Вихрь преисподней - Глеб Соколов

С этими словами Не-Маркетинг нажал кнопку вызова лифта.

– Постой, ты что же, совсем с ума сошел?! Уйдешь с работы никого не предупредив?.. А как же задание Главы представительства?

Но Не-Маркетинг только махнул рукой.

На этаже остановился лифт, двери раскрылись, Не-Маркетинг шагнул в кабину...

Маркетинг было хотел шагнуть за ним, но раздумал... Не-Маркетинг уехал...

По дороге от лифтов к двери офиса Маркетингу навстречу попался новый сотрудник представительства. Он вел себя так, как будто работает здесь уже давным-давно...

– Ну что, Не-Маркетинг, как всегда в своем репертуаре? – проговорил он.

– Да...

– По-моему, он просто переутомился. А может, это какая-то странная болезнь?

– Хотел бы я тоже заразиться этой странной болезнью!.. Только вот такая болезнь может помочь мне нивелировать весь этот ужасный информационный голод, который я начал ощущать с определенного времени.

– Что-о? – сотрудник усмехнулся.

Словно не слыша его, Маркетинг продолжал:

– Так случилось, что все время потакая своей жажде к все большей по объему и все более жареной информации, я тут же начал испытывать все более прогрессирующий информационный голод. И мне кажется, что информационная подпитка за счет непрестанных выяснений отношений с такими вот забытыми, отслоившимися душами – немалое подспорье в информационном насыщении информационно-голодного человека. Уж по крайней мере, частично решить проблему информационного голода она может! Я, как и Не-Маркетинг, тоже переутомлен; но к еще большему сожалению, мое собственное переутомление отнюдь не порождает во мне никаких информаций.

– Что вы несете?.. Я не понимаю, что с вами со всеми происходит?!

Часть третья

Встреча с привидением

Глава XI

Провозвестник нового Пророка

Выйдя из лифта Не-Маркетинг быстро прошел через бизнесцентровское лобби, миновал автоматические двери, по-прежнему не успевавшие закрываться из-за множества проходивших сквозь них людей... Вот он уже на улице... Точно так же, как совсем недавно чрезвычайно нарядно одетый молодой журналист, Не-Маркетинг миновал автостоянку, перебежал через дорогу и оказался в сквере, в том самом, в котором журналист повстречал привидение. Ему стало немного не по себе, но все же, оказавшись под раскидистыми деревьями, он не испытал особенного страха.

Спешивший на поиски фотографии Не-Маркетинг, тем не менее, остановился и внимательно посмотрел по сторонам, пытаясь разглядеть что-нибудь в дальних углах сквера, особенно сильно заросших высоким кустарником, но ничего подозрительного не обнаружил. Правда вдалеке между кустов бродил какой-то человек; возможно, он выгуливал там какую-то маленькую, незаметную в высокой траве собачку. Может быть, именно его принял за привидение чрезвычайно нарядно одетый молодой журналист. Впрочем, на взгляд Не-Маркетинга, в этой фигуре не было ничего ужасного.

Не-Маркетинг поспешил дальше и вскоре уже был на платформе метро. Та фотография, о которой он говорил коллеге в темно-синем пиджаке и серых брюках, располагалась как раз неподалеку от Измайловского парка, – в последние сутки он только и делал, что попадал в те места, уезжал из них и опять возвращался.

В метро – очень много народа, душно, его толкали, но он словно бы от всего отрешился – последн ие информации не давали ему покоя, размышления о странном террорис те, который потребовал себе репертуар ближайших кинотеатров занимали его...

...Ничего не изменилось со вчерашнего дня возле станции метро «Измайловский парк», но он заволновался, – о, как он заволновался, занервничал! Если в сквере возле бизнесцентра, в котором молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист повстречал, как ему самому казалось, привидение, Не-Маркетинг особенной нервной дрожи не почувствовал, то возле Измайловского парка он очень сильно заволновался – то и дело оборачивался, внимательно смотрел на всех встречных прохожих – он полагал, что здесь что-то может произойти.

В воздухе носился запах костра, а еще почему-то пахло яблоками. Измайловский парк был совсем рядом: через дорогу виднелись его деревья. Только тут он сообразил, что, в сущности, плохо помнит, где было то самое, с его подростковым портретом, фотографическое ателье. Какие-то неясные образы, смутные воспоминания – вот и все информации, которыми он владел. Ну что ж, это было не так уж и мало!

Прежде Не-Маркетинг бывал в этой фотографии всего пару раз, помнил, как поразил его собственный подростковый портрет в витрине, помнил, что, когда он был здесь в последний раз, – впрочем, этот последний раз был уже достаточно давно, – фотографическое ателье по-прежнему оставалось точно таким же, каким оно было в советское время. Хотя, в этот последний раз он уже совсем не помнил, каким фотоателье было в советское время, сохранилась только в голове информация о темном вечере, когда он был еще подростком, о скудности тогдашнего освещения внутри фотографии: темный угрюмый предбанник, темно-красные бархатные портьеры, и только тот стульчик на белом фоне, на который его посадил фотограф, был выхвачен из мрака яркими лампами. Он так и запомнил: этот мрак, и разрывающие его яркие лампы, и, кажется, тоже был запах костра. Да, точно, на дворе стояла осень, и жгли листья. Он пришел фотографироваться для какого-то дурацкого то ли пропуска, то ли удостоверения, – невозможно теперь вспомнить.

«Как бы хотелось поднять всю тогдашнюю информацию! – неслось в голове у Не-Маркетинга. – Всю-всю... И эту мою всегдашнюю застенчивость – до дрожи, до трусости. Мою слезливость, глупость, наивность».

Когда он был здесь в последний раз, уже после краха советского времени, уже когда висела в витринке его тогдашняя, древняя, сделанная до всего-всего, подростковая фотография, уже в этот свой приход, – информация об этом, – и это была одна из немногих скудных сохранившихся информаций, – эта информация была у Не-Маркетинга, – так вот ему помнилось теперь, что он подумал тогда: все в фотографии было старым, советским, и даже фотограф был одет в старую одежду, купленную еще в советские времена, – всё это было так. Но теперь Не-Маркетинг не был уверен, что сможет найти здесь, в окрестностях проклятого Измайловского парка эту древнюю фотографию.

А может быть, она уже не такая, как была когда-то?

Может быть, каким-нибудь темным осенним вечером, таким же темным, как и тот, в который он подростком посетил фотографию, советское время все же ушло из нее? Может быть, там сделан ремонт, новый интерьер и давно уже работает молодой фотограф? А может быть, этой фотографии вообще давно уже нет, а в том помещении расположился маленький продуктовый магазинчик с вывеской «Продукты 24 часа» или салон сотовой связи с рекламами новых тарифов вместо подростковой фотографии Не-Маркетинга в витрине?..

Что это?! Улицы, перекресток – как будто из прошлого, из советского времени. Та же унылость, серость, мимо едет облезлый чихающий грузовик советского производства. Но нет, присмотревшись к округе внимательнее, он обнаружил совсем неподалеку, на другой стороне улицы стоящим у обочины красивый иностранный автомобиль. Но заграничный автомобиль уехал, и опять кругом – прошлое, советское время! Не-Маркетинг пошел быстрее, Не-Маркетинг почти побежал! Где-то здесь должно было быть фотографическое ателье с его подростковым портретом в витрине! Кругом было уныло, бедно, грустно... Но, должно быть, это просто неожиданно переменилась погода, набежали тучи, сделалось пасмурно и неуютно. Прохожих мало, да и те – одни старички и старушки, одетые, словно нарочно, по моде сгинувших советских времен! Хотя, Не-Маркетинг понимал, что это не показатель, и пожилые люди часто подолгу донашивают старые вещи. Все может быть, такое может быть.

Но Не-Маркетингу хотелось, хотелось, чтобы на этой улице было, как в советское время, и он находил, находил былые приметы. О-па! Вот она, та самая фотография!

Тут он струсил окончательно, сбавил шаг и в какой-то момент чуть ли не остановился. Сейчас он, возможно, увидит свой подростковый портрет, который способен многое прояснить. Но может, того портрета в витрине уже нет?!

Медленно Не-Маркетинг приближался к витрине, напряжение с каждым последующим шагом, с каждой секундой нарастало... Ему в голову почему-то пришла неожиданная информация про то, какие у него были часы, когда он пришел сюда фотографироваться подростком: допотопные, полученные им по наследству, часы послевоенного выпуска с белым, выцветшим циферблатом и погнутыми черными стрелочками. Где сейчас эти часы? Где-то валяются среди ненужного хлама?! Или их выбросили на помойку, и они заржавели там? Но все равно, где-то должно быть что-то, что осталось от тех часов, которые были на нем, когда он был подростком. Не переплавили же их! Не растаяли же они, как лед, как снег! Почему же, черт возьми, пришла ему теперь в голову эта информация про допотопные часы?!