Почему у Грузии получилось - Лариса Буракова

Но если отмену списка обязательной сертификации и ввод технических регламентов проводили по примеру других стран, то при выборе объектов регулирования был применен оригинальный подход. В постановлении правительства от 24 февраля 2006 года приводится список стран, чьи технические регламенты можно применять на грузинском рынке. Так, если в страну ввозит продукцию бизнесмен из США, Франции или других стран Организации экономического сотрудничества и развития, Европейского союза и основных торговых партнеров Грузии, то он может следовать своим техническим регламентам без дополнительных оценок или тестирования с грузинской стороны. Больше не требуется обязательно проверять продукцию на соответствие грузинскому ГОСТу. И действительно, зачем такой маленькой стране, как Грузия, тратить свои ресурсы на перепроверку продукции, произведенной там, где на сертификацию выделяется значительно больше средств? Если продукция, соответствующая, скажем, французскому техническому регламенту, не наносит вреда французу, то, очевидно, она не нанесет вреда и грузину.

По словам главы Пааты Гоголидзе, государство в принципе поменяло подход к проверке, считая, что сертифицировать определенные товары бессмысленно: даже если на стадии производства, например, колбасы все соответствует гигиеническим нормам, то это все равно не гарантирует качества – один день неправильного хранения, и продукт становится опасным.

Согласно закону «О качестве и безопасности пищевой продукции», вступившему в силу в январе 2006 года, самостоятельные службы контроля – санитарная, ветеринарная и защиты растений были ликвидированы, все сотрудники уволены, а в новую Национальную службу безопасности пищевой продукции, ветеринарии и защиты растений набрали абсолютно новых специалистов. Новая служба взяла на себя всю ответственность за безопасность и качество продукции.

«Раньше санитарная служба в порту работала очень просто: подплывал корабль с 30 тысячами тонн товара, а из лаборатории уже несли готовую справку за 3,5 тысячи долларов. В самой лаборатории стоял микроскоп 1907 года выпуска, мы даже умоляли сотрудницу продать нам этот раритет, но она отказала. Честно призналась: стыдно же. Самое смешное, что в этом микроскопе даже линзы не было», – вспоминает Эмзар Джгереная, советник министра экономики в 2003–2004 годах.

В основу нового законодательства был положен 178-й регламент Европейского парламента и Совета[223]. В результате в законе появились такие принципы, как отслеживание всей цепочки производства[224], сертификация и тестирование частными лабораториями, внешний контроль (так называемые принципы HACCP (от англ. Hazard Analysis and Critical Control Points – анализ рисков и критические точки контроля). На данный момент Национальная служба не занимается внешним контролем, а только готовит к внедрению принципы HACCP и следит за качеством продукции прямо на месте ее продажи.

В законе также заложен график развития контрольной системы. Изначально предполагалось, что Служба начнет осуществлять контрольные функции уже с 2008 года, но затем старт был перенесен на 2010 год. Правительство посчитало невозможным заниматься контролем на том этапе развития экономики, поскольку это могло привести к катастрофическим последствиям. При внедрении принципов HACCP цена на продукцию неизбежно возрастает: предприятиям нужно срочно проводить дорогостоящую модернизацию, подгонять всю инфраструктуру производства под европейские стандарты. Сейчас в стране нет крупных производителей продуктов питания. Как правило, этим занимаются небольшие фермы, по которым очень сильно ударит необходимость внедрения европейской системы качества или они просто «уйдут в тень».

«Когда прибалтийские и восточноевропейские страны переходили на европейскую систему контроля, Евросоюз субсидировал эти страны на 1,5 миллиарда долларов как кандидатов на вступление. Нам таких денег не дают. В тех странах процесс перехода был растянут на 25 лет. Мы не располагаем таким временем. Но, пожалуй, самым важным моментом для нас сейчас станут последствия трансформации. Мы специально ездили в Эстонию, чтобы понять, как там проходил переход на европейскую систему контроля качества продукции. Выяснилось, что после реформы 30 процентов предпринимателей просто обанкротились. Представьте себе, что будет в Грузии. Это ведь не Эстония! Здесь такая справедливая социальная волна будет! Правительство совершит преступление, если сейчас обязуется внедрить европейскую систему контроля», – уверена Лили Бегиашвили.

Таким образом, вступление в силу некоторых положений закона откладывается. Но если какая-то компания хочет экспортировать свою продукцию в Европу, где соответствующие сертификаты качества обязательны, она может добровольно обратиться в Национальную службу с просьбой провести инспекцию.

И все же постепенная адаптация к европейской системе контроля качества необходима Грузии для заключения договора о свободной торговле с ЕС. Согласно плану осуществления политики добрососедства государство должно контролировать как экспортную продукцию, так и внутреннее производство и импортируемые товары.

Не стоит упрекать Грузию в пренебрежении базовыми принципами безопасности. Во-первых, как и в других сферах, коррупция не добавляет безопасности. Во-вторых, быстрее всего получить результаты за счет повышения покупательной способности населения, а не давления на бизнес. Полезнее, если государство направляет свои усилия на то, чтобы у людей появилась возможность покупать более качественную (хотя и более дорогую) продукцию, а не накладывает на бизнес обременительные ограничения, которые можно обойти путем подкупа. Рост благосостояния предъявляет новые требования и к повышению потребительской безопасности. Люди постепенно сами откажутся от некачественных товаров.

В-третьих, добровольная сертификация не отменяет сертификацию как таковую. Многие компании сами в ней заинтересованы – это делает их продукцию более конкурентоспособной. Из 153 аккредитаций, проведенных Единым центром аккредитации за 2006–2009 годы, половина в нерегулируемой области – добровольные. Сертификация перешла в сектор добровольного регулирования, а все, что связано с жизнью и безопасностью людей, переместилось в область сертификационных регламентов.

Наконец, в-четвертых, опыт других стран показывает, что по мере развития экономики естественным путем возникают и новые виды технического регулирования, упрощающего взаимодействие на мировом рынке. Если же законодательство в этой области не будет соответствовать текущему уровню развития экономики, это помешает Грузии производить продукцию, способную конкурировать на европейском рынке.

В реформе стандартизации и сертификации было много важных и новых элементов. Например, было либерализовано создание стандартов. Теперь в Грузии любой желающий может, к примеру, перевести немецкий или любой другой регламент и зарегистрировать его. Также Грузия признает метрологическую проверку соответствующих иностранных органов – измерение, проведенное, например, английской службой мер и весов пригодно без перепроверки для использования в Грузии. И все-таки главное достижение заключается в том, что удалось вовремя наполнить законодательство новым содержанием.

Исследованием системы лицензирования в течение трех лет до начала реформы занималась Ассоциация молодых экономистов Грузии при поддержке правительства и бизнеса. По ее расчетам, 83 процента документов, требуемых официальными лицами, не имели никакого смысла и использовались лишь для вымогательства денег[225]. Несмотря на это, реформа вызывала серьезное политическое сопротивление и неправительственных организаций, и властных групп, и бизнесменов.

«Немногим предпринимателям это нравилось, особенно среди бизнес-элиты. Для большой компании затраты ресурсов (денег, времени) на получение лицензии несущественны, зато это давало им преимущество, была возможность оградить рынок», – поясняет Лежава.

Благодаря сильной политической воле реформа удалась. Во-первых, произошло масштабное сокращение количества лицензий (с 300 до 86) и разрешений (с 600 до 50). Обязательное лицензирование касается лишь той деятельности, которая связана со сферами здравоохранения и государственной безопасности.

«Общая стратегия была проста: лучше без лицензии, чем с лицензией. Из тех 16 процентов, которые остались, одна пятая, наверное, – такие лицензии, которые не удается отменить по политическим мотивам. Стараемся уже три года, пока не получается», – признается Лежава.

Во-вторых, стало возможно выдавать предварительные лицензии и разрешения тем, кто еще только планирует что-то построить или начать производить.

В-третьих, произошло существенное упрощение законодательства, что позволило повысить осведомленность предпринимателей.