Том 5. Пьесы 1867-1870 - Александр Островский

Аристарх. Э! Да, нехорошо! Ты дочь богатого отца; пожалуй, увидит кто.

Параша. Ничего! Не узнают; видишь, как я оделась; я платком закроюсь. А хоть и узнают, что ж за беда! Какая я дочь богатого отца, я теперь солдатка, крестный.

Аристарх. Как солдатка? Что ты?

Параша. Так! (Развязывает узелок в платке.) Я за него беспременно на днях замуж выду, а ежели мне помешают, так я наперед говорю, я сраму наделаю, я к нему в казармы уйду. (Дает ему деньги.) На вот деньги-то, солдатам дай.

Аристарх. В уме ли ты! Батюшки мои!

Параша. Да что ж! Чего ты испугался? Нешто я не властна над собой! Ты не пугайся! Что ж! Меня совесть заставляет. Так, стало быть, нужно. Люди его обидели, все, все отняли… с отцом разлучили. Что ж! Он меня любит, может, у него только одно это на свете и осталось: так неужто я отниму у него эту последнюю радость. Что я такое? Чем мне гордиться-то перед ним? Разве он меня хуже? Все равно, ведь уж мне в девках не оставаться. Выдадут, крестный. Разве мне легче будет тешить какого-нибудь купца-то пьяного, против своей воли? Не то что по охоте, а, кажись бы, его ножом лучше зарезала! А тут без греха, по любви.

Аристарх. Ну, видно, тебя не переспоришь. Что с тобой делать! Да на что мне деньги-то? У меня свои есть; а тебе, может, и понадобятся. (Отдает деньги и уходит в арестантскую.)

Гаврило (надев мешок). Мы скоро пойдем-то?

Параша. А вот только с Васей повидаюсь.

Гаврило. Ну, что ж, повидайтесь, а мы с Аристархом стеречь будем, чтоб не увидал кто.

Выходит Аристарх.

Аристарх. Сейчас арестанты пойдут за водой, так и его выпустят с ними.

Выходят два арестанта с ушатом и проходят на реку; за ними Вася и солдат.

Аристарх и Гаврило отходят к пристани.

Те же и Вася.

Параша (кланяется). Здравствуй, Вася!

Вася (совершенно убитый). Какими же ты это судьбами? Господи! Еще мне уж теперь тяжеле! (Утирает слезы.)

Параша. Ничего, Вася, ничего! Ты не плачь! (Обнимает его.) Я из дому ушла совсем, я уж с тобой теперь всю жизнь; как ты будешь жить, так и я.

Вася. Каким манером?

Параша. Я за тебя замуж, нас обвенчают… ничего, не плачь… ну, скажу на себя, что он, мол, мне муж, не могу с ним разлучиться… не разорвете, мол, нас, а лучше повенчайте.

Вася. Спасибо тебе! (Целует ее.)

Параша. Ну, будет про это. Теперь давай потолкуем о житье-то, Вася, голубчик, Вася!

Вася. Давай потолкуем.

Параша (прижимаясь к нему). Больно тебя бить-то будут.

Вася. Я буду стараться.

Параша. Старайся, Вася, старайся! А ты вот что: как тебя обучат всему и станут переводить из некрутов в полк, в настоящие солдаты, ты и просись у самого главного, какой только есть самый главный начальник, чтоб тебя на Кавказ и прямо чтоб сейчас на стражение!

Вася. Зачем?

Параша. И старайся ты убить больше, как можно больше неприятеля. Ничего ты своей головы не жалей!

Вася. А как ежели самого…

Параша. Ну, что ж: один раз умирать-то. По крайности мне будет плакать об чем. Настоящее у меня горе-то будет, самое святое. А ты подумай, ежели ты не будешь проситься на стражение и переведут тебя в гарнизон: начнешь ты баловаться… воровать по огородам… что тогда за жизнь моя будет? Самая последняя. Горем назвать нельзя, а и счастья-то не бывало, — так, подлость одна. Изомрет тогда мое сердце, на тебя глядя.

Вася. Меня, я так полагаю, в гвардию, в Петербург.

Параша. Что ж, хорошо; а на стражение все-таки лучше. Ты возьми: коли бог тебе поможет, произведут тебя за твою храбрость офицером, — отпросишься ты в отпуск… Приедем мы с тобой в этот самый город, пойдем с тобой под ручку. Пусть тогда злодеи-то наши поглядят на нас. (Обнимает его.) А, Вася? Может, мы с тобой, за все наше горе, и дождемся такой радости.

