Осторожно: злая инквизиция! (СИ) - Ясная Яна

Я торжествующе хмыкнула: я же говорила!

И тут же пожалела: запах, пусть и ощутимый на грани обоняния, но раздражающий, снова коснулся чувствительного ведьминского носа.

— Затем вызвал клининговую компанию, — продолжал строить версию Кирилл, пока Макс сосредоточенно и внимательно слушал, — и ему надраили дом до блеска, попутно уничтожив любые следы преступной деятельности, за которые могли бы зацепиться наши коллеги из обычной полиции. И только после этого собрал вещи и документы — и отчалил в неизвестном направлении.

Гений! Как есть гений!

— Не знаю насчет уборки, но вот полки из подвала он мог убрать на время ремонта, — с невинным видом вклинилась я в его речь, потому что наконец-то опознала бесячий запах…

— Какого ремонта? — обернулся в мою сторону Макс, который последние десять минут не уделял мне внимания, самым возмутительным образом предпочтя сногсшибательной брюнетке посредственного рыжего.

— Ну-у-у… — протянула я, — не знаю! Стены там оштукатурить…

Оба замерли на выходе из подвала, который уж было собирались покинуть. Оба синхронно дернули носами. Переглянулись…

— Твою мать! — выдал Кирилл и ринулся наверх, прыгая через три ступени разом.

Мужики за дело взялись с энтузиазмом: тонкий слой белой шпаклевки со стен полетел с рекордной скоростью.

Не знаю, каким заклинанием они при этом пользовались, но я взяла на заметку, к кому обращаться, если надумаю делать ремонт (когда отойду от психологической травмы, нанесенной мне прошлым подобным мероприятием).

И через считанные минуты банда инквизиторов-шабашников получила возможность сквозь белую пыль, висящую в воздухе, полюбоваться рунической росписью стен, пола и даже потолка подвала. Выполнено было мастерски, что ни говори.

Один только беглый взгляд вычленил минимум три функции: сложная вязь экранировала эманации, усиливала направленные магические воздействия и стабилизировала потоки.

Идеальное сочетание для магической мастерской.

Очень, очень хотелось бы знать, что именно наш маг здесь мастерил?

— Ничего себе! — присвистнул Левашов и закашлялся, спускаясь по ступеням к нашей теплой компании. — Что тут у вас? И где обещанный труп?

— Ну, что я могу сказать? — когда Левашов закончил осмотр и стянул перчатки, вокруг уже уверенно сгущались сумерки, а сверчки в кустах завели свою вечернюю песню.

— Самое главное: нож не тот. Во всех прошлых случаях в качестве орудия убийства выступал нож с длиной клинка около двадцати сантиметров и шириной у основания в районе трех. Этот нож короче и шире. Что касается времени смерти — телу не меньше суток. Я бы сказал, около двадцати четырех — двадцати шести часов. Больше, к сожалению, ничего сказать не могу. Вернусь — добуду больше сведений от коллег.

— Да не надо, — поморщился Кирилл. — К вашему возвращению у нас, скорее всего, вся информация ваших коллег уже будет.

— Давайте сворачиваться, — распорядился Соколов. — Подвал закрыть, и я его отводом глаз запечатаю, а вы пока пробегитесь по дому и убедитесь, что нигде наших следов нет. И до завтра прощаемся.

Парни разбежались выполнять указания, Левашов принялся складывать свой чемоданчик, а я затосковала: впереди отчетливо замаячила перспектива экстренной готовки.

Нет, ну чем плоха яичница?

Я дернула Макс за рукав:

— Сейчас нужно будет заехать в магазин, купить что-нибудь к ужину…

Инквизитор, которому съеденная на ходу шаурма тоже была что слону дробина, тоже погрустнел, но покладисто кивнул.

Левашов перевел взгляд с него на меня, что-то там сообразил и вдруг улыбнулся:

— Ребят, а не хотите у нас с женой поужинать?

В отличие от судмедэксперта, я примерно предполагала, как обрадуется его жена внеплановым гостям к столу, и потому с благодарной улыбкой отказалась:

— Спасибо, Кирилл Андреевич, не хотим стеснять вашу супругу!

— Надя вареников с вишней наготовила…

В дороге мы с Максом еще как-то сохраняли рабочий настрой, обсуждая странности в поведении преступника: сначала он хладнокровно и скрупулезно уничтожает все улики, а потом бросает в доме труп? Но потом приехали к Левашовым, где под виноградником призывно и уютно светился фонарь в латунном переплете, а прямо под ним во дворе нас уже дожидался накрытый стол: покромсанные в салат огурцы и помидоры, пласты домашней брынзы, при виде которых мой инквизитор посветлел лицом, и укутанная полотенцем кастрюля с варениками.

— Знакомься, Наденька, это мои коллеги, очень хорошие ребята. Ксения, Максим, это моя супруга, Надежда Павловна!

— Ой, та просто Надя! — махнула рукой немолодая уже женщина, в отличие от худощавого Андреича, дородная и округло-приятная. — Вы мойте руки и садитесь скорее, знаю вас, молодежь: весь день в бегах, поесть толком некогда!

«Ксюша, Ксюша, ты хотела скинуть пару-тройку килограмм!»

— Спасибо, мне салатик! — мужественно объявила я за столом.

И прикусила губу, чтобы не засмеяться, когда жена Левашова схватилась за сердце:

— Ой, какие я варенички наварила! Ой! — она придерживала пышную грудь, качала головой от восторга и постанывала. — Да без косточек же ж! Да такие сочные!

Держаться! Держаться, Ксюша!

А как держаться, когда плечом чувствуешь, как трясется рядом в беззвучном смехе Макс?

— Ой, как варенички мне удались! — и в тарелку инквизитору сыпались они, просвечивая начинкой сквозь тонкое тесто.

— Ну, попробуешь?

И под взглядом хозяйки, лукавым и искусительным, я сдалась:

— Давайте три штучки!

— Та давай пять?

Левашов, когда пригласил нас в гости, сразу предупредил, что его жена — не одаренная и вообще про магию не знает, да я и сама видела, что колдовского дара у Надежды Павловны нет… Но ведьма она самая что ни на есть натуральная!

Прощай, диета! Приветствую вас, килограммы!

Откуда, ну откуда у любой зрелой женщины это всесокрушающее желание — накормить все, что сопротивляется?

— Наливочку будете? — между тем хлопотала над гостями хозяйка.

— Нет-нет, я за рулем! — отказался Макс.

А я обиделась: вы посмотрите! За рулем он! За рулем — он!

— Надюша, ну какая «наливочка», в дорогу же завтра, — тут же вскинулся бдительный Левашов.

— Ну так не с утра ж поедем, а в ночь, — пожала плечами его супруга. — Ну и пейте ваш чай. А девочки — будут!

И внезапно чмокнула недовольного мужа в макушку:

— Не нуди, старый черт!

И такой нежностью повеяло от этого жеста, что я смутилась.

А Левашов — отступил.

Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

Потом заглянула соседка, которая оставалась у Левашовых на хозяйстве, пока они в отъезде. Заглянула вроде бы по делу, что-то уточнить, но разговорилась, присела на минутку — и вскоре уже звонила домой:

— Дашута, бабушка там кабачков нажарила, будь зайкой, принеси к бабе Наде!

А девчоночий голос в трубке с неподражаемыми ворчливыми интонациями уточнял:

— Настойку брать, или второй раз меня гонять будете?

Потом заглянула другая соседка, прижимая к крутому боку кастрюлю с оладьями, томлеными в сметане, — и эти оладьи я ела, как запретный плод, с ужасом (оладьи! в сметане! с сахаром! ночью!) и восторгом, ибо на вкус они были как забытое детство, как безмятежность, как вкуснейшая в мире прабабкина стряпня, и я цепляла их вилкой, наплевав на все на свете, а тетки жалостливо цокали языками, осуждающе смотрели на Макса: «Совсем замордовал девку, изувер!» и подпихивали поближе ко мне кастрюлю…

Потом мы пели «А мой милый вареничкив хоче», правда, слов ни одна до путя не знала, но кого бы это останавливало?

Было весело и смешно.

Особенно уже дома, когда Макс запирал двери на ночь на все замки и выговаривал мне:

— Ксюша, ну ты же ведьма! Как можно было так нализаться с одной бутылки?!

Ой-ой-ой, я не могу!

Сказать ему, что ли, что в трехлитровой банке с компотом был не компот?