Беспокойник - Анатолий Гладилин

— Вы заходили к Бурдовой?

— Утром я у нее раковину чинил и был уже на взводе. Чувствовал, начинается мое путешествие. Тогда, наверно, и на сумку глаз положил.

— А как дверь открыли, помните?

— Раньше, когда не был запойным, все помнил, контролировал себя. А теперь — «бой в Крыму, все в дыму...»

— Пальто Бурдовой вы тоже пропили?

— Какое пальто, Нинкино? — Пшуков забегал по кухне. — Я этой зануде, своей Зинке, говорю: «Запри ты меня, купи пол-литра, я выпью и засну. Зачем мне на людях позориться?» А она экономит. Или пилить начнет, так сам из дома бежишь.

— Садитесь, Анатолий Петрович. Послушайте, вашу жену можно понять — ребенок дома. Зачем ему видеть пьяного отца?

— Но я тихий, я всегда был тихий. Ладно. Что я еще натворил, у кого украл? Я на холодильнике работал, на красной доске висел, премии получал. Я любую машину мог собрать и разобрать. Но Приколото меня выгнал, и теперь я унитазы чищу. И Зинка совсем очумела, болтает, что я к этой стерве Бурдихе лезу. Ну можно так жить? Вот я и пью. Арестовывать меня пришли? Я готов. Жену позову. Но прошу вас, только не при Витьке. Скажите, что авария, срочный вызов...

— Я вас прошу, Анатолий Петрович... Да сидите вы, сидите. Значит, так. Обещайте мне, что пойдете в больницу. Я вам устрою направление. С первой получки купите хозяйственную сумку, хорошую, рублей на восемнадцать, и отдадите Нине Петровне. Рубль положите. За бутылки. С пальто мы что-нибудь придумаем. Пальто сначала оценить нужно. Жене ничего не сообщайте, живите спокойно, работайте, а главное, не пейте. Договорились?

— Не надо больницы. Чтоб я еще к бутылке приложился! Да гореть мне синим пламенем! Простите, как вас звать?

— Вадим Емельянович.

— Вадим Емельянович, человеку поверьте! Даю честное слово! Вы для меня такое сделали.

— Вот тут распишитесь. Формальность. Подписка о невыезде. Остальное постараемся замять «для ясности».

— Вас понял, Вадим Емельянович. Если что будет протекать, то хоть среди ночи...

— Лихо, лихо, — сказал Хирга. — Но это, Вадим Емельянович, не решение вопроса. Возврат украденных вещей или возмещение стоимости не имеют принципиального значения. Налицо уголовное дело. И по требованию истца, мы обязаны соответствующе оформить материалы и передать их в суд. А что думает сама Бурдова?

— Шумит. Но если Пшуков ей купит новое пальто, она успокоится. На всякий случай дал ваш телефон. Это если она захочет на меня жаловаться.

— Хорошую жизнь ты себе придумал. Да и мне тоже. В общем, так: Пшуков признает, что совершил кражу?

— Признает.

— И пальто, и сумку?

— Так точно.

— Все, дальше нас не касается. Определять степень виновности — это в компетенции суда. Мы не гарантированы, что Пшуков опять не выпьет, а по дороге ему не попадется другая квартира. Ясно?

— Но...

— Никаких но. Хватит заниматься благотворительностью. Суд учтет все смягчающие обстоятельства. Оформляй и отсылай материалы. У нас завал работы. Евсеев просил, чтоб тебя к нему подключили.

— Александр Ильич, с вашего разрешения, беру это дело на себя.

— То есть как?

— А так. Считаю расследование незаконченным.

— Понятно. Видимо, я кое-что недоучел. Вадим Емельянович, заявляю вам официально: вы блистательно справились с заданием. Признаюсь, я не ожидал, что вы распутаете этот клубок. Еще раз поздравляю с успехом. Ты удовлетворен?

— Спасибо. Но я тоже не ожидал...

— Чего?

— Что так неожиданно его распутаю. Как будто мне кто-то старательно помогал.

— Ценная мысль. Оставь ее для мемуаров. А пока...

— А пока я прошу разрешить мне продолжить расследование.

...В порядке партийной дисциплины он мог бы мне приказать, но я не член. А по уставу службы имел право взять на себя это дело. И Хирга пошел на попятную.

— Хорошо, Вадим Емельянович. Кончай темнить, объясни мне, старому остолопу...

...Краткий обмен комплиментами. И вот по лицу «вождя» я вижу, что теперь-то начальство меня слышит.

— Письмо. Пшуков не мог написать анонимное письмо.

— А факты? Журнал его, статья вырвана, орфографические ошибки... К тому же Пшуков обижен на Приколото...

— Логично. Однако я не могу себе представить, как это Анатолий Петрович, слесарь шестого разряда, надевает перчатки, вырезает печатные буквы и клеит анонимку. Да это ему бы в голову никогда не пришло.

— Вадим Емельянович, у нас народ грамотный, культурный, растет над собой. Наверно, Пшуков насмотрелся детективов по телевизору.

— Не похоже это на Пшукова. Не в его характере.

— А ты о письме с ним поговорил?

— Бесполезно. Во-первых, он готов был во всем согласиться. Во-вторых, отрицай он, так что бы это пояснило? Но навели нас на Пшукова именно анонимным письмом, сообразили, что мы найдем его автора. А вдруг журнал попал к Анатолию Петровичу с уже вырванной статьей? Ключи от почтового ящика стандартные. Пшуков — фигура весьма удобная, на него все можно вешать. В пьяном виде он себя не помнит. Да, сумка Бурдовой была у него, это доказано. Но где доказательство, что он открывал тридцать третью квартиру? Ведь сумку ему мог вручить кто-то другой.

— Кто? И зачем?

— Спросите меня что-нибудь полегче.

— Мистика. Прямо домовые завелись в ЖЭКе номер тринадцать.

— Именно домовые. Но я не понимаю, почему они заварили эту кашу. А ведь просто так ничего не происходит.

...Я поймал короткий взгляд Хирги. Произошел контакт.

— Кого ты подозреваешь?

— Никого.

— Что же дальше?

— Буду ждать.

— Последующих действий домовых?

— Так точно.

— Ладно, рискнем. — Но перед тем как окончательно отлиться в монументальную позу «вождя», Хирга меня удивил. — Вадик, — сказал он, — говори напрямик: что тебе нужно?

Тут он попал в точку. Мне надо было позарез встретиться с ребятишками из ОБХСС.

8 

В четверг, в десять минут девятого вечера я понял, что сбываются самые худшие мои предположения. Так опаздывать могла только девушка. Через пять минут она появилась. Таня Сердан из девятнадцатой квартиры. Первая фраза у меня была придумана заранее, но что говорить дальше, я не знал.

— Клянусь, я без оружия, — сказал я.

— Вы просто храбрец, — сказала Таня.

Помолчали.

— Простите, но я мильон лет не ухаживал за девушками. Что мне надо делать?

— Пригласить в кафе, — сказала Таня.

В кафе-мороженом мы взяли по порции «Космоса», Тане я заказал фужер сухого вина, а себе бутылку лимонада. Официантка глянула на меня уничтожающе.

— Вы совсем не пьете? — спросила Таня.

— Привычка бывшего спортсмена. Когда-то я прыгал на четыре метра пять сантиметров. С шестом, разумеется. Был чемпионом факультета.

— А я думала, вы блюдете себя, потому что находитесь на работе.

— То есть как?

— Я же обещала вам назвать имя вора.

— Вы все шутите, Таня. Лучше расскажите, что за человек Кулик, ваш сосед по лестничной площадке.

— Кулик? Василий Иваныч? Противный маленький старикашка, который смотрит на девочек и у него слюнки текут. На лестнице он пропускает меня вперед на несколько ступенек и идет следом, понимаете? Мерзкое ощущение. Любит за всеми подглядывать и подслушивать. Почему он вас заинтересовал?

— Просто так. У меня на днях был частный разговор с его соседом, Анатолием Петровичем Пшуковым. Кулик на кухню носа не высовывал, и лишь перед уходом я догадался, что он дома. Квартирки в вашем доме типовые. Наверно, все происходящее на кухне хорошо транслируется в ближайшую комнату?

— Каждое слово. Но только забудьте про Кулика и Пшукова. Пальто у Бурдихи взяла я.

— Издеваетесь?

— Так я, по-вашему, не могла этого сделать?

— Нет.

— И тем не менее. Пальто было старое, изъеденное молью. Валя, соседка Бурдовой, жаловалась мне, что никак не может избавиться от этой грязной тряпки. Старуха скорее умрет, чем позволит убрать пальто из передней. И я сказала: давай я отнесу его на помойку. Но Валя запугана Бурдихой, та ест ее живьем, нельзя даже на полчаса оставить на кухне немытую посуду... Словом, Валя не хотела связываться с Ниной Петровной. А я сказала: вот утопает Бурдиха в магазин, ты дверь приоткрой, остальное тебя не касается. Бурдова мне спасибо должна сказать, что я ее мусор выбросила, не поленилась.

— А сумка?

— Какая сумка? Лично я об ее сумку руки не стану пачкать. И охота вам во всем этом копаться? Две недели к нам ходите, все выискиваете, ничего другого не замечаете, на людей не смотрите...

— На каких людей?

— Неважно. Подумайте, ну какой нормальный человек мог позариться на ее барахло?

— Танечка, сумка и пальто — вещи гражданки Бурдовой. Согласен, вещи дрянные, но они ее собственность. Она их приобрела на честно заработанную пенсию. В обязанность милиции входит... нельзя смеяться над причудами старых людей... У Бурдовой была тяжелая жизнь... война...