Из ниоткуда в никуда - Александр Бушков

Говорите, я молчу!

Вас тихонечко жалею,

оправдаться не умею,

а вернее — не должна. И не хочу.

«Замолчите!» — молча я кричу...

Он вышел в коридор, но не стал приближаться к залу, где слышались веселые разговоры и смех. Показавшийся оттуда принц Элвар с большим знанием дела спросил:

— Не пускают?

Сварог кивнул.

— Дело знакомое, — сказал Элвар. — Пока пуговку не перешьют десять раз, не успокоятся... Кто это все только выдумал... — воровато оглянувшись, он увлек Сварога в глубь коридора, подальше от гостей, извлек из кармана плоскую серебряную фляжку с великолепной чеканкой, изображавшей охотничьи сцены, по его привычкам сущий наперсточек. — Вот тут и стаканчик удобный получается, если колпачок свинтить... Традиции для того и есть, чтобы их нарушали... Ну-ка, для смелости!

Сварог, недолго думая, взял стаканчик и хватил хорошего келимаса (видимо, по случаю торжества принц отказался пока от любимой самогонки). Принц, никогда и не выставлявший себя знатоком хороших манер, прикончил остальное прямо из горлышка. Неподалеку прохаживался Мяус, бросая на Сварога недвусмысленные взгляды.

— Извините, принц, — сказал Сварог и отошел к своему министру полиции.

Ловко взобравшись по портьере так, что их головы оказались на одном уровне, Мяус тихо сообщил:

— Все перепроверено. Наши защитные поля удержат любой ядерный взрыв, мало того, не дадут ему совершиться... Государь, могу я задать не относящийся к делу вопрос?

— Давайте, — сказал Сварог.

— Насколько мне известно из общения с людьми, вы с госпожой Яной после завершения церемонии будете продолжать совершенно те же, непонятные мне, но крайне необходимые людям занятия. Для чего, собственно, нужна эта долгая церемония, если отношения меж вами нисколечко не изменятся?

— У людей есть свои программы, Мяус, — сказал Сварог. — И в некоторых случаях они их скрупулезно выполняют. Понятно?

— Понятно, — сказал Мяус.

Тем временем из узкого коридорчика послышался бесцеремонный стук кулаком в дверь и бас принца Элвара:

— Посаженный отец явился за невестой!

На сей раз его впустили, не чиня препятствий, — видимо, полагалось согласно этикету. Совсем недолго его не было, потом дверь шумно распахнулась, вновь послышался бас принца:

— Господин жених, передаю вам невесту!

Сварог пошел туда. И замер на миг.

Белое платье здесь служит траурным, выходить замуж принято в других: в основном в красных и синих, но дворянство предпочитает золотистый... Вот и сейчас на Яне красовалось короткое платье из золотистых кружев, с пышным подолом, с расширенными к локтю рукавами, украшенное лентами, бантами и еще какими-то красивостями, про которые Сварог не знал, как они называются, — вроде полосок золотого кружева с подвесками-цветами из драгоценных камней, жемчужными нитями, сплетенными в сложные узоры. Смелый вырез (к которому она радостно вернулась после пары недель навязанного Сварогом пуританства в одежде) обшит крохотными бриллиантиками. Это было красиво и ничуть не казалось дурной пышностью — настоящее подвенечное платье королевы. В ушах и на шее сверкали сапфиры, способные привести в горькую зависть любую из присутствующих здесь дам — это уже Сварог открыл свои сундуки, предварительно поручив Грельфи проверить каждое украшение. Прическа показалась ему какой-то странной, он ждал чего-то высокого, пышного, затейливого — и только потом сообразил, что это и есть шалантье, знаменитая прическа выходящих замуж принцесс, которым еще предстоит надевать корону: завитые локоны струятся вдоль щек, падают на грудь, плечи, только пониже затылка — небольшой узел, утыканный теми самыми булавками с самоцветными головками. Она улыбнулась Сварогу, она была ослепительна, сказочная принцесса — но Сварог с неудовольствием увидел на щеках слезинки, правда, очень маленькие — уговорили-таки хранительницы традиций...

— Ну, все готовы? — бдительно осмотрев их, спросил принц Элвар и махнул столь же огромным, как и бант, желто-красным платком посаженного отца.

В зале раздался гулкий бас мажордома, которому вторили не способные сравниться с ним по мощи голоса церемониймейстеров:

— Дамы и господа! Выход жениха с невестой!

Присутствующие вмиг замолчали и построились в две шеренги. Сварог пошел меж ними к противоположной двери огромного зала, медленно и степенно, как его старательно учил Элвар, держа поднятую на уровень плеча руку Яны, залитую сапфировым блеском перстней и браслетов. Те, мимо кого они проходили, попарно присоединялись к процессии. Со всех сторон послышалась музыка клавесинов и раздалась уже другая песня, на сей раз без малейшего уныния исполнявшаяся бархатным мужским баритоном:

— Ваш образ в это сердце вписан кровью,

и не найти мне слов ему под стать;

вы пишете, а мне его читать,

и даже вам я смысла не раскрою.

Мне самому загадочна порою

и недоступна ваша благодать,

и, веря в то, что смог я угадать,

на веру принимаю остальное...

Судя по всему, бесповоротно кончилась пора, когда следовало петь грустные песни, и это радовало. Сварог покосился на Яну — она смотрела перед собой серьезно, ничего вокруг не видя, похоже, происходившее для нее было очень важно, и он смущенно отвернулся, словно застигнутый за каким-то нехорошим подглядываньем, постарался стать таким же серьезным, коли уж она принимает все так близко к сердцу.

— Моей душе вы снитесь наяву,

и ваше сердце полнится до края

и не вмещает, радуясь родству.

Рожден любить, любви не выбираю —

для вас я создан, вами и живу

и ради вас живу и умираю...

Церемониймейстеры проворно распахнули обе створки высоких дверей. Этот зал, гораздо меньший размерами, совсем недавно, еще с утра, был точно таким же роскошным дворцовым помещением, но слуги (болваны золотые, а вот поди ж ты!..) постарались, как могли, придать ему вид храма: задрапировали стены темной тканью, гирлянды и вензеля составили исключительно из лилий, символизировавших, как с давних пор повелось, непорочность невесты. Не удержавшись, Сварог показал Яне глазами на ближайшую гирлянду. Яна едва заметно улыбнулась и тут же стала невероятно серьезной, опустилась на одно колено, и Сварог, повинуясь нажиму ее пальцев, сделал то же самое.

Алтарь, перед которым они стояли, был самым настоящим, старинным, работы какого-то известного мастера — под честное слово позаимствованный принцем Элваром в одном и храмов Каталауна: потемневший от времени серебряный крест Единого, врезанный в верхнюю его половину, а ниже чуть потускневшие росписи, изображавшие святого Катберта и святого Сколота в тот момент, когда они, изловивши очередное демоническое создание, вразумляли его посредством не столько слова Божьего, сколько знаменитым молотом Катберта и не менее прославленным увесистым посохом Сколота... Демоническому созданию приходилось весьма несладко. На заднем плане, воздев ясные очи к небу, помещалась непорочная девица, только что спасенная святыми от козней демона.

На алтаре возвышался отец Грук, совершенно не похожий себя прежнего: волосы и борода тщательно расчесаны, новая коричневая ряса безукоризненно чиста, крест Единого сияет серебром. Вид у священника был самый импозантный и внушающий нешуточное почтение. Совершенно другой человек. Сварогу пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы вспомнить его у пивной бочки в окружении лысых молодцов или шествующим к виселице с закрученными за спиной руками, в разодранной рясе. Что ж, в конце концов, сана его не лишали. Все законно.

— Поднимитесь, дети мои! — возгласил отец Грук совершенно незнакомым, звучным, проникновенным голосом. — И да свершится же таинство из числа не печальных, а радующих душу!

Где-то в сторонке тихонько заиграл орган — и здесь исправно работали музыкальные системы Фаларена.

— Святые церемонии не терпят многословия, — продолжал отец Грук в совершеннейшей тишине. — Ибо сказано святым Катбертом: лучше поступок, нежели долгие словеса. Дети мои, непорочная девица и бравый рыцарь! Те, кто намерен жить в миру, не должен обитать в нем без второй половинки, дабы продолжить род свой, дабы совместно переживать радости и печали, дабы быть опорой друг другу в несчастье и в удачах, дабы вместе противостоять врагу рода человеческого. И видя перед собой юную пару, решившуюся проделать рука об руку жизненный путь, пока смерть не разлучит их, наставляю и велю: храните любовь и верность друг другу, доброту и уважение во все дни, и да не встанут перед вами раздор, блудодейство, ссоры и отчуждение. Обнимите друг друга, дети мои, и выскажите друг другу втайне от окружающих свои самые заветные желания!