Вася. Что ж, Мудреного нет, ежели дух иметь…

Параша. Ну, теперь, Вася, я иду в пустынь, помолюсь богу за тебя. Буду я, Васенька, молиться весь день, весь-то денечек, чтобы все, что мы с тобой задумали, бог нам дал. Неужели моя грешная молитва не дойдет! Куда ж мне тогда? Люди обижают и… (Плачет.) Вот что, Вася, я завтра опять к тебе побываю. Я теперь живу у крестной, а домой не пойду ни за что! Как я перешагнула порог, как я перешагнула, веришь ли ты, кажется мне, лучше я в огонь, чем назад. И представляется мне, что и холодно-то мне там, и ровно свету-то там нет, и обида-то там в каждом углу живет; и ровно я там обруганная какая на веки веков, и грудь-то у меня вся сжатая. Вот как в яму мне, как в яму. (Задумывается.) А ты ничего, Вася, ты куражься, чтобы перед другими-то…

Солдат. Эй, ты! Не велено арестантам.

Вася. Погоди, кавалер, малость. (Параше.) Кажется, ты мне теперь, как ангел какой небесный…

Параша. Ну, милый, прощай покуда!

Вася (целует ее). Прощай! (Целует ее.)

Параша отходит и издали кланяется. Вася подходят к воротам с солдатом.

Параша (солдату). Ах, постой, кавалер, постой!

Солдат и Вася останавливаются.

Вася, вот тебе деньжонок, хоть калачика купишь, голубчик. Прощай!

Вася. Да уж полно!

Солдат. Да пойдем! Что тут! Не велено!

Параша. Ну, бог с тобой!

Вася с солдатом уходят; Параша несколько времени смотрит ему вслед.

Погоди, погоди, кавалер!

Подходят Аристарх и Гаврило.

Гаврило. Пойдем поскорее! Вон богомольцы-то из городу вышли.

Параша. Подите вы прочь от меня! (Подходит к арестантской, заглядывает в окна, потом садится на скамью у ворот и запевает.)

Провожу-то ли я дружка далекохонько,Я до города-то его, до Владимира,Я до матушки-то его, каменной Москвы.Середи-то Москвы мы становилися.Господа-то купцы на нас дивовалися.Уж и кто это, да с кем прощается?Или муж с женой, или это брат с сестрой,Добрый молодец с красной девицей?

(Отирает слезы и подходит к Гавриле.) Ну, пойдем! Ты на меня не сердись.

Гаврило (подавая палку). Что вы, помилуйте! Вот я вам палочку прибрал…

Параша (берет палку). Новую мне жизнь, Гаврюша, начинать приходится. Трудно мне. Как ни говори, все-таки силы-то не мужские, Гаврюша.

Гаврило (сквозь слезы.) Кожица-то на палочке вырезана — таково красиво!

Аристарх. Ступай, Параша, ступай! Городничий идет с отцом.

Параша. Прощай, крестный!

Параша и Гаврило уходят.

Аристарх. Вот и не родная дочь, а как жаль, смерть.

Входят городничий, Курослепов и Сидоренко с кульками.

Аристарх, Градобоев, Курослепов и Сидоренко.

Градобоев (будочнику). Вели закуску готовить!

Сидоренко уходит.

Курослепов. Ты мне ее сыщи! Это твое прямое дело! На то ты и городничим у нас поставлен.

Градобоев. Уж ты меня не учи; я свое дело знаю, зачем я поставлен. Не ты меня поставил, значит, не. смеешь ты мне и указывать.

Курослепов. Ежели ты будешь беглых безо всякого внимания…

Градобоев. Разве она беглая? Она на богомолье ушла с матерью крестной.

Курослепов. На богомолье?

Градобоев. Вот, значит, я больше тебя знаю. Оттого я и городничий, оттого я и жалованный, а ты мужик, так мужиком и останешься на веки веков.

Курослепов. Да как же она может без спросу?

Градобоев. У кого ей спрашиваться? Мачеха не пустит, ты спишь целый день, а у нее есть усердие.

Курослепов. Ну, вот, как она придет, ты ее ко мне с солдатом…

Градобоев. С солдатом?

Курослепов. На веревке.

Градобоев. И на веревке?

Курослепов. Мы ее наверх в светелку, там и запрем безвыходно.

Градобоев. Что вы за нация такая? Отчего вы так всякий срам любите? Другие так боятся сраму, а для вас это первое удовольствие! Честь-то, понимаешь ты, что значит, или нет?

Курослепов. Какая такая честь? Нажил капитал, вот тебе и честь. Что больше капиталу, то больше и чести.

Градобоев. Ну, мужики и выходите! Невежеством-то вы точно корой обросли. И кору эту пушкой не пробьешь.