Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

Он мрачно смотрит сначала на меня, а потом взгляд как бы расфокусируется и уплывает мне за ухо. Прижимает крепче, обнимая обеими руками, так что я, всё же, утыкаюсь носом ему в ямочку между ключиц.

Мне совсем не трепетно, а скорее тревожно. Неприятно. Беспокойно.

Он большой, тёплый, даже горячий. А я ощущаю напряжение и дискомфорт.

— Да, Колючка, я на море ещё чувствовал, что мы с тобой будто бы уже вместе. Понимаем друг друга иногда без слов, интересы схожи, реакции одинаковые. Что-то нас связывает. Но не сразу понял — что и как. А сейчас, ты звучишь, как мой внутренний голос. И правда, ты гораздо лучше, чем я, — под конец фразы Леон уже шепчет мне в волосы. И, кажется, собирается о них вытереть щёку.

Немного даю ему отдышаться и нам вместе помолчать. Но мне по-прежнему неудобно. Надо быстрее отделиться, пока я, от жалости и сострадания, опять не провалилась в костюм «хорошей девочки».

Положив руки на мощные плечи, подтягиваюсь повыше, выворачиваясь из захвата, и целую Леона в открытый чистый лоб. На нём горечь и боль, от собственного бессилия перед ломающими тебя близкими, ещё не оставили отпечатков в виде глубоких морщин. У Львёнка впереди вся жизнь и множество открытий. Не все они будут столь же приятными, как распаковка новой игрушки или только что откупоренная бутылка хорошего игристого. Но они сделают его другим — более взрослым, ответственным, серьёзным.

Если всё сложится и в будущем мы, всё же, останемся на орбитах жизней друг друга (а у меня будут силы и ресурс), я подскажу, подам руку помощи, носовой платок поддержки и чашку умиротворяющего чаю с валерьяной. Но подставлять плечо и по новой впрягаться в это тягло «семейного спасателя»?

Нет.

Я, как сказал мне недавно байкер Слава, у себя одна. Пусть я и дальше буду одна, но это будет мой выбор, а не подстройка под обстоятельства и желания других.

Я могу быть счастлива. Сама.

Леон — хороший мальчик. Но не мой.

Просто, так бывает. Моё счастье не он.

Кто? Сейчас я не знаю ответа, но буду его искать.

Как бы страшно мне ни было.

И найду.

Эфемерный аромат «Тархуна», словно витающий вокруг, подтвердил, что я на правильном пути.

67. Артем. Август. Т.

Усиленно борясь с похмельем ударным трудом, удалось выдержать рабочий понедельник практически до ночи, так что в резиденции, где он жил последний месяц, осталось только упасть и спать. По счастью, утром на соседней подушке никого не званого не обнаружилось, что не могло не радовать, это во-первых. А во-вторых, сигнализировало о том, что в голове у Софии Александровны есть что-то кроме розовой ваты и тонны обязательств перед родителями. Возможно, даже мозги.

Спасибо Савельичу (или Олегу, так и не понял — с какой стороны повезло) за нового личного помощника. Игорь понимал в чём смысл его работы, прекрасно готовил материал, быстро приносил одни папки, забирал другие, и, да, пользоваться кофемашиной тоже умел. Не рвался общаться, не просил составить протекцию или познакомить с кем-то, был вежлив, активен и работоспособен, по крайней мере, четырнадцать часов в сутки. Дверью не хлопал, каблуками не топал и обед где-то добывал. Это важно.

«Последняя неделя в Т.» — когда эта мысль оформилась в мозгах, забитых конкурсной документацией, Артём даже как-то замер. А потом, покрутив эту многосоставную и многосмысловую конструкцию так и эдак, длинно выдохнул и впервые, с момента неурочного и неудобного визита Аркадьевича в Северную Столицу, расслабился.

Война показывала неожиданный план. А жизнь доказывала, что она гораздо сложнее, чем некоторые состоявшиеся сорокалетнее главные архитекторы о ней думают.

Час до обеда во вторник прошёл бестолково — ни черта по работе не сделал, пил кофе, курил, думал о жене.

И чем дольше думал, тем сильнее хотелось увидеть, услышать, узнать — как она там, какие новости, о чём переживала, чем занималась. И обнять. Ужасно хотелось просто прижать к себе жену.

Но звонить по-прежнему было стрёмно, хоть это и идиотизм чистой воды. Они же столько лет женаты! Да и вообще, он ещё не высказал ей за этого идиотского Львёнка.

И вдруг, как молния — трекер же есть. Можно же узнать: где была, сколько, когда. И приехать слегка подготовленным. И с вопросами. Если успеть их задать до того, как в голову прилетит что-нибудь тяжёлое, то можно перехватить инициативу и, вероятно, решить проблему малой кровью. Верится с трудом, но вдруг?

Фигня-вопрос.

Открыть приложение, просмотреть данные.

И знатно офигеть.

А трекер-то не работает уже больше месяца. Нет сигнала. Датчик не подключён. И произошло это ещё до того, как Улька в гневе умчалась из дома. Как он проглядел даты? И самое главное — а что весь прошедший месяц делала его жена? И с кем? И где? И почему, чёрт возьми, она отключила датчик?! И как ещё нашла-то?

На душе нехорошо похолодало. Но безвыходных ситуаций ведь не бывает. Главное — всесторонне рассмотреть проблему.

Родню жены не спросишь — он ещё в своём уме. Провоцировать низвержение гневных громов и молний себе на голову добровольно? Нет. Остаётся очень неожиданный вариант — Влад. Брат, последнее время, постоянно оказывается «неожиданным вариантом». К чему бы это?

Может пора принять, что да, Алёнки больше нет и не будет. Никогда.

Но есть брат. Влад. И они оба с ним нуждаются в том, чтобы друг у друга быть. Не вежливо и на периферии, а как близкие родственники быть.

Тогда озадачим Влада.

Младший ответил быстро, но непонятно.

Юный падаван: «Говорил с Полей вчера. Уже лучше всё. Видел мельком Ульяну в воскресенье — вроде норм»

Большой Брат: «В смысле, говорил с Полей?»

Юный падаван: «Тебя не касались»

Большой Брат: «Оу. То есть, она в курсе фотографий?»

Юный падаван: «Да, всех. Обсуждать не желает»

Большой Брат: «А ты настаиваешь?»

Юный падаван: «Да, давно пора»

Большой Брат: «Удачи тогда. А Уля чего сказала?»

Юный падаван: «Ничего. Она меня не видела»

Большой Брат: «Но внешне она в порядке?»

Юный падаван: «О! Более чем»

Большой Брат: «Ладно. Скоро буду дома. Надо повстречаться через недельку будет»

Юный падаван: «Как скажешь. Пиши звони»

Большой Брат: «Конечно. Обалдел тут с этой грёбаной работой. Устал. Хочу семью увидеть»

Юный падаван: «Месть, брат, говорят, подаётся холодной. Наслаждайся»

И фото. Одно. Но эмоций от него. Миллион.

Летняя терраса «Мождо» (ноги их там не будет больше), столик с диванами в дальнем углу. На переднем плане, на краю дивана, большой пакет с вязаными Улькиными творениями. Вроде как, не просто так встретились? Широченная спина долбаного Львёнка, затянутая в синюю рубашку, почти во весь кадр, усыпанная золотыми кудрями. Он такой здоровый, что Улька кажется крохотной в его огромных лапах, и её еле видно. Немного плечо, руку, но в основном — тёмную макушку, в которую уткнулся мордой этот бессмертный гад.

Сердце бухает в горле. В башке звенит. В глазах темнеет.

Хочется что-нибудь сломать, кого-то убить, всё бросить… и валить отсюда, туда, быстрее, пока наглый московский мажор…

Вздохнуть. Длинно, со свистом.

Потрясти головой, поморгать.

Выругаться.

И принять одно важное окончательное решение.

На хер эти акции. Жить с местечковым пафосным семейством? Ложиться в постель со снегуркой? Всю оставшуюся жизнь оглядываться на властного тестя? Зачем? Во имя чего?

Он построил карьеру с нуля один раз, неужели, не сможет снова, ведь стартовые условия сейчас куда как лучше.

Но главное, что у него появилось за эти годы — его семья. Не идеальная, а реальная. Живая. Его.

И Улька — его. Только его. Всегда была, есть и будет. А что думают окружающие, да и сама жена, сейчас неважно. Он просто никому её не отдаст. Пока жив.

68. Ульяна. Август. Санкт-Петербург

Нужно отметить, что среда последней гипсовой недели удалась, как, впрочем, и два рабочих дня до неё.