Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Юлия Кантор

После арестов И. Э. Якира и И. П. Уборевича решением Политбюро ЦК ВКП(б) путем опроса членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) было оформлено подписанное И. В. Сталиным постановление:

«Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: ввиду поступивших в ЦК ВКП(б) данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Якира и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Уборевича в участии в военно-фашистском троцкистском правом заговоре и в шпионской деятельности в пользу Германии, Японии, Польши, исключить их из рядов ВКП(б) и передать их дела в Наркомвнудел»[348].

30 мая 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение:

«Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного Совета, как работников, находящихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре»[349].

31 мая 1937 г. к Я. Б. Гамарнику который из-за болезни (у него было обострение диабета) находился дома, по указанию Ворошилова приехали заместитель начальника Политуправления РККА А. С. Булин и начальник Управделами НКО И. В. Смородинов. Они объявили ему приказ НКО об увольнении из РККА. Сразу же после ухода «гостей» Гамарник застрелился. На следующий день в «Правде» и других газетах было опубликовано: «Бывший член ЦК ВКП(б) Я. Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством»[350].

Происходящее в судебно-производственном закулисье требовалось разъяснить находящимся на свободе – во-первых, необходима была превентивная акция устрашения, опережавшая возможное недовольство военных, во-вторых, нужен был тест на лояльность, вернее, покорность. С 1 по 4 июня 1937 г. в Кремле на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждался доклад К. Е. Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Причем в этом «заговоре» к 1 июня 1937 г. уже были арестованы двадцать постоянных членов Военного совета.

Кроме постоянных членов Военного совета, на мероприятии присутствовало 116 военных работников, приглашенных с мест и из центрального аппарата Наркомата обороны. Перед началом работы Военного совета все его участники были ознакомлены с показаниями М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира и других «заговорщиков». Бригадный генерал Конюхов вспоминал, что нарком внутренних дел Ежов и начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД Леплевский раздавали прибывающим брошюры, отпечатанные на ротапринте. Конюхов прочел на титульном листе:

«Собственноручные показания М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира, А. И. Корка и Р. П. Эйдемана». В президиум поступало множество записок, – собравшиеся хотели знать, будет ли выступать Сталин. Им казалось, что только вождь может внести ясность в сложившуюся обстановку и дать ей оценку. Сталин одновременно успокаивал и угрожал. «Понимаю, очень тяжело слышать такие обвинения в адрес людей, с которыми мы десятки лет работали рука об руку и которые теперь оказались изменниками Родины, – говорил, по воспоминаниям Конюхова, Сталин. – Но омрачаться и огорчаться не надо. Явление хотя и неприятное, но вполне закономерное. Как бы ни были опасны замыслы заговорщиков, они нами разоблачены вовремя. Они не успели пустить свои ядовитые корни в армейские низы. Подготовка государственного переворота – это заговор военной верхушки, не имевшей никакой опоры в народе. Но это не значит, что они не пытались завербовать кого-нибудь из вас, сидящих в зале, вовлечь в свои преступные замыслы. Имейте мужество подняться на эту трибуну и честно рассказать»[351].

Это вступление Сталина побудило многих в условиях тотальной подозрительности писать доносы на своих коллег, стараясь выгородить самих себя.

Ворошилов подвел итоги первого этапа процесса, обозначив основные вехи обвинения.

«Товарищи, органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная, контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии.

Из тех материалов, которые вы сегодня прочитали, вы в основном уже осведомлены о тех гнусных методах, о той подлой работе, которую эти враги народа вели, находясь бок о бок с нами»[352].

Вводные даны, теперь – обязательный реверанс главным идеологам:

«Три месяца тому назад (на уже упоминавшемся февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б). – Ю. К.) в этом зале заседал ЦК нашей коммунистической партии и здесь, на основе огромного материала, добытого следственными органами Наркомвнудела в аналитических докладах т.т. Молотова, Кагановича, Ежова и Сталина было вскрыто подлое проникновение врага… Во главе всей этой работы, как и должно быть, разумеется, стоял Троцкий. К нему тянутся все нити. Он является душой, вдохновителем… В армии сидели… люди, связанные между собой едиными контрреволюционными целями и задачами… Сила нашей партии, нашего великого народа, рабочего класса так велики, что эта сволочь только между собой болтала, разговаривала… шушукалась и готовилась к чему-то, не смея по-настоящему двинуться. Она двинулась один раз, в 1934 году, 1 декабря они убили… т. Кирова… Они бросили пробный шар, они думали на этом прощупать силу сопротивляемости партии и силу ненависти народа к себе»[353], – говорил Ворошилов, предваряя выступление Сталина.

Сталин на Военном совете выступил развернуто, де-факто расставив точки над «i» не только в уже прорабатываемом сценарии, но и обозначив развязку:

«Это военно-политический заговор… Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты, и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за это дело, но не удалось. Рейхсвер хотел, чтобы в случае войны было все готово, чтобы армия перешла к вредительству с тем, чтобы армия не была готова к обороне, этого хотел рейхсвер, и они это дело готовили. Это агентура, руководящее ядро военно-политического заговора в СССР… Это агентура германского рейхсвера. Вот основное. Заговор этот имеет, стало быть, не столько внутреннюю почву, сколько внешние условия, не столько политику по внутренней линии в нашей стране, сколько политику германского рейхсвера»[354].

Сталин называл гитлеровские вооруженные силы – вермахт – рейхсвером. Оговорка симптоматична: «заговорщики» контактировали именно с рейхсвером, при президенте Гинденбурге, до прихода Гитлера к власти – выполняя стратегические военные задачи Советского Союза. Они же настаивали на сворачивании контактов с Германией после 1933 г., чему противостоял Сталин.

3 июня Сталин сообщил Высшему Военному совету что уже арестовано 300–400 человек, и заявил, что «наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем, что внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу»[355]. Он выразил недовольство отсутствием разоблачающих сигналов с мест и потребовал, чтобы они были: «Если будет правда хотя бы на 5 %, то и это хлеб»[356]. Директиву необходимо было выполнять. Маховик раскручивался стремительно, и судьи отлично понимали, что «очередь» скоро дойдет и до них. Дальнейшая военно-партийная тематическая дискуссия представляет собой вербальный гротеск.

«Алкснис (заместитель наркома обороны, член Военного Совета. – Ю. К.): Товарищи, размеры контрреволюционного военно-политического заговора в Наркомате Обороны и в Красной Армии, по-моему, превзошли размеры других наркоматов, по крайней мере, по количеству ответственных людей, участвующих в этом заговоре. Тов. Сталин в своем выступлении со всей полнотой и честностью сказал о причинах и предпосылках того, как и почему могло случиться, что этот заговор не был вскрыт в зародыше, что этот заговор не был вскрыт и разоблачен политработниками и командирами-большевиками нашей Р.К.К.А… Если со всей прямотой говорить, то сигналы были, и довольно много было сигналов. Однако мы этим признакам, явлениям, сигналам из-за потери остроты своего политического чутья не придавали достаточного значения и не пытались раскрыть существо дела. Я… прямо заявляю, я знал, что существует группировка Тухачевского, видел это, чувствовал ее. Видел, что если эта группировка какие-нибудь организационные мероприятия проводит, если Тухачевский что-нибудь сказал, то из Белоруссии и с Украины сразу выдвигают те же самые мероприятия и попытайся тогда противодействовать, по шее получишь… Но вот чего я не предполагал, это то, что это политическая группировка, что эта группировка имеет определенные политические цели…