Отец Иоанн (Крестьянкин) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Преподавательский состав послевоенной академии также был очень пестрым, с разными подходами к ученикам и манерами преподавания. Так, о. Николай Колчицкий, читавший литургику, любил делиться подробностями своей богатой церковной биографии; о. Тихон Попов на лекциях импровизировал по памяти, так как был слеп; Николай Семенович Никольский, читавший апологетику, основное богословие, еврейский язык и церковную архе- ологию, мог спокойно заявить студентам о том, что «так называемая Большая Советская Энциклопедия — это дрянь, а вот Брокгауз и Ефрон — это действительно энциклопедия». Запоминались и изречения духовника академии, архимандрита Зосимы (Иджилова, 1899–1961), болгарина по происхождению, прошедшего в 1930-е через два ареста. Он почитался студентами как старец и, предостерегая их от греха, говорил так:
— На красный свет можно проехать. Но проскочишь раз, проскочишь два, а если всё время так ездить, авария неизбежна.
Среди преподавателей академии был и сосед о. Иоанна по Большому Козихинскому переулку, живший в доме напротив, — Анатолий Васильевич Ведерников (1901–1992). Выходец из простой крестьянской семьи Тверской губернии, Анатолий Васильевич был одним из образованнейших богословов страны и читал курс истории русской религиозной мысли. Такой предмет отсутствовал в дореволюционных академиях, Ведерников разрабатывал его сам, «с нуля». В 1948-м его отстранили от преподавания и уволили из академии, но, к счастью, не посадили, и вскоре митрополит Крутицкий и Коломенский Николай нашел ему работу в издательском отделе Московского патриархата. В гостеприимном благочестивом доме Ведерниковых о. Иоанн не раз бывал, в 1949-м в подмосковном селе Гребнево венчал сына Анатолия Васильевича — Николая, который впоследствии стал известным священником и духовным композитором.
Один из новых друзей-соучеников, о. Сергий Орлов (1890–1975), пригласил о. Иоанна в подмосковное село Акулово, где жил. Орловы были потомственными священнослужителями — в Акулове служили также дед и отец о. Сергия. Самому ему выпала сложная и извилистая судьба. В молодости он увлекался социализмом, штудировал «Капитал» Маркса, но быстро пришел к выводу, что «там всё филигранно расписано, только в жизни всё наоборот». Учился в Варшавском университете и Киевском политехническом институте. До войны работал преподавателем и директором средних школ в Москве и области, в июле 1946-го, уже в немолодом возрасте, был рукоположен во диакона, а через несколько дней — во иерея. Очень образованный и эрудированный, о. Сергий был тем не менее чрезвычайно скромным, простым и добродушным человеком. Почти никто не знал о его тайном постриге — в монашестве его имя было Серафим. Возможно, с о. Иоанном его свел Анатолий Мельников, который был духовным чадом о. Сергия.
Маленький домик о. Сергия в Акулове был в буквальном смысле слова православной сокровищницей. Там хранились святыни упраздненного в 1927 году Серафимо-Дивеевского Троицкого монастыря. Ежедневная строгая, неспешная и благолепная молитва о. Сергия — непревзойденного в Церкви знатока богослужебного устава — поддерживала в домике ту атмоферу, при которой, казалось, вот-вот отворится дверь и появится сам преподобный Серафим Саровский.
Именно совместные моления с о. Сергием, долгие разговоры с ним о монашестве подтолкнули о. Иоанна к пристальному изучению жизненного и духовного пути великого старца Серафима. Настолько пристальному, что именно его фигуру он избрал предметом для дипломной работы в академии. Эта работа — «Преподобный Серафим Саровский чудотворец и его значение для русской религиозно-нравственной жизни того времени» — впервые была опубликована в 2008 году в приложении к книге «Божий Инок».
Нет сомнения, что в ходе написания дипломной работы о. Иоанн стремился многое понять не только про старца Серафима, но и про себя самого. Он увидел важную параллель между духовным состоянием общества начала XIX века и современностью; в работе эта параллель проиллюстрирована яркой цитатой из «Беседы на гробе младенца о бессмертии души…» Е. И. Станевича (1818): «Христианство у многих стало не тем, чем оно есть по существу, но чем кому угодно, смотря по тому, у кого какое сердце. О Церкви же и говорить не для чего; у всякого стала своя внутренняя, где молятся какому-то Господу, о котором, если судить по наружным их действиям, производящим одни опустошения, то сей Господь должен быть духом разрушения и разорения». Произошел полный разрыв между интеллектуальной и духовной жизнью народа, и позднейшие авторы наивно удивлялись, почему два величайших символа эпохи — Серафим Саровский и А. С. Пушкин — не только никогда не виделись, но даже и не слыхали друг о друге. На самом деле такая «невстреча» была глубоко закономерна: русские интеллектуалы пушкинской эпохи были как никогда далеки от подлинной Церкви, в лучшем случае заменяя ее искренними попытками «прорыва» к вере собственными силами (деятельность Библейского общества; теоретизирования В. А. Жуковского, которые о. Иоанн, кстати, высоко ценил; паломничества в Иерусалим П. А. Вяземского и Н. В. Гоголя; творчество князя С. А. Ширинского-Шихматова, в монашестве Аникиты, А. С. Норова и А. Н. Муравьева). «Так далеко было это общество от живых истоков русской религиозной мысли, — пишет о. Иоанн, — что в 1836 г., спустя 3 года после кончины преподобного Серафима Саровского, Чаадаев скорбно произнес приговор над религиозным развитием России, заявив, что единственным носителем света Христова в европейском обществе является римско-католическая церковь».
Именно оттуда протянулись незримые нити в ХХ век. Ведь богоборчество первых революционных лет возникло не на пустом месте, и люди, с радостью бросившиеся в разгромы храмов или, в лучшем случае, в обновленчество, росли во вполне благопристойной внешне духовной обстановке. Но именно что внешне. На самом же деле в стране на массовом уровне была безвозвратно утеряна суть христианства, состоящая в готовности подвига во имя Христа: «Даждь кровь, приими Дух».
Старец Серафим привел о. Иоанна к еще одной важнейшей мысли, которая на практике уже легла в основу его собственной судьбы: «По учению Святых Отцов и подвижников Православной Церкви необходимым средством достижения реального соединения с Богом является деятельное общение с ближними». Такие пастыри, носители серафимовского духа, уже встречались на жизненном пути Ивана Крестьянкина — о. Георгий Коссов из Спас-Чекряка, о. Александр Воскресенский из храма Святого Иоанна Воина. Теперь таким священником — никогда никому не отказывающим, всегда готовым прийти на помощь — был
