Сталинграде и Курской дуге.

1941. Кризис германского верховного командования. На тринадцатый день военных действий на советско-германском фронте Гитлер заявил своим генералам: «Я все время пытаюсь поставить себя на место противника. Практически он уже проиграл эту войну».

Сопротивление Красной армии на московском направлении стало объективным обстоятельством, при котором в гитлеровской военной верхушке в конце июля – начале августа разгорелись острые споры.

Споры – спорами, а решение было все же не «в пользу Москвы», то есть «поворотом на Юг». Как говорилось: во имя осуществления далеко идущих планов захвата мирового господства генералы вроде бы отказались от продолжения наступления на Москву. Однако среди высших генералов затем победили все же те, кто конец войны увязывал с падением Москвы, а затем Ленинграда.

Крушение под Москвой ударило по вермахту дважды: первый, исчерпывающий удар пришелся по дивизиям группы армий «Центр», а второй, косвенный, – по верхушке германского генералитета.

И вот прозрение Фрица Гальдера, начальника штаба сухопутных войск: «…события под Москвой показали, что у немцев истощились силы. С этого момента я уже не верил в возможность решительной немецкой победы». Но одинок ли был этот высший военный чин в своем откровении перед самим собой?

Советский военный разведчик Шандор Радо передавал из Швейцарии: «В генштабе есть группа оппозиционно настроенных к фюреру офицеров – гитлеровцы получили сильное потрясение и впервые усомнились в свое непобедимости